Сидни Чемберс и кошмары ночи

Рори Монтегю жил в комнатах в Новом дворе неподалеку от сторожки. Сидни не радовала перспектива встречи, поскольку казалось трудным одновременно добывать информацию и утешать.

К тому же было нечто непонятное в самой сути случившегося. Можно представить, что на стену лезет новичок, чтобы пощекотать нервы. Сидни сам этим когда-то грешил. Но чтобы сотрудник колледжа подбивал на рискованное восхождение студентов в темную, снежную зимнюю ночь — это было верхом безумия.

Зачем им это понадобилось? Неужели ради остроты эмоций, убеждения, что жизнь — поступок, а там, на стене, их подстерегает опасность в чистом виде? В этом, как полагал Сидни, и была притягательная сила восхождений — влек неимоверный страх, сознание, насколько сократилась дистанция между жизнью и смертью, когда стоит оступиться, утратить на мгновение внимание, и приключение обернется трагедией.

Монтегю был нервным молодым человеком с вьющимися каштановыми волосами; грудь колесом, очки в роговой оправе и маленькая родинка на левой щеке. Одет был в твидовый пиджак, горчичного цвета джемпер и рубашку компании «Вантона Вайелла» с темно-зеленым галстуком. Внешне он никак не походил на кембриджского альпиниста и тем более на злодея, замыслившего погубить товарища.

Сидни начал с извинений:

— Прошу прощения. Понимаю, вам сейчас нелегко.

— Зачем вы пришли? — спросил Монтегю. — У меня неприятности? Считают, что во всем виноват я?

— Меня попросили поговорить с вами.

— Кто?

— Колледж. И уверяю вас, все, что вы мне скажете, останется между нами.

— Я уже сделал заявление. Хотя с самого начала было ясно, что оно ничего не проясняет. Не представляю, что произошло.

Сидни сознавал, что должен тщательно подбирать слова.

— Если вам нечего добавить к тому, что уже заявили, я, разумеется, пойму. Обстоятельства сейчас для вас непростые. Только знайте: если захотите что-нибудь еще обсудить, я в вашем распоряжении.

— С какой стати я вдруг захочу?

— Видите ли, у меня есть опыт общения с полицией, и от меня, видимо, ждут, что я сумею как-то сгладить острые углы.

— Нечего сглаживать, каноник Чемберс. Произошел несчастный случай. Разбился мистер Лайал. Все это была сплошная глупость, тем более что я страдаю от головокружений. Не следовало лезть туда, вот и все.

— Зачем же полезли?

— Кит считал, что будет круто. Он знал, что его наставник проделывал подобные штуки. Они были близко знакомы.

— Вы с Бартлеттом друзья?

— Кит всем нравится.

— Где он сейчас?

— Наверное, отправился домой.

— Судя по всему, нет. И это вызывает беспокойство. У его родителей и, полагаю, у вас.

— Вероятно, он считает, что я могу сам о себе позаботиться.

— А можете?

— Не знаю.

— Позвольте спросить, как вас втравили в эту историю.

— Мистер Лайал знал, что я из семьи альпинистов. Мой отец был одним из самых юных, кто забрался зимой в гололед на северный склон Бен-Невис [2] . Теперь и мои братья проделали то же самое. А вот я не такой смелый.

2

Самая высокая вершина Великобритании (1343 м)

Сидни бросил взгляд на аккуратно уставленный обувью стеллаж.

— Я смотрю, у вас там альпинистские ботинки.

— В нашей семье у каждого должны быть такие.

— Вы всегда боялись высоты?

— Холмы и овражки в Озерном крае мне нипочем. Но я не переношу отвесных обрывов. Если попадается что-то круче детской горки, вот тогда я пугаюсь.

— А на крыше Королевского колледжа?

— Запаниковал.

— Хотя не видели, что стены отвесно тянутся вниз?

— От этого мне стало еще хуже.

— Зачем вы втравились в эту авантюру?

— Хотел самоутвердиться, попытаться избавиться от страха…

Сидни помолчал. Ему показалось, что ответ прозвучал как-то легковесно и надо нажать на собеседника.

— Вы можете вспомнить, что произошло?

— Мне кинули веревку, но я не мог найти опору для ноги. Попросил мистера Лайала еще немного стравить, затем раздался крик. Мне показалось, будто я услышал, как Кит спускается вниз. Точнее сказать не могу — было темно.

— Несмотря на луну и снег?

— Я видел лишь то, что находилось совсем рядом.

— Вы полезли на часовню, чтобы фотографировать остальных?

— Да, но так и не достал аппарата.

— Не сделали ни одного снимка?

— Нет. Собирался, но все пошло наперекосяк. — Рори Монтегю помедлил, а затем сказал то, что, скорее всего, не собирался произносить вслух: — Ненавижу это место!

Сидни удивил его внезапный взрыв эмоций.

— Вы всегда испытывали это чувство? «Ненавижу» — сильное слово.

— Кит хорошо ко мне относился. Мистер Лайал тоже. Говорил, не важно, откуда человек, если у него твердые убеждения.

— А какие убеждения у вас?

— Я не из тех, кто вступает в здешний хор, если вы это хотели узнать.

— Я имел в виду политические убеждения.

— Верю в равенство. Нельзя жить в стране, где для богатых одни законы, а для бедных другие.

— Понимаю, — кивнул Сидни, знакомый с левыми взглядами молодых.

— Вот вы сказали «понимаю», — отозвался Рори, — но церковь — часть истеблишмента. Настанет время, когда человеку придется решать, на чьей он стороне.

— Не думаю, что вопрос должен стоять о какой-то стороне. — Ответ прозвучал так, словно Сидни оправдывался, чего он вовсе не собирался делать. Не любил, если его принимали не за того, кем он был на самом деле. — Проблема в честности и справедливости.

— В таком случае мы можем прийти с вами к согласию. — Рори слабо улыбнулся. — Хотя я член коммунистической партии.

— Некоторые не стали бы это афишировать. Я поражен вашей откровенностью.

— Мне нечего стыдиться. Настанет день, и революция доберется до нашей страны, я обещаю, каноник Чемберс.

Сидни не понял, была ли это угроза или Монтегю просто рисуется. Казалось странным, что он с такой готовностью выкладывает сведения о себе. Если бы у него были связи с КГБ — каким бы невероятным это ни представлялось, — он бы не стал привлекать внимание собеседника к своему членству в коммунистической партии. И по той же причине, если бы Монтегю завербовала «наша сторона», его бравада могла быть лишь неудачной попыткой внедрения. Похоже, единственной виной Рори, если это можно назвать виной, являлась его политическая наивность.

Пережидая непогоду, Сидни поужинал в колледже тушеной бараниной и в дом приходского священника вернулся поздно. После ужина его поджидали орешки, фрукты и спиртное в традиционном сочетании, однако он понимал, что надо возвратиться вовремя, чтобы успеть вывести Диккенса на его законный вечерний моцион. Осторожно крутя педали велосипеда на посыпанных песком улицах, Сидни вспомнил, что собака не очень-то охотно выходила на снег. В последнее время пес казался каким-то скучным, и Сидни беспокоился, не заболел ли тот. С тех пор как он водил Диккенса к ветеринару, прошло уже много времени.