Сигнал тревоги
Шрифт:
– А что, бывает!
– ухватился за эту мысль шофер.
– Если надо для плана и строители просят... А потом, у Воронцова все по минутам рассчитано. Образцовая организация труда!
– Может, проще земельку-то в карьер на Кобыльем лугу сбросить?
– хитро посмотрел на Пикуля следователь.
– Какой Кобылий луг?
– испуганно спросил шофер.
– Да тот, что рядом. От Зорянска одиннадцать километров. И подъезд хороший... Давайте начистоту, Роман Егорович, а?
– Куда нам положено, туда и возим, - хмуро сказал Пикуль.
– И нечего выпытывать у меня то, чего нет.
Больше от шофера
– Предположение, что грунт бригада Воронцова возит не в Матрешки, на это вы намекнули мне на прошлой неделе?
– спросил я у следователя.
– Да, Захар Петрович. Но это, как я убедился в ходе допроса, уже не предположение... Пикуль недаром обмолвился, сказал, что возят в карьер возле Матрешек... Там овраг, понимаете! А карьер - на Кобыльем лугу!
– Это еще не доказательство.
– Конечно, - согласился Фадеев.
– Но косвенно подтверждает, что я прав. Второе. Вы обратили внимание, что именно разговор, куда они вывозят грунт, больше всего испугал Пикуля? Ведь одно дело Матрешки, другое Кобылий луг...
– Понимаю, конечно. Разница в расстоянии почти тридцать километров. В один конец. А в оба - шестьдесят!
– Вот именно!
– воскликнул следователь.
– Меня поразило, когда я узнал, что Воронцов в иные дни делает по семь ездок!
– Семь?
– в свою очередь воскликнул я.
– Ну да! Это практически невозможно. Разве что на вертолете! Явная, нахальная липа...
– Но ведь любой мало-мальски разбирающийся человек это поймет. Я имею в виду бухгалтеров, что начисляли зарплату. Нетрудно подсчитать...
– Видимо, подсчитывали, но делали вид, что все как надо... А теперь давайте прикинем, что получилось в результате этой липы. Не буду говорить о плане, который перевыполняли на двести и больше процентов, о премиальных, о почете и прочем. Это особый разговор. Меня интересуют излишки горючего. Во-первых, они получаются в результате того, что завышался объем перевозок грунта по сравнению с действительным. Об этом мы уже знаем, так?
– Так, - кивнул я.
– Во-вторых, вместо того чтобы везти грунт в Матрешки, в овраг, бригада Воронцова возила его поблизости, в карьер на Кобыльем лугу. А это уже фиктивные километры. Причем очень большое количество километров! И под все эти километры выдавалось горючее и смазочные материалы. Следовательно...
– Постойте, - перебил я Фадеева, - как учитывается километраж?
– По спидометру.
– Но ведь спидометр объективно фиксирует, сколько проехала машина...
– Верно, - улыбнулся следователь.
– Однако, как рассказал Орлову один водитель, когда они проверяли вторую автобазу, все в руках человека, а не бога. Спидометр - не исключение.
– Фадеев усмехнулся.
– Орлов объяснил мне эту механику. Нехитрые приспособления - и можно накрутить на шкале хоть десять тысяч километров. Он мне показал, как это делается. Словом, подделать километраж - не проблема. Видимо, была проблема, куда девать излишки горючего. Отсюда - загрязнение озера, пятно солярки возле Желудева...
– Понятно, - кивнул я.
– Но в бригаде Воронцова, как вы рассказывали, две машины с бензиновыми двигателями.
– Да, - подтвердил Фадеев.
– У него самого и у шофера Коростылева. Куда они девают бензин -
– И все-таки, Владимир Гордеевич, неопровержимых доказательств у нас пока нет. Пикуль отрицает, что сливал горючее...
– А дозорные?
– возразил следователь.
– Допустим, Пикуль будет стоять на своем: не сливал, и точка! Сливали, мол, другие. Ведь солярка у всех одинаковая... Да и насчет грунта надо все доказать.
– Докажу!
– горячо заверил Фадеев.
– Мы взяли образцы грунта из оврага у Матрешек, из карьера на Кобыльем лугу, а для сравнения - из котлована больницы на улице Космонавтов и универсама, где бригада Воронцова работала до этого.
– Ну что ж, подождем результатов.
– Да, еще одно косвенное доказательство, - вспомнил Владимир Гордеевич.
– Если вы не забыли, дизтопливо в Берестянкин овраг сливали в период с ноября прошлого года по февраль нынешнего. Именно в это время бригада Воронцова вывозила грунт из котлована универсама, а потом - с улицы Космонавтов.
– Аргумент действительно серьезный, - сказал я.
– Владимир Гордеевич, а как вы пришли к мысли, что грунт могли возить в карьер на Кобыльем лугу?
– Это заслуга Орлова.
– Интуиция?
– Да нет. Мы же сейчас только и заняты всякими там водоемами, речками, оврагами... И вдруг Анатолий Васильевич случайно узнает, что когда-то из карьера на Кобыльем лугу брали землю для кирпичного завода. Выработали нужную глину, остались огромные ямы. И вот совсем недавно было решено превратить этот карьер в озеро и развести в нем рыбу...
Я невольно улыбнулся и рассказал Фадееву историю разведения омуля в Берестене.
– Не знаю, каких рыб запустят в новое озеро, - заметил следователь, но только нас насторожил такой факт: когда комиссия обследовала карьер, то удивилась: он был почти весь засыпан грунтом. Причем свежим грунтом. А в овраге у деревни Матрешки, куда предписывалось свозить этот грунт, обнаружилось всего несколько земляных холмиков... Вот мы и смекнули с Орловым...
– Что же теперь будут делать рыболовы?
– поинтересовался я.
– Чтобы создать цепь рыбоводных озер, надо заново углублять карьер! ответил следователь.
– Вот еще дополнительный ущерб от деятельности Воронцова и его орлов! Средства потребуются немалые!..
Воронцов, вызванный повесткой, в прокуратуру не явился. Зато ко мне позвонил Семен Вахрамеевич Лукин. Директор третьей автобазы просил срочно его принять.
– Приезжайте, - сказал я.
Через пятнадцать минут Лукин был у меня. Обычно степенный, несуетливый, Семен Вахрамеевич на этот раз быстро прошел по кабинету, протянул мне свою крупную руку и, плюхнувшись на предложенный стул, начал с места в карьер:
– Что же это ты, Захар Петрович, со мной делаешь?
У Лукина была манера со всеми говорить на "ты", но никто не обижался. У кого-нибудь это и выглядело бы высокомерно или пренебрежительно, но у Семена Вахрамеевича получалось так, словно он каждый раз общается со своим самым добрым приятелем.
– Дожил до таких лет, - продолжал директор, - когда уж голова седеет, да вот бог рано лишил волос, - невесело пошутил он, трогая гладкую, как бильярдный шар, голову, - ни разу не то что выговора, замечания не имел, а тут на позор выставляешь.