Сила есть - ума хватает
Шрифт:
– День за днем идет, а помощи ни от кого дождаться не могу, сколько лекарей перебывало. Ступай ты теперь.
Старик, шаркая диковинными туфлями, шустро побежал в девичью светлицу. Купец тяжело опустился на лавку.
– Как ушли мы от Лиха, заметил я перемены в Аннушке, - монотонно говорил Евсей Андреич, уставившись на выскобленный до желтизны пол.
– Сначала она примолкла. Я думал, что от усталости и пережитого страха. Но дальше - больше, как каменная сделалась. Напоить, накормить - зубы с трудом разжимаем. Слуги ее боятся - говорят мертвая. Сидит день-деньской на лавке - с места не стронется, глаза пустые, положат ночью на кровать - лежит,
– Что ты, что ты, - замахал руками Протас, - какие из нас лекари.
– Теперь парень запоздало ругал себя, зачем он вообще пошел в этот город.
– Нет, попробуйте, помню я, как вы с Лихом управились. Гусь, говорите, у вас волшебный.
– Не волшебный и не ученый. Тит это по глупости и злобе сказал, - оправдывался Протас, - все ему чудится.
– Эй, слуги, - крикнул купец, - берите гуся, если не удастся моим товарищам дочку вылечить, сварим птицу, напоим бульоном Аннушку, вдруг ей и правда полегчает.
Протас и Егорша переглянулись. Вдруг из светлицы раздался такой тоскливый нечеловеческий крик, что мурашки побежали по коже.
– Опять, - болезненно поморщился купец, - слуги, гоните этого шарлатана.
Но старичок сам с треском вылетел из светлицы. Полотно, обвивавшее голову, размоталось и волочилось следом по полу. Вид у старика был шальной, глаза вращались, халат порван. Ларец вылетел следом. Таинственные порошки рассыпались.
– Лечить нужно больных - уже без иностранного выговора плаксиво закричал старичок. - А в эту девушку нечистый дух вселился.
Едва не теряя туфли, лекарь кинулся вон с крыльца. Купец побелел.
– Слыхали?
– прошептал он - мне тоже так думается. Ну, ступайте, с Богом.
Деваться было некуда, Протас шагнул в светлицу, Егорша спрятался за широкой спиной парня. В комнате было тихо. Купеческая дочка, склонив голову почти к коленям, сидела на лежанке. Дородная моложавая мамка, горестно подперев щеку рукой, поглядывала на девушку. Егорше поза девушки показалась странной. Мальчик достал глазок, украдкой глянул в него и увидел лохматое довольное Лихо. Прилепившись к спине девушки, безглазое скалило желтые зубы, беззвучно смеялось. Время от времени оно щипало девушку, тогда она охала и тяжело вздыхала, хуже стало, когда схватило за горло - Аннушка посинела и без чувств упала на ложе.
Мамка заволновалась, подбежала к купеческой дочке, подула в лицо, похлопала по щекам.
Егорша тихонько вышел.
– Евсей Андреич, если хочешь, чтоб дочка выздоровела, делай, как я скажу, да не расспрашивай ни о чем, времени на объяснения нет. Перво-наперво, растопи здесь жарко печь, на дверях и окнах нарисуй кресты. Найдите палку, оберните один конец паклей, окуните в смолу, подожгите и дайте мне.
Когда Егорше принесли горящую палку, мальчик вернулся в светлицу. Девушка пришла в себя и опять сидела на лежанке. Увидев Егоршу, Лихо заволновалось.
– Встань, Аннушка, - попросил мальчик.
Девушка хотела было подняться, но Лихо опять сжало ей горло, и девушка ткнулась носом в пол.
Мамка кинулась было на помощь, но Егорша закричал, чтоб не подходила. Огнем, он провел по спине Аннушки.
– А ну, отпусти девушку, - велел мальчик. Гнать Лихо ему приходилось одной рукой,
другой мальчик держал глаз. Пламя охватило волосы Лиха, оно заверещало, но жертву не отпускало, Егорша тыкал огнем в отвратительное рыло, бил Лихо по спине. Оно напрасно хотело увернуться, прикрыться девушкой. Протас и мамка в ужасе наблюдали за происходящим.– Уж чего эти лекаря здесь не вытворяли, - только и выговорила мамка, - а такого еще не было, изведет девку.
Аннушка словно осатанела. Бледная до синевы, с пустыми ничего не выражающими глазами, она яростно кидалась на мальчика, пытаясь вырвать у него палку. Егорша взмок, у него уже не было сил.
– Протас, хватай ее за руки, - крикнул он. Но парень, от кулака которого падали быки, едва мог справиться с тоненькой девушкой. Ее исхудавшие ручки оказались необычайно сильны, тело - твердокаменное. Аннушка хрипела, рычала, а Егорша бил и бил огнем. Наконец Лихо не выдержало, отпустило жертву и, спасаясь от огня, который везде настигал его, ударилось о дубовую дверь с такой силой, что та слетела с петель. Но в соседней комнате нечисть почувствовала себя еще хуже - выхода наружу не было, куда бы ни кидалось Лихо, его обжигало другим пламенем - более сильным, чем огонь.
На лицах купца и слуг застыло выражение ужаса. Они не могли видеть само Лихо, но чувствовали, как что-то мечется по комнате, обдавая их ветром, кто-то невидимый перевернул скамью, сбросил посуду с поставца. Егорша убрал печную заслонку и, ударив Лихо огненной палкой, заставил безглазое нырнуть в раскаленную печь.
– Уф-ф, - раздался громкий звук, печка покачнулась, треснула. Егорша устало опустил горящую палку в ведро с водой.
– Все, - мальчик вытер взмокший лоб.
– Аннушка, Аннушка, - купец, шатаясь, вошел в светлицу.
– Сомлела она, - шепотом ответила мамка.
– Спать я ее уложила. Но Аннушка раскрыла ясные живые глаза, улыбнулась, по бледным щекам разлился нежный румянец.
– Отец, как давно я тебя не видала, - прошептала девушка.
Заплакав, купец опустился около ног дочери. Аннушка была здорова.
– Протас, Егорша, - прерывистым голосом проговорил купец, - ах, какую радость вы в мой дом принесли. Погостите, а я любое ваше желание выполню.
Протас приготовился было загибать пальцы, но Егорша опередил его.
– Отдай нашего гуся, Евсей Андреич.
– Берите хоть все стадо.
– Нет, отдай нашего.
– Кузька, - велел купец мальчику слуге, - беги на кухню, скажи, что я велел гуся вернуть.
Кузька заторопился на кухню, Егорша бросился за ним следом.
– Держи, держи его, нож давай, вот проклятая птица, - раздавался негодующий крик повара. Егорша с Кузькой влетели в кухню, она как снегом была засыпана белыми перышками, Влас, наполовину ощипанный, яростно отбивался от повара и работницы, но те, ухватив сковороду наседали на беднягу, наконец работница изловчилась, шлепнула гуся сковородой по голове и надела на него корзинку.
– Ох, - с облегчением выдохнул повар, - с превеликим удовольствием похлебаю я из этой птицы лапшички!
Но к величайшей досаде повара и работницы, гуся пришлось отдать. Купец на радостях закатил пир, Егоршу и Протаса нарядил в новые рубахи с красными ластовицами, порты и сапоги, дал коня.
– Други мои, и слов нет выразить, как я вам благодарен.
– А где ж товарищ ваш, Влас, иль отстал в пути? Протас и Егорша переглянулись, буркнули каждый свое, Егорша - да, Протас -нет, а гусь сказал: