Сидящее в нас. Книга первая
Шрифт:
И плюхнулся в кресло, борясь с одышкой. Он радовался, как ребёнок, искренне веря, что удивил самого демона. Расплывшийся, рыхлый старик с остатками былой красоты на одутловатом лице – он не мог понравиться сдержанной Таюли хотя бы своей распущенностью. Своей необозримой ленью и неотразимой страстью получать всё без борьбы: не зарабатывать на хлеб, не завоёвывать женщин, не терзать себя поисками смысла существования.
Впрочем, за последнее Таюли не могла поручиться, ибо совершенно не знала Шамека. Но это обвинение замечательно довершало общую картину, и она сходу в него поверила. И верила до тех пор, пока чуток не захмелела,
А потом о её неуверенности в собственных порывах и желаниях. О том, какая она неумёха, когда дело касается попытки разобраться в людях. О равновесии, что всё никак не обретет её душа. О том, что она шляется с неведомой целью, страшась даже задуматься: куда, зачем, и кто она такая? Поразительно, но этот явственно эгоистичный и самовлюбленный человек слушал её так, будто от признаний Таюли зависела его жизнь.
Они просидели в парадной зале за трижды накрываемым и очищаемым столом почти до утра. И трижды Таюли напивалась вдрызг, мгновенно трезвея заботами опекающей её ЗУ. Ночь вытягивала жар из земли и боль из её души, охлаждая раскалённую маету обеих. Ночь опускала занавес за чем-то таким, что уходило из жизни Таюли безвозвратно – пусть она и не знала уходящему ни названия, ни цены.
Да и не особо стремилась – новорожденная свобода от всего минувшего торчала посреди осколков скорлупы гордым собой птенцом. И встряхивала куцыми крылышками, деловито осматриваясь. Ей не было дела до всего-всего-всего, что жило тут, в этом мире до неё – тут ничего и не жило! Всё началось со свободы, точно знающей, что вот-вот у неё вовсю полезут перья. А потом она поднимется в небо на окрепших крыльях и…
Да что вы знаете, мой демон, о себе?
Души какие вы изведали глубины?
Плодам не вызреть в неоконченной борьбе
За вашу точку драгоценной середины.
Не торопитесь!
Вы поспеете туда,
Где мудрость вожжи в свои руки прибирает.
Признаться…
Тут у нас всё чаще холодает…
И все пути ведут по собственным следам.
Таюли и не знала, что стихи – это нечто сродни поцелую, когда дыхание перетекает из губ в губы, позабывая, кому оно принадлежало прежде. Её оглушила красота, выглянувшая из-под маски Шамека, улыбнувшаяся ей и спрятавшаяся обратно навроде шкодливого ребёнка. И со всей неразборчивостью молодости Таюли моментально влюбилась в неприглянувшегося ей старика.
Она даже чуток взревновала его ко всему этому девичьему выводку, поняв и то, чем они все удержаны рядом с ним. Почему на их лицах нет и следа уныния подневольных людей с унизительной судьбой. Нет, они любили своего поэта и служили ему от всего сердца.
А потом Таюли вдруг подумалось, что поэт ничуть не лучше ЗУ: такая же пакость, что норовит загромоздить собой весь твой мир. И так же заставляет тебя думать прежде о ней, а уже потом о себе, как бы по-дурацки это не выглядело. Пришло в голову и многое другое, о чём и не вспомнилось, когда её вырвали из сна дикие вопли и горестные причитания, что вперемежку расползались где-то по коридорам дома.
Таюли не без труда продрала глаза и досадливо
вздохнула: Челия сидела рядом, изгваздав грязными сапожками персиковое шёлковое покрывало. Малышка неотрывно пялилась на няньку, ожидая, когда та вернётся к жизни и к своим обязанностям. Но, Таюли капризно перевернулась на другой бок и…Хмыкнула: Улюлюшка дрых без задних ног на самом краю постели, завернувшись в кучу отвергнутого ею тряпья. Умаялся бедолажка, прошлявшись всю ночь. И никак не меньше, судя по тому, что в бойницы лупит жаркий воздух полудня, а паразит и не пошевельнулся, когда Таюли на него чуть не навалилась.
– Твоя работа? – проворчала нянька, невольно вслушиваясь в бедлам за дверью.
– А потому, что гадость всё это! – возмутилась Челия, шмыгая носом и скрестив руки на груди.
Вот ещё новое приобретение на радость ближним – поморщилась Таюли. Мало нам сквернословия, так теперь в позы научимся вставать, и вот вам свежеиспечённая стерва.
– А ты шкурница! – огрызнулась демонюшка, выпуская на свободу щупальца. – Только себя любишь! А меня бросила любить! На всю ночь, – слега сбавила она тон, проковыривая пальцем дыру в подушке.
ЗУ тотчас позаботилась оснастить пальчик дивным острейшим когтем, дабы дело пошло веселей.
– Прекрати, – отняла подушку нянька. – Терпеть не могу чихать от перьев. Итак. Чем мы порадовали нашего доброго хозяина?
– Наверно, ничем, – озадаченно предположила Челия. – Он же не радовался, а орал. Но, это раньше. А потом будто умер. Но мы на него не охотились! – поспешно заверила недотёпа-людоедка. – Мы даже не дали ему умереть. Мы ему сердце наново оживили…, ну, чтобы затукало. А нас даже не похвалили! – вознегодовала Лиата, запустив только-только угомонившиеся щупальца в новую пляску.
Тут в их дверь забухало.
– Заходи! – разрешила Таюли, приподнимаясь и садясь среди бесчисленных подушек.
Один из воинов Даймара заглянул, было, но тотчас хлопнул дверью, преисполненный недоверия к метнувшемуся навстречу любопытному щупальцу.
– Прекратите! – приказала нянька всем сразу. – Заходи уже! Знаешь ведь, что не тронет, – раздражённо буркнула она, нахмурившись в ответ на вежливый поклон дюжего мужика.
– Знаю, – подтвердил тот. – Но, не уверен. Коль уж нынче госпоже Лиате под руку лучше не попадаться.
– Кто? – нехотя осведомилась Таюли.
– Две служанки, – сочувственно вздохнул мужчина, не одобряющий подобное расточительство там, где оно излишне.
– За что?
– Ну-у-у… Это… как бы его объяснить…
– Сам объясню, – входя в спальню, сухо оборвал его Даймар и вытурил неловкого посыльного за порог: – Простите меня, госпожа, за то, что врываюсь к вам…
– Прекрати, – прошипела Таюли и махнула рукой на кресло у кровати: – Сядь и скажи, наконец, за что моя малышка наказала тех девушек?
– Не знаю, – обескураженно признался он. – Ума не приложу, чем не угодили. Обычные девчонки. Вполне приличные: беззлобные и глупые. Представить не могу…
– Да?!! – взвилась под потолок демонюшка, гневно вращая очами. – А мучить живого человека?! Таюли он понравился! Значит, хороший! А они его плётками дряни! Тварищи бесстыжие! Паскуды!..
– Цыц! – прикрикнула нянька. – Умолкни! ЗУ, хоть ты прекрати это безобразие.
– Ну, и пожалуйста! – окончательно обиделась Челия и протиснулась на двор через бойницу.