Сильнее времени

Алеша был вечно в армии, служил по дальним гарнизонам Российской Империи, а младший Порфирий жил одной лишь музыкой. В последние годы он увлекся музыкальными экспедициями. В стране вновь стало модным все русское, недавняя победа в Турецкой войне также внесла свой вклад в развитие интереса к славянской культуре. Порфирий пропадал в экспедициях, все искал уникальные музыкальные инструменты. До женитьбы ли ему было?

Однако вопреки воле родителей, Алексей отправился не в столицу, а в их родовое поместье Терепово, что стояло на высоком холме среди бескрайних полей и березовых рощ центральной части Европейской равнины. И теперь каждый его день вот уже месяц начинался с привычной Алеше зарядки и прогулки на лошади верхом по окрестностям. Дальше следовал завтрак и рутинные дела, связанные с управлением имением. Надо сказать, что как раз-таки интерес сына к ведению дел в имении стал открытием для старого графа. С приездом Алеши в их владения на Орловщине, дела в поместье пошли в гору, что не могло не радовать.

Погода в тот октябрьский день стояла сухая и ясная, хотя еще седмицу до того лил затяжной дождь, делая невозможным, ставший таким привычным для Алеши, утренний променад верхом. Сегодня же ветер подсушил дорогу, и Алексей Георгиевич пожелал выехать на своем любимом пегом жеребчике на прогулку.

Граф уже возвращался домой, когда отчего-то решил проехать не по краю убранного к тому моменту поля, вдоль межи из хилых, посаженных не так давно дубков. Он решил проехать большим кругом, заглянув в деревню, которая раскинулась у основания холма, у самой реки. Некогда эта деревня принадлежала самим Тереповым, но после отмены крепостного права жители ее стали свободными. Некоторые из них выкупили свои земли, другие же в погоне за длинным рублем отправились в город на заработки. Со временем жизнь в деревне вернулась в свою колею, и крестьяне в большей своей массе работали на господ, своих бывших хозяев. Тереповы обходились с людьми строго, но справедливо, платили всегда исправно, а потому крестьяне и относились к ним с уважением и почитанием.

Размышляя об этом, Алексей въехал на главную деревенскую улицу – широкую и прямую. Дома на ней были каменные, в две-три комнаты, со сквозным сенями и пристроенными к ним деревянными террасами. Алексей Георгиевич ехал не спеша, лошадка перебирала длинными ногами, двигаясь по деревенской дороге. На улице было малолюдно и только в центре поселения барин вдруг увидел столпившихся баб, которые ругались то ли между собою, то ли на кого-то. Терепову было не видно, кто стал объектом гнева крестьянок, но так как путь его пролегал мимо толпы, он слегка пришпорил жеребца, тот ускорил свой бег и уже через минуту молодой граф оказался у галдящей кучки народа.

– Говорю, деньги она у меня покрала, - голосила молодая крестьянка в овечьем тулупе. – Заколдовала, ведьма, заставила деньгу отдать. А мне Николка ту деньгу на платок новый выдал, да на гостинцы ребятишкам. Завтрева ярмарка, а итить теперича не с чем.

– Да не ори ты, Милка. – Осадила ее взрослая, дородная женщина с коромыслом на полных плечах. – Разобраться надобно.

– Разобраться? – Продолжала вопить молодуха. – Николка мне теперь задаст, все деньги потеряла.

Увидав барина, толпа слегка притихла и расступилась. Посреди нее, прямо в глубокой, не успевшей еще просохнуть луже сидела черноволосая цыганка. Она пыталась подняться из грязи, но юбка промокла, платок ее съехал с головы. Сапожки, яркие, с вышивкой, словно из другой совсем истории, тоже были выпачканы в грязи. Цыганка тяжело поднялась, пришлось испачкать руку, чтобы встать, и метнула на обидчицу гневный взгляд.

– Не крала я у тебя деньги. Ты ж обманщица, прохиндейка. И мужика своего дуришь, а покуда он на работе, к соседу бегаешь. Так и правильно, коли колотит тебя, заслужила.

Толпа охнула, зашепталась. Милка покраснела, взвизгнула и, схватив ком грязи с земли, замахнулась в цыганку, которая, судя по всему рассказала правду.

– Ах ты ж, воровка. Деньги своровала и брешет еще. Поклеп на честную бабу наводит. – Вопила молодка, и хотела было кидать грязь в цыганку, как осеклась, увидев барина.

– Что это тут у вас происходит? – Строго выговорил деревенским Алексей Георгиевич, спешиваясь с коня.

