Штурмовик из будущего 4

— Правда?! — Гришина с надеждой посмотрела на экспата. — Ты не обманываешь?

— Да куда ж я от тебя денусь, глупенькая? — усмехнулся Дивин.

— А никуда! — неожиданно твердым голосом сказала вдруг девушка. Глаза ее вспыхнули. — Мой ты теперь! Навсегда! Целиком и полностью — до последней капелюшечки крови! И не вздумай смеяться, у меня в роду ведьмы были. Прокляну! Ей-ей, прокляну!

Дивин вздрогнул.

— Что ты такое говоришь, разве такими вещами шутят?

— Испугался? — зловеще улыбнулась Ангелина, грозно сводя точеные соболиные брови. Куда только слезы делись. — Правильно. Знаешь, мне ведь даже девочки недавно сказали — вроде бы в шутку, — что мы с тобой теперь одной веревочкой повязаны. А что: ты — Григорий. Гриша. А я — Гришина. Понял?

Экспат покачал головой.

— А я и не отказываюсь, — сказал он просто. — Твой, так твой. Только…только и ты — моя! — он притянул ее к себе и девушка доверчиво уткнулась в грудь экспата, прижавшись лицом к выгоревшей добела гимнастерке, пропахшей солнцем, ветром и терпким мужским потом.

— Гриш, а возьми меня к себе? — глухо попросила Ангелина.

— Куда? Что значит: «К себе»? — обалдел Дивин. — Что ты еще такое удумала?

— В экипаж! — летчица подняла голову и с надеждой посмотрела на Григория. — Я ведь на пилота переучилась, а начинала воевать как штурман. Между прочим, два курса мехмата МГУ закончила!

— И что?

— Вот ты дурачок непонятливый! — рассердилась Гришина. Она оттолкнула экспата, и нетерпеливо топнула ногой, обутой в щегольский сапожок из желтой лосиной кожи, которую пронырливые бойцы из хозвзвода добывали, безжалостно обдирая баки сбитых «юнкерсов». Выглядела такая обувка форсисто, но, вот беда, совершенно не держала воду. — Будем вместе летать. Ты — пилот. Я — штурман. А Савелий стрелком-радистом. Я видела, «жучок» твой после крайних вылетов только на запчасти и пригоден. А больше в таком исполнении у вас в полку самолетов нет. Остальные как раз с кабиной штурмана в носовой части. Видишь, как все удачно складывается?

Экспат замер. Представил на секунду, как сидит за штурвалом «бостона», ведет его сквозь облака разрывов от зенитных снарядов, через огненные трассы «эрликонов», а в хрупкой стеклянной кабине прямо перед ним находится любимая…

— Даже не проси, — сказал он угрюмо, но твердо. — Я с ума сойду, если придется так летать. Вон, вчера майор Рутолов осколок в руку получил. Как раз в носовой кабине был. Храбрится, в санбат не пошел, а сам морщится от боли, когда думает, что я не вижу, как он в самолет с трудом карабкается. Опасно там. Очень опасно. Я ведь не могу попросить фрицев, чтобы они по нам не стреляли, правда? Нет, даже не мечтай!

— Дурак! — крикнула Ангелина со слезами в голосе. — Какой же ты дурак, Кощей! А сейчас я, по-твоему, в полной безопасности летаю? У нас ведь даже парашютов нет, знаешь об этом? Если попадут, то просто сгорим в воздухе или разобьемся при падении. Или не слышал, как недавно Женька Руднева с Паной погибли?[1] Чего молчишь, глаза отводишь? Сказать нечего? Ну и будь тогда один, чурбан бесчувственный! — она резко крутанулась на месте и припустила к стоянкам «кукурузников», оставив Григория стоять в полном обалдении.

— Черт! — экспат снял фуражку и потер вспотевший лоб, глядя вслед убегающей подруге. — Что это было?

— Мя-ууу! — заорал вдруг утробным басом появившийся, словно из-под земли, Шварц. Кот пристально смотрел на хозяина, и в его круглых глазах ясно читалась снисходительная усмешка. Похоже, он тоже сомневался в умственных способностях хозяина.

