Сидни Чемберс и кошмары ночи

— Ну так как, Сидни? — поторопил Китинг.

— Большинство дел могут подождать, — неуверенно ответил священник.

Мужчины договорились встретиться на следующее утро в полицейском участке на Сент-Эндрю-стрит. Перед экскурсией на крышу часовни Китинг хотел заскочить в колледж осмотреть комнаты, где жил Кит Бартлетт.

Когда они шли по улице, Сидни на мгновение показалось, что за ними следят. Дважды позади мелькнул человек в темном плаще и мягкой фетровой шляпе, которого, как думал Сидни, он видел накануне вечером, когда направлялся в «Орел». Человек не спешил их обгонять и сворачивать в сторону не собирался. Это встревожило Сидни, но он не стал сообщать приятелю из опасения, что тот сочтет его чрезмерно мнительным.

Кит Бартлетт жил в номере на третьем этаже в Старом дворе. Жилая комната была обставлена мебелью, которую предоставил колледж: пара кресел, стол, стул, карточный столик. Односпальная кровать заправлена, шторы опущены, не было ничего личного, что свидетельствовало бы о присутствии жильца.

— Что он изучал? — спросил инспектор Китинг.

— Медицину, — ответил Сидни. — Специализировался в радиологии. Лайал был одним из ведущих специалистов в данной области. У Бартлетта не было бы отбоя от предложений поработать и в Англии, и за границей.

— Почему вы упомянули заграницу?

— Размышляю, куда он мог деться. — Сидни подумал, не будет ли перегибом представить, что конечным пунктом путешествия студента является Москва.

— У нас нет данных, что он покинул страну.

— И нет данных, что он до сих пор в Англии. Почему человек внезапно исчезает, если он не преступник? Каковы могут быть у Бартлетта мотивы убить Валентайна Лайала, если это он его убил?

— Прежде чем вы не расстроитесь окончательно из-за моего бездействия, Сидни, замечу, что успел предупредить инспектора Уильямса из Скотленд-Ярда. Он следит за всеми главными пунктами выезда из страны. Лондонский аэропорт располагает приметами Бартлетта.

— Он наверняка поедет по фальшивым документам. Ваши люди здесь хорошо обыскали?

— Да. Но я захотел взглянуть сам. Здесь все чисто — слишком чисто.

— В каком смысле?

— В доме студента всегда что-нибудь да найдется. Хоть какая-нибудь улика: забытая книга, обрывок бумаги за креслом, старая газета… Тут же ничего. Профессиональная работа.

— Из чего следует?

— Он убирался не сам. За него это сделали другие.

— Кто?

— Тот, кто решил не оставлять следов.

— След всегда можно обнаружить, — заметил Сидни.

— Тот факт, что ничего не найдено, сам по себе ключ. — Инспектор Китинг открыл дверь на улицу из комнаты Бартлетта. — Темные силы, если угодно: государственная тайна, национальные интересы.

— Понимаю.

— Насколько было проще на войне. Не было случая, чтобы вы просыпались и обнаруживали, что кто-то из ваших товарищей по полку нортумберлендских стрелков фашист. Мир — штука посложнее. Гораздо проще скрывать свои намерения и прикидываться тем, кем ты на самом деле не являешься.

Мужчины пересекли Старый двор и перешли на противоположную сторону Кингз-парейд. Нервюры часовни Королевского колледжа Сидни считал величайшим достижением градостроителей Кембриджа. Они казались ему намного привлекательнее галерей Глостерского собора или капеллы Генриха VII в Вестминстерском аббатстве. Казалось, что находишься внутри красивой лодки или прекрасной скрипки.

Вскоре они остановились с западной стороны, любуясь возвышающимися на восемьдесят футов нервюрами из серебристо-серого камня.

— Кое-кто полагает, — начал Сидни, — будто Бартлетт пролез в отверстие под опоры свода и там дождался, пока не очистился горизонт. Но я считаю, что существуют иные способы эвакуироваться с крыши.

— Кроме внутренней лестницы, которой воспользовался Монтегю?

— И, наверное, не один. Мой приятель Робин объяснит, какие существуют возможности.

К ним подошел священник с моложавым лицом, в красной сутане и подал ключ.

— Обязательно надо поменять замок, — произнес он. — Кто-то из наших гостей сделал при помощи мыла или воска слепок и изготовил дубликат. Отныне все экскурсии на крышу будут только с сопровождающим.

Регент спешил — до вечерней службы планировалась репетиция хора.

— Хорошо бы вы успели спуститься до того, как мы начнем. И, пожалуйста, заприте за собой дверь, чтобы за вами никто не проник на лестницу.

— Не сомневайтесь, — кивнул Китинг.

— Мы ненадолго, — улыбнулся Сидни. — Не знаю, как поведет себя голова инспектора на высоте.

— Справлюсь, — заверил его спутник. — Хотя так близко к небесам я еще не возносился. Надеюсь, выше шлагбаум будет закрыт.

Сидни повернул ключ в ржавом замке.

— Постарайтесь не чертыхаться, инспектор. Оставьте крепкие словечки за порогом. Хотите, чтобы я пошел вперед?

— Если не возражаете. Вы сами-то сюда забирались?

— Не буду хвастаться. Моя практика ограничилась детскими восхождениями: фронтоном Гонвилл-колледжа и прыжком оттуда на сенат. Но адреналина, поверьте, хватило. А на крыше часовни я был всего дважды и оба раза поднимался этим самым путем. Вид оттуда потрясающий.

— Тем более странно, что кому-то понадобилось лезть туда ночью.

На середине винтовой лестницы приятели остановились отдохнуть.

— Мне всегда нравились клейма каменщиков. Это единственное проявление гордости за свою работу в анонимном во всех других отношениях здании.

— Они напоминают мне задумавших совершить побег узников, — отозвался Китинг. — И охота была Бартлетту здесь сидеть? Чем, черт побери, он занимался? Понимал же, что рано или поздно его обнаружат.

— Если только не задержался тут на несколько часов или не знал иного пути к отступлению. Что бы ни говорили надзиратели, мне не верится, что лестницу так долго караулили. Бартлетт мог спуститься в три-четыре утра и успеть на первый поезд в Лондон.

— Отправлением в 4.24? Тогда он мог погрузиться на один из первых паромов в Европу. Если это случилось, то у нас мало шансов найти его.

Приятели вылезли на крышу. Снегопад скрыл оставленные в ночь трагедии следы, а промерзший камень вблизи казался не таким прочным, как издалека. Сидни подумал о первых каменщиках: сколько же им приходилось работать в подобных условиях? Зимой, когда не хватает света? Он подошел к северо-восточной башне.

— Полагаю, Рори Монтегю начал спуск по веревке с первого парапета, хотя путь этот совсем непростой.