Штрафная мразь

Клёпа восторге покрутил головой - « Ну фашисты проклятые. Надо же до такого додуматься. Уже и спирт в таблетках придумали делать, капиталисты проклятые!»

Он бросил в кружку две таблетки, потом подумал и добавил ещё две. Растолок их рукояткой ножа, налил воды. Таблетки не растворялись.

Вытащил из-за голенища сапога ложку. Принялся лихорадочно размешивать содержимое кружки. Серые крошки осели на дно, не растворяясь. Клёпа сделал глоток. Порошок хрустел на зубах. Вкус омерзительный. Крепости никакой. Кайфа тоже.

– Да-ааа!- Сказал Клёпа.- с вохрой спелся сам вохрой стал. Говорила мне мама, не вяжись с легавыми. Обманут!

В это время прибежал Грачёв, новый связной командира роты. Клёпе предписывалось вместе со старшиной отбыть на склад и доставить на передовую продукты.

Там Клёпа всё-таки разжился у танкистов какой-то бурдой, уважительно именуемой шилом. Шило по вкусу и запаху было очень похоже на керосин. Скорее всего его хранили в ёмкости из под солярки. Отрыжка напоминала выхлоп танкового двигателя.

Старшина вернулся без Клёпы. Приданный ему подчинённый появился часа через два. Нетвёрдо стоящий на ногах. В расхристанном виде. Со свежей ссадиной на лбу.

Помочился на штабное крыльцо. Икнул. Потом обматерил появившегося старшего лейтенанта Васильева.

Тот приказал до полного протрезвления закрыть Клёпу в холодном сарае. Клёпу взяли за руки за ноги и бросили в сарай на драный мешок, набитый сеном.

Рядом поставили караульного.

Ночью Клёпа пришёл в себя и увидел на фоне звездного неба, товарища Сталина. Вождь заглядывал в маленькое окошечко под крышей и посасывал мундштук трубки.

Клёпа спросил:

– За что я сижу, Иосиф Виссарионович? В чем я виноват?

Сталин ответил глухим ровным голосом:

– Ви и в чем не виноваты, товарищ боец- переменник Клепиков. Мы с товарищами из политбюро уже разобрались в вашем деле. За вашу храбрость в борьбе с вражеской авиацией принято решение присвоить вам звание генерал-майора. Форму и погоны получите утром на совещании.

Вождь всех народов мгновенно скрылся...

Клёпа вскочил. Подбежал к двери. Забарабанил кулаками.

– Открывай, сука волчья! Караульный подошёл к двери. Зевнул:

– Чего тебе, Клёпа?

– Как чего? Мундир тащи генеральский! Меня товарищ Сталин вызывал на совещание! Ну-у!

Тот ещё раз зевнул.

– Спи Клёпа. Совещание отложили до завтра.

* * *

Был приказ Верховного не держать штрафников в тылу.

Рота получила приказ провести разведку боем.

– Какая нахер разведка боем, товарищ первый!
– Кричал Половков в трубку.- У меня людей нет!

Потом он долго слушал разгневанный голос на другом конце провода.

– Слушаюсь! — сказал коротко.- Разрешите выполнять?

Капитан встал, заходил по землянке. Хусаинов видел, что ротный чем то озабочен. Минут через десять вызвал к себе Васильева.

– Утром немцы заняли Андреевку, — Он указывал Васильеву на домишки, видневшиеся за перелеском. — Приказано их оттуда выбить.

Старший лейтенант Васильев молчал. Он сидел за столом, тяжело уронив руки на столешницу.

Половков психанул, подскочил к столу.

– Ты, Саня, скажи хоть что-нибудь!

Васильев вздохнул, неодобрительно покосился на командира рота, заметил:

– Что тут, скажешь. Людей мало, да и те устали. Побьют нас! Я тебе никогда не говорил. У меня отец был строителем, после гражданской восстанавливал мосты через Днепр. И он очень редко рассказывал, как они расчищали завалы у быков мостов, поднимали вагоны-теплушки, а в них жили сомы. Сомы, заплывали туда мальками, и питались мертвечиной затонувших вместе с эшелоном красноармейцев. Они разъедались до такой степени, что не могли выплыть обратно через окошки теплушек обратно и жили в этих теплушках годами… Я тогда ещё пацаном думал, за что погибла такая уйма народа?..

Вот и сейчас положим людей ни за что ни про что…

И, встав из-за стола, добавил:

– Ладно... Делать нечего. Пойду людей готовить. Соберу сержантов. Ты не тушуйся, если надо, все как один умрём. Или мы не большевики!

— И ты не тушуйся, этих положим — других пришлют,— крикнул Половков ему в спину.— Нам не привыкать.

Васильев ушёл не оглянувшись. Скрипнула входная дверь, клубы холодного воздуха метнулись внутрь землянки.

* * *

Для бывшего майора Коновалова это был первый бой. Он внимательно прислушивался к старым опытным штрафникам, всерьёз надеясь выжить.

– Снова придётся в штыковую, - пожаловался Клёпа.

– Ага,— кивнул Гулыга, —делать нечего, опять придётся резать.

Коновалов напрягся и спросил вежливо:

– А без рукопашной никак?

– Это как без рукопашной?
– Покосился на него Клёпа.

– Ну пустить вперёд танки. Или обработать артиллерией!

– А вы что, товарищ бывший майор, крови боитесь? Обмороков случайно не бывает?— осклабился Клёпа.

– Ты спроси, может быть он ещё и по ночам ссытся!— заломил бровь Гулыга.

Остальные штрафники учуяв развлечение подтягивались поближе. Роли уже давно были распределены, нужно было лишь довести пассажира до кондиции.

– А может быть он толстовец? Или непротивленец? Или член лиги сексуальных реформ?— слышались отовсюду смешки.

Друг друга они понимали с полуслова, подхватывали легко и непринужденно играли спектакль, выдержавший уже сотни представлений.

Коновалов лишь опасливо крутил головой, не понимая где шутят, а где говорят всерьёз.

– Ладно, хорош!- Оборвал веселье Гулыга.- Постебались маленько, атмосферку колыхнули— и хватит...

Вечером к Коновалову подобрался Швыдченко.

– Ты товарищ майор, ко мне поближе держись. Я в лагере выжил и здесь второй месяц уже воюю. Эту урлу не слухай. У них одно на уме. Напиться, нажраться да сдохнуть покрасивше, чтобы потом сказали - умер вором! Слухай меня.

Швыдченко оглянулся по сторонам.

– В атаку когда пойдём, ты беги, ори вместе со всеми, а потом вдруг споткнись — полежал, огляделся и назад побежал, как будто сдуру. Ротному на глаза не попадайся, а то он в бою бешеный, может и пристрелить.