Сильмариллион (др. перевод) (илл. Несмита)

Наконец, после долгих споров, Феанор одержал верх, и слова его пробудили в большинстве собравшихся нолдор стремление к новым свершениям и неведомым странам. Потому когда Финарфин снова стал призывать помедлить немного и все обдумать, поднялся дружный крик: «Нет, уйдем же!» И, не медля ни минуты, Феанор и его сыновья принялись готовиться к выступлению.

Многого не дано предусмотреть тем, что отважились избрать путь столь неверный. Однако ж все делалось в немалой спешке, ибо Феанор побуждал нолдор торопиться, опасаясь, что остынут их сердца, и слова его утратят свою силу, и советы других возьмут верх; притом, несмотря на все свои гордые речи, Феанор не забывал о могуществе Валар. Но не было вестей из Валмара, и Манвэ молчал. До поры не желал он запрещать Феанору исполнять задуманное или препятствовать его замыслу, ибо огорчило Валар обвинение в злом умысле противу эльдар и в том, что кого-то насильно удерживают они у себя в качестве пленников. Теперь Валар выжидали и наблюдали за происходящим, ибо им все не верилось, что Феанор долго сможет навязывать свою волю воинству нолдор.

И действительно, как только Феанор начал готовить воинство к выступлению, немедленно возник разлад. Ибо хотя он убедил собравшихся покинуть Валинор, отнюдь не все склонялись к тому, чтобы избрать Феанора королем. Гораздо больше любили Финголфина и его сыновей, и домочадцы его и большинство жителей Тириона отказывались от него отречься, если только Финголфин пойдет с ними. И так наконец нолдор выступили в путь, сулящий им много горестей, двумя раздельными воинствами. Феанор и его сторонники были в авангарде; однако больший отряд шел позади, во главе с Финголфином. Финголфин же отправился в путь вопреки тому, что подсказывало ему мудрое сердце; затем только, что убеждал его сын Фингон, и еще затем, что не желал он бросить свой народ, стремящийся уйти, и оставить его во власти опрометчивых замыслов Феанора. К тому же, Финголфин не забыл своих слов, произнесенных пред троном Манвэ. С Финголфином шел также и Финарфин, движимый теми же доводами; но очень не хотелось ему уходить. Из всех нолдор Валинора (а народ их вырос несказанно) едва ли десятая часть отказалась отправиться в путь: одни – из любви к Валар (особенно же к Аулэ), другие – из любви к Тириону и творениям своих рук; и никто – из страха перед опасностями пути.

Но едва запела труба и Феанор выступил из врат Тириона, явился наконец посланец от Манвэ со словами: «Безрассудству Феанора противопоставлю я лишь совет свой: не уходите! Ибо в недобрый час решились вы на это, и путь ваш ведет к страданиям, каких вы не в состоянии предвидеть. Не будет вам помощи от Валар в вашем начинании, но и препятствовать вам они не станут, ибо вот что следует вам знать: как пришли вы сюда свободно, по своей воле – так свободны вы и уйти. Но тебя, Феанор, сын Финвэ, твоя же клятва изгоняет из Валинора. Горьким будет урок, что научит тебя не верить лживым наветам Мелькора. Он – Вала, говоришь ты. Тогда напрасной была твоя клятва, ибо никого из Валар не под силу тебе одолеть в пределах Эа – сейчас ли, позже ли; даже если бы Эру, кого назвал ты, дал тебе могущество в три раза большее, нежели есть».

Но рассмеялся Феанор, и, не ответив герольду, вновь обратился к нолдор: «Вот как! Так значит, доблестный народ сей отошлет от себя в изгнание наследника короля своего, в сопровождении одних лишь сыновей, и вернется в рабство? Но если найдутся такие, что пойдут со мной, им я скажу: «Страдания предрекают вам? Но мы познали их в Амане. В Амане от блаженства пришли мы к горю. Испробуем же иной путь: через страдания попытаемся обрести радость или по крайней мере свободу».

Затем, обернувшись к герольду, воскликнул Феанор: «Вот что скажи Манвэ Сулимо, Верховному Королю Арды: если Феанор и не сможет одолеть Моргота, по крайней мере не мешкает он с вызовом на бой, а не пребывает в бездействии, горюя понапрасну. Может быть, Эру вложил в меня пламя более неукротимое, нежели ты ведаешь. По меньшей мере такой урон нанесу я Врагу Валар, что даже могучие в Круге Судьбы изумятся, услышав об этом. О да, это им в итоге следовать за мной. Прощай же!»

В тот час голос Феанора зазвучал столь громко и властно, что даже герольд Валар поклонился ему, как если бы получил учтивый ответ, и отбыл; нолдор же исполнились благоговения. И вновь эльфы пустились в путь; и Дом Феанора спешил вперед, опережая прочих, вдоль берегов Элендэ; и никто из них ни разу не обернулся, чтобы взглянуть на Тирион на зеленом холме Туна. Не столь скоро и не столь охотно следовало за ним воинство Финголфина. Из них первым шел Фингон, а замыкали шествие Финарфин и Финрод, и еще многие из благороднейших и мудрейших нолдор; часто оглядывались они назад, на прекрасный свой город, пока свет маяка Миндон Эльдалиэва не затерялся в ночи. Уносили они в сердце больше воспоминаний о блаженстве прежних дней, от которого отказались, нежели прочие Изгнанники; некоторые же взяли с собою многие творения рук своих, созданные в Тирионе: то было утешение, но и лишняя тяжесть в пути.