— Вот я тебя! — погрозил ему кулаком разгневанный экспат. — Не хватало еще, чтобы надо мной комок шерсти насмехался!

Кот пренебрежительно оскалил здоровенные клыки, а потом демонстративно широко зевнул и отвернулся, показывая, что потерял интерес к общению с Дивиным. Но уши, на всякий случай, пугливо положил.

— То-то!

К Севастополю Григорий летел уже не в первый раз. Когда полк «сточился», командование дивизии волей-неволей было вынуждено поумерить свои хотелки. Посылать днем «бостоны» на штурмовку немецких и румынских частей означало, что скоро в строю не останется вообще ни одного экипажа. Даже с учетом того, что гитлеровские асы резко снизили активность, перебрасывая свои самолеты на аэродром Херсонес, а сухопутные части гитлеровцев потеряли почти все средства ПВО, время от времени они все равно больно огрызались. А-20 — это не «ильюша», брони у него почти не было. И удачный выстрел из пулемета вполне мог доставить ему массу неприятностей.

Так что начальство решило, что теперь роль загонщиков для драпающей немчуры будут исполнять исключительно Ил-2. А «американцы» займутся охотой на курсирующие туда-сюда караваны судов под фашистским флагом, что спешно эвакуировали солдат, раненых, пленных и кое-какое снаряжение из Крыма, ставшего вдруг таким негостеприимным. И тут как нельзя, кстати, пришлось предложение Дивина ударить по Констанце. Правда, экспат надеялся, что операция будет масштабной, с привлечением союзников. Но жизнь, как водится, внесла свои коррективы, и пришлось довольствоваться малым. Точнее, изменить цель. Приоритет сменился на гавань Севастополя. Как сказал с невеселым смешком начштаба майор Маликов: «Труба пониже и дым пожиже».

Ознакомившись с результатами первого налета на Севастополь, в котором приняли участие две с половиной сотни самолетов 8-ой воздушной армии — успехи оказались минимальными (вроде бы потопили один транспорт), а домой не вернулось больше тридцати машин, Григорий решил кое-что изменить и для начала подбросить фрицам горячих угольков за шиворот, накидав в морские коридоры проходов к гавани мины.

На вооружении советских летчиков имелись английские донные неконтактные парашютные мины «А-4». В отличии от устаревших, разработанных в СССР еще перед войной, якорных «АМГ-1», «А-4» имел прибор срочности, что приводил мину в боевое положение не сразу после сброса, а через установленное время. А еще прибор кратности, который заставлял взрыватель срабатывать вхолостую на нужное количество проходов кораблей. Пять пройдут спокойно, а на шестом вдруг грянет взрыв. Очень сложно было обнаружить подобный «сюрприз» и обезвредить его при помощи тральщиков.

А чтобы немцам стало совсем «весело», экспат решил вновь прибегнуть к уже не раз испытанному им на практике способу сброса: набрать перед целью высоту в полтора километра, затем снизить до минимума обороты двигателей и спланировать в нужную точку практически неслышной тенью. Потом скинуть мины с высоты в пятьсот метров, немного погодя добавить газу и ищи-свищи ветра в поле. Если даже и заметят фрицы бомбардировщик, то определить, где именно он мог что-то сбросить, будет неимоверно сложно.

До Севастополя от Багерово по прямой чуть больше двухсот километров, размышлял Дивин. С учетом маневрирования, плюс-минус, час — туда, час — обратно. Значит, за ночь пару-тройку раз вполне можно будет обернуться. Вроде бы немного, но, если по уму поставить мины, то фашистам придется ой как несладко! Рванет один-другой корабль в момент прохождения по ранее безопасному фарватеру, остальные сто раз подумают: а стоит ли им туда теперь соваться? Получается, запрем немчуру в гавани. Можно еще попросить, чтобы несколько экипажей отвлекли гансов, пошумели над городом. Тогда вообще хорошо выйдет.