Сильная уязвимая Я. Особенности женского интеллекта

Женщины очень часто чувствуют себя «национальным меньшинством», им всегда могут напомнить, что они «тут понаехали» на социальную территорию, что их как бы облагодетельствовали, оказали снисхождение, уступили нажиму. «Вы заметили, как мы благородно себя ведем?» Как в том старом советском мультике про козленка, который умел считать. Он там все время всех пересчитывал, и никто, кроме него, не радовался. Все остальные зверушки чувствовали себя все более неуверенными от того, что их постоянно считают. Так и женщины. Нас все время пересчитывают: сколько женщин в правительстве, сколько ученых, сколько в космос летали, сколько на руководящих должностях, в высшем звене управления, в среднем. Считают и объявляют статистику. Стыдно как-то, неловко от такой статистики. Так же стыдно и неловко, как подсчет инвалидов, прорвавшихся сквозь стены равнодушия к активной социальной жизни, или народов Дальнего Севера.

Когда социальный мир забудет об этих подсчетах и нам станет все равно, сколько женщин в правительстве, какой процент женщин – доктора наук, лишь бы все были квалифицированными специалистами, и неважно, какая у них фамилия и какой пол отмечен в анкете, – тогда будет действительно свободное существование свободных людей, реализующихся в тех сферах, где им этого хочется, и в силу своего таланта, работоспособности и устремленности. И получать они будут то, что обязан дать социум любому человеку, проявившему такие таланты, такую работоспособность и такую устремленность.

Пока этого нигде нет, потому что нет ровного и спокойного отношения. Или социум пытается получить плюс за счет того, что у нас тут есть и женщины, и евреи, и представители нацменьшинств и еще сексуальных меньшинств. Толерантность-то расширяется. Или это социальная необходимость.

Неуверенность в своей позиции свойственна женщине в социуме прежде всего потому, что, ощущая его как место для себя чуждое, женщина не знает, где же ее место силы.

Где территория, принадлежащая только ей? Есть ли у нее ресурс, который нельзя отнять вне и независимо от того, какая социальная погода на дворе и какая мода на толерантность будет в очередном экономическом витке?

У мужской части человечества таких проблем нет по факту исторического развития человечества. Бороться с фактом исторического развития – удел немногих, и кому это интересно, те этим и занимаются, бога ради. Мне это неинтересно. Мне кажется интересным и очень важным ответить на вопросы: существует ли такая ценность для человека, как его собственная жизнь? До какой степени жизнь отдельного человека принадлежит ему самому? Где должен брать силы, энергию и уверенность в своем праве человек, озаботившийся самой главной ценностью, которая есть у него, – своей жизнью во всем ее разнообразии и объеме?

Осложняется и обостряется ситуация тем, что история человеческой культуры и социальная история человечества не слишком богаты размышлениями об особенностях решения этих задач женщиной. Формально, конечно, все в порядке, а вот практически… Практически это чаще всего звучит так: ты погоди, мы сейчас тут все устроим, как-то вопросы решим, а ты давай, вписывайся. Да, мы понимаем, что ты тоже участвуешь в социальной жизни, в создании материальных и интеллектуальных продуктов и благ цивилизации, но не забывай, уважаемая, что главная твоя роль все-таки – рожать детей. Главный смысл твоего существования – продолжение рода – никуда не делся, и поэтому мы в большей или меньшей степени создадим тебе комфорт и цивилизацию, а ты давай продолжай-ка нам род…

Сильная я

Иммануил Кант писал: «Две вещи на свете наполняют мою душу священным трепетом: звездное небо над головой и нравственный закон внутри нас».

Я думаю, что мало у кого вызовет возражение утверждение, что человечество превращает мир, в котором живет, во все более комфортный и технически оснащенный. Но одновременно, вопреки мечтаниям идеалистов, комфорт и блага цивилизации совершенно не влияют на уровень человечности. Надежда на то, что с повышением качества жизни синхронно будет повышаться градус душевности, искренности и доброжелательности людей не оправдалась.

Эмоциональные связи рвутся, испортилось устройство, при котором загоралась в человеке красная тревожная кнопка – действие опасно, граница, за которой можно перестать быть человеком, близко. Загадочное такое устройство, не всегда удобное, тревожное. Называется «душа». А обнаруживает она себя как неподдающийся рациональному объяснению, но существующий нравственный закон, а иногда просто предстает под бытовым названием «совесть». Именно благодаря этому устройству и только ему, человек интуитивно и безошибочно воспринимает то или иное действие как человеческое или нечеловеческое.

«Не по-человечески». Не по-человечески бросать стариков, не по-человечески обижать детей, не по-человечески отрывать детей от родителей. У детей ведь не спрашивают. То, что дети плачут, орут и кричат, требуют маму, означает, что это неправильное воспитание. А то, что мамы бьются в истерике, и рыдают, и на коленях просят не отбирать детей, еще больше подтверждает, что машина права. Разве может машина доверить выращивание своих новых винтиков столь неуравновешенным и ненадежным особям, только потому, что они называются мамами? Разум, как известно, без чувства – мертв. А это даже не победа разума над чувством, это победа здравомыслия и расчета, причем расчета сиюминутного и недальновидного.

Идея ювенальной юстиции меня устрашает, потому что если ребенок, которого мама наказала за что-либо или шлепнула за то, что он не почистил зубы или не сделал уроки, или повысила на него голос за то, что он разбросал свои игрушки, звонит по известному ему телефону и говорит, что его обижают, ребенка мгновенно забирают у матери. То, что ребенок назавтра начинает орать, плакать и кричать, что он хочет к маме, уже не имеет никакого значения. Ему очень быстро находят чужую семью. Какая, собственно, разница?

Да, это очень серьезная тенденция, существующая в европейском направлении воспитания. И потом начинается то, что начинается. Стариков органично сдают в дома престарелых, даже уже не сдают, они сами понимают, что, как только социум перестает их востребовать, они уйдут в дома престарелых, никакой связи поколений нет. Собственно говоря, рвется связь времен, рвутся эмоциональные связи, рвется связь homo sapiens с человеком.

Лишая человека возможности удовлетворить потребность в эмоциональном контакте, отвергая значимость эмоциональных связей, душевной привязанности, принадлежности к родственному ему миру, традициям, рациональный мир близок к тому, чтобы обогнать мир науки в создании столь вожделенных роботов – функциональных и предсказуемых, поддающихся исчислению и на уровне мыслей, и на уровне поведения. Куда там передовым японским технологиям и пресловутой Кремниевой долине.

Рациональное мышление в гордыне своей пытается разрушить некие основы человека, которые по природе своей рациональному анализу пока не предназначены. Я очень надеюсь на то, что большая часть человечества – это не стареющая и не сходящая с ума Европа. Но и у нас, так любящих кичиться своей душевностью, врачам рекомендовано мониторить детей: если у вас ребеночек часто болеет, значит, болезненный ребеночек, вы плохой родитель, надо присмотреть за вами, а может быть, и забрать у вас деточку. У вас с утра ребенок плакал, вы кричали, что надо чистить зубы, – сосед звонит и сообщает, что там ребенку плохо, у вас надо забрать ребенка.