Шпионы и все остальные

Пушко не знает, кого и за что майор теребил, но когда через пару дней его опять послали на второй участок, то в Большом Кисельном переулке пропуск выписали сразу. Правда, в дополнение к пропуску прилагался хмурый лейтенант с невеселой фамилией Грустилов.

— Инструктаж проходили? — пробурчал он вместо приветствия.

— Конечно. Уже третий месяц по вашим подземельям болтаюсь.

Лейтенант не обратил на его слова никакого внимания.

— По спецтоннелю передвигаетесь строго за мной, смотрите мне в затылок. Интервал не менее метра, не более двух метров. Команды выполнять четко и быстро. Не переспрашивать. Ничего не трогать без разрешения. Оружие, мобильный телефон, фотоаппаратуру сдать.

— Какое оружие? Откуда?

— Чего нет, то не сдаете. Но телефон-то есть? Вот и сдавайте!

— Прямо здесь?

Подозрительный взгляд.

— А где еще?

Было похоже, что лейтенант Грустилов здорово не выспался.

— Но нам ведь в Кремль как бы. Второй участок ведь там…

— Я знаю, где находится второй участок, — отрезал лейтенант.

Ладно. Спорить Пушко не стал.

Через пять минут бесшумный лифт доставил их на подземный этаж. Коридор с низким потолком. Согнутый в три погибели Пушко (рост 190 см) уворачивался от светильников и, глядя в прямой затылок сопровождающего, понимал, почему в спецтоннелях сплошь и рядом служат невысокие крепыши. Их нарочно подбирают. Остальным, наверное, просто сносит головы вот в таких коридорах.

Еще один лифт. Грузовой? Очень просторная кабина. Впрочем, в грузовом лифте сиденья ни к чему, а здесь их целых два ряда. Зачем здесь сиденья?

«Не переспрашивать», — вовремя вспомнил Пушко.

Ни пульта, ни кнопок в кабине нет. Однако едва Грустилов сдвинул толстые стальные створки, пол под ногами качнулся. Поплыли.

Странное ощущение. На какой-то миг голова закружилась. Как будто пол уходит из-под ног, но уходит не туда, куда положено ему уходить при спуске в лифте. Непонятно куда. По ногам побежали мурашки.

Пушко взялся рукой за стену. Грустилов отошел от двери и опустился на сиденье. Чего это он расселся, подумал Пушко. Лифт сломался, что ли?

Прошла минута, две. Лейтенант сидел неподвижно. По ногам бегали мурашки.

Через пять минут Пушко не выдержал.

— Так мы в Аргентине, чего доброго, окажемся…

Грустилов повернул к нему лицо.

— Почему в Аргентине?

— Ну… Она как бы с противоположной стороны земного шара находится…

— В противоположной точке от Москвы — Тихий океан, — веско и очень серьезно сказал лейтенант. — До побережья Аргентины оттуда больше двух тысяч километров.

Пушко едва не захохотал, вовремя сдержался. Нет, ну а вдруг лейтеха и в самом деле доезжал в этом своем лифте до самого океана?..

Кабину ощутимо тряхнуло. Пушко ткнулся плечом в стену. До него вдруг дошло, что это не лифт, а подземный электропоезд. «Метро-2» какое-нибудь. И движутся они, надо полагать, не вниз, а на юг, вдоль Рождественки, аккурат в сторону Кремля.

Он хотел высказать свои соображения лейтенанту, но тут тряхнуло еще раз. Мурашки пропали. Остановка. Грустилов поднялся и открыл дверь.

— Периметр Кремля, особая зона. Выходим. Пропуск держать в руке.

Опять бетонный коридор. Две черные фигуры с автоматами в неглубоких нишах напомнили Пушко старую компьютерную стрелялку «Вольфенштейн». Он протянул пропуск, автоматчик молча взял его и вернулся на свое место.

Повернули. В стене справа торчали стальные «жабры», из которых выходили наружу кабели и тянулись вдоль стены. Через каждые десять шагов к стене крепился кронштейн с датчиками.

— Здесь начинается второй участок контроля. Отсюда и до самой Солянки. Ваш пропуск действителен два часа, надо управиться.

— А если не управлюсь? — спросил Пушко.

Лейтенант ухмыльнулся.

— Автоматически включится ПШ-2М, инфразвуковой «психошторм».

— И что это такое?

— Инфразвуковой барьер. Как вам получше объяснить… — Грустилов приподнял фуражку, почесал лоб. — В общем, некоторые товарищи бетонный тюбинг грызли, так наружу хотелось.

Чисто. Холодно. Запах озона. Гулкий звук шагов. Интервал полтора метра. Кругом бетон: под ногами, по сторонам, над головой.

Наверху круглые плафоны, испускающие неживой, мертвящий свет. Светильники работают в паре с датчиками движения — загораются в нескольких метрах перед Грустиловым и гаснут где-то за спиной Пушко. Внизу — не очень ровная поверхность с небольшим уклоном, через каждые сто метров в нее вделаны мелкоячеистые решетки — похоже, под ними ливнестоки, соединяющиеся с кремлевской канализацией. А мелкие ячейки — защита от крыс. В любой канализации полчища крыс, даже в кремлевской. Крысам ведь допуски не оформишь и пропуска не выпишешь…

Справа и слева волнистые линии кабелей — штук сорок, не меньше. Провисают, подтягиваются ближе к кронштейнам. Они похожи на нотный стан с десятиметровыми тактами.

Датчики емкостного контроля на кронштейнах мигают зелеными цифрами. Зеленый — это хорошо. Значит, враг не подключился к особо секретным линиям связи.

— Кстати, а где ваш журнал контроля? — вспомнил Пушко. — Можно взглянуть?

Затылок у Грустилова широкий, стриженый, с короткой поперечной складкой.

— Нельзя.

Он не обернулся и не снизил скорость.

— Где-то есть, наверное, этот журнал. Не знаю. Я не оператор. Мне велено провести и показать, остальное меня не касается.

Пушко, мягко говоря, удивился.

— Но ведь должен быть оператор! Как без оператора? Как без журнала? Это ведь Кремль, зона особого контроля!

— В том-то и дело, что особого, — проворчал лейтенант. — Второй участок курирует кто-то наверху, напрямую. И в операторах у него полковник какой-нибудь, наверное, бегает. А то и генерал…

Через несколько шагов он добавил:

— Здесь вообще такой порядок, какого во всей стране не сыскать. Тут даже крысы не бегают. Пищат иногда там, внизу, — он показал на очередную решетку. — А в зону контроля не выходят. Вон, даже пыли нет. Потому можете не ходить особо, время не тратить. Ставьте галочку, где надо, и вертайтесь спокойно себе на Лубянку…

«Вот уж нет. Не на того нарвался», — подумал Пушко. Вслух, правда, ничего не сказал. Но лейтенант расценил его молчание по-своему.

— Страшная штука этот «психошторм»!

Он остановился и повернул к Пушко рыхлое недовольное лицо.

— У некоторых мозги вскипают, натурально. Три секунды — и ты уже чучело с горячей овсянкой в голове. Но это строго индивидуально, у кого какой организм. Некоторым ничего, недельку в реабилитационном центре поваляются, потом дальше живут. Вот так-то.

Пушко только сейчас заметил, что верхний резец с левой стороны у Грустилова выпирает и оттопыривает губу. Возможно, поэтому выражение лица у него такое странное. Даже жутковатое. Как у вурдалака. Вдруг набросится и начнет кровь пить? Но пока только каким-то «психоштормом» пугает.