– Цыганка повадилась к нам ходить, табор ихний за деревней, у реки стоит. Так и шастают, деньгу крадут. Вот и меня обидели. – Заголосила Милка и бросилась Алеше в ноги. – Заступись, батюшка, Алексей Георгиевич!

Алексей сделал над собой усилие, чтобы не поморщиться. Милку и мужа её Николая в деревне недолюбливали. Были они не всегда чисты на руку, взять барское не считали постыдным, что в поле, что на графских огородах, любили сплетни. За время, проведённое в усадьбе, Алексей понял, что ежели есть возможность, лучше обратиться не к мужу Милки, а к другому работнику.

– Сама ли ты отдала монеты? Или силой у тебя их отняли?
– Спросил граф у вздорной крестьянки.

– Не брала я её денег, господин, хочешь - обыщи, - рассмеялась цыганка и вперила в него свой острый взгляд.

Эти глаза обожгли Алёшу, но не потому, что он подвергся колдовству, о котором твердила Милка. Он узнал вдруг этот взгляд - глубокий, словно омут.

Цыганка осеклась и вдруг опустила глаза.

Алексей опешил. Как такое могло быть, что Натэлла, та маленькая цыганочка, что спасла его под Плевной, стояла здесь, совсем рядом с усадьбой Тереповых, за тысячи километров от тех мест? А может, это обман зрения и она - вовсе не та, что приходила много лет к нему во сне?

Не желая становиться источником для пересудов, Алексей достал из кармана рубль серебром.

– Возьми, Мила. Купи себе и ребятишкам подарки на ярмарке. И больше не связывайся с цыганами.

Толпа ахнула от такой щедрости, а в глазах склочной бабы загорелся нездоровый блеск.

– Спасибо, батюшка, Алексей Георгиевич! В церкви о вас молиться буду, что спасли вы меня от мужнего гнева.

Мила засунула данный ей рубль за пояс и поспешила к своему дому. Бабы, ошеломленные такой щедростью графа, кланялись ему и разбредались по сторонам, шушукаясь.

Цыганка насмешливо посмотрела на него, фыркнула, повернулась и пошла прочь из деревни, на ходу вытирая о подол испачканную руку. Алексей, придя наконец в себя, вскочил на коня и в момент догнал девушку.

– Натэлла, постой!
– Алексей спешился и пошёл рядом с ней по дороге, ведя жеребца под уздцы.

– Шёл бы ты, граф, своей дорогой. А то пересудов не оберешься.
– Усмехнулась девушка.

Алексей прикидывал, сколько ей сейчас: 22, 23? Столько лет миновало с тех пор, как под звёздным сентябрьским небом он читал ей стихи Пушкина.

– Вот и свиделись.
– Только и сказал он, так и продолжая идти рядом.

– Теперь юбку стирать, - расстроенно сказала цыганка, словно не замечая его.

На самом же деле, выглядеть равнодушной далось ей с большим трудом. Сердце ухало под яркой, утепленной жилеткой, руки дрожали, а в ушах стоял звон. Он! Он сам явился пред нею, спустя столько лет. Столько ночей она провела, рыдая от бессилия, от того, что не надеялась даже увидеть его. А потом свыклась с этой мыслью. Но замуж так и не пошла. Андрей ругался сильно, грозя отдать по своему разумению, но не отдавал. Когда он успокаивался, выплеснув свой гнев, Натэлла подходила к нему, обнимала со спины, ластилась. И он отмахивался: ну, тебя, мол. Так и жили. Бабушки Рады уже третье лето, как не стало на этом свете. Остались Натэлла и Андрейко вдвоём и жили дружно, коли бы не упрямство ее и нежелание идти замуж. Но Андрей не принуждал, хоть и все сроки уж вышли - цыгане женятся рано. То ли жалко было её, то ли не было достойных претендентов, но так и жили они вдвоём.

– Давай, подвезу тебя.
– Вдруг предложил Алёша, сам от себя того не ожидая.

Натэлла усмехнулась:

– А подвези, барин.
– И скользнула ступней в стремя.

Алексей подтянул её и усадил на спину лошади прямо перед собой. Притянул к себе и так хорошо ему вдруг стало, словно, наконец, обрёл своё счастье.

Жеребец шёл слегка, поводья были расслаблены, за них держалась Нати. На какой-то рытвине конь дёрнулся, переступая ямку, Алексей инстинктивно схватил поводья прямо поверх маленькой ладошки.