И вот Феанор повел нолдор на Север, ибо первым намерением его было следовать за Морготом. Более того, холм Туна под сенью скалы Таникветиль располагался близ пояса Арды, и Великое море в том месте разливалось очень широко; но чем дальше к северу, тем уже становились разделяющие моря, а пустоши Арамана и берега Средиземья сходились все ближе. Но когда поостыло нетерпение Феанора и задумался он, он понял, хотя и слишком поздно, что огромным воинствам никогда не преодолеть столь больших расстояний на пути к северу и не пересечь в итоге моря – без помощи кораблей; однако потребовалось бы много времени и труда, чтобы построить столь большой флот, даже если бы среди нолдор были те, кто владеет этим искусством. Потому решил Феанор склонить телери, давних друзей нолдор, присоединиться к ним; одержим мятежным духом, полагал он, что благодаря тому еще более убудет блаженство Валинора, а мощь его в войне против Моргота умножится. И тогда поспешил Феанор в Алквалондэ, и воззвал к телери, как прежде взывал к народу своему в Тирионе.

Но телери остались равнодушны к его речам. Очень опечалил их уход давних друзей и родни, но они склонны были скорее отговорить нолдор от задуманного, нежели оказать им помощь; и не соглашались они ни предоставить нолдор свои корабли, ни помочь в постройке новых против воли Валар. Для себя же они не желали теперь иного дома, нежели побережье Эльдамара, и иного владыки, кроме Олвэ, правителя Алквалондэ. Олвэ же никогда не склонял слух свой к речам Моргота и не привечал его в своих владениях, и твердо верил, что Улмо и другие великие среди Валар исправят зло, причиненное Морготом, и еще сгинет ночь и вновь наступит рассвет.

Тогда Феанор пришел в ярость, ибо по-прежнему страшился промедления, и в запальчивости сказал он Олвэ: «Отрекаетесь вы от друзей своих в час нужды нашей. Однако же весьма радовались вы нашей помощи, когда пришли наконец к этим берегам – вы, замешкавшиеся малодушно, и притом с пустыми руками. До сих пор ютились бы вы в лачугах на берегу, если бы нолдор не отстроили вам гавань и не возвели ваши стены трудом своим!»

Но отвечал Олвэ: «Мы не отрекаемся от друзей. Но разве не долг дружбы – упрекнуть друга за безрассудство? Когда нолдор приветили нас и оказали помощь, иными были слова ваши: в земле Аман предстояло нам жить вечно, как братьям, чьи дома стоят один подле другого. Но что до наших белых кораблей, не вы нам их дали. Не от нолдор научились мы своему искусству, но от Владык Моря; белоснежные ладьи построили мы своими руками, а белоснежные паруса соткали жены наши и дочери. Потому не отдадим мы кораблей и не продадим во имя союза либо дружбы. Ибо я говорю тебе, Феанор, сын Финвэ: корабли эти для нас что драгоценные камни для нолдор: труд, в коем отрада наших сердец; и подобных им не сотворить нам вновь».

Тогда Феанор ушел от Олвэ, и оставался за стенами Алквалондэ, погруженный в мрачные мысли, пока не подошло его воинство. Когда же решил он, что сил у него достаточно, он вступил в Лебединую Гавань и приказал своим воинам захватывать корабли, стоящие там на якоре, чтобы увести их силой. Но телери дали им отпор, и многих нолдор сбросили в море. Тогда извлечены были из ножен мечи, и завязалась кровавая битва: на кораблях, на озаренных светильниками причалах и пирсах, и даже на гигантской арке врат. Трижды телери оттесняли назад народ Феанора, и много было погибших и с той, и с другой стороны; но на помощь авангарду нолдор подоспел Фингон с передовым отрядом воинства Финголфина: приблизившись к гавани, увидели они, что в разгаре сражение и убивают их родню; и ринулись в бой, не разобравшись до конца, в чем же причина ссоры; воистину, многие решили, что телери по приказу Валар попытались воспрепятствовать походу нолдор.

Так, наконец, телери были побеждены, и великое множество мореходов Алквалондэ пало под безжалостными ударами. Ибо нолдор сделались свирепы и отчаянны, телери же уступали им в силе и в большинстве своем вооружены были лишь хрупкими луками. И нолдор увели их белоснежные корабли, и, как смогли, расставили гребцов, и двинулись на веслах вдоль берега к северу. Олвэ воззвал к Оссэ, но тот не пришел; ибо не дозволили Валар силой препятствовать уходу нолдор. Но Уинен оплакивала мореходов телери, и море поднялось в гневе против убийц, и многие корабли были разбиты в щепы; и те, кто плыл на них, затонули. О Братоубийстве в Алквалондэ много более рассказано в плаче, что зовется «Нолдолантэ», «Падение нолдор», а сложил ту песнь Маглор, прежде, чем сгинул навек.

Однако большинство нолдор спаслось, и, когда шторм утих, эльфы снова двинулись вперед, кто – морем, а кто – сушей; но долог был путь, и чем дальше шли они, тем большие опасности подстерегали их. Великие расстояния преодолели они в беспредельной ночи и вышли наконец к северным пределам Хранимого Королевства, к границам холодных нагорий пустынной земли Араман. Там вдруг явилась их взорам темная фигура на высокой прибрежной скале. Некоторые говорят, что это был не кто иной как сам Мандос: именно его избрал своим глашатаем Манвэ. И услышали нолдор громкий глас, торжественный и повергающий в трепет, что повелел им остановиться и внимать. Тогда все застыли на месте, и из конца в конец воинств нолдор разносился глас тот, изрекающий проклятие и пророчество, что называют Пророчеством Севера и Приговором нолдор. Многое из того, что предсказано было эльфам в туманных речах, нолдор поняли не раньше, чем и вправду обрушились на них неисчислимые беды; но слова проклятия, обращенного к тем, кто не свернет с пути и не останется ждать суда и прощения Валар, слышали все.