Sindroma unicuma. Finalizi

Ничего не скажешь, основательный подход. Никаких экспромтов и отсебятины. Наверное, и шутки разбирают по буковкам, чтобы звучали смешно и непринужденно.

– А нас с тобой будут фотографировать? И почему журналисты не писали о нас?

– Не так давно ты говорила, что не хочешь публичности. Что-то изменилось?
– улыбнулся Мэл.

Может быть. С одной стороны, не хочу, чтобы в нашу жизнь лезли репортеры и рылись в грязном белье, а с другой стороны, пусть все узнают, что Мэл - мой. Пусть знает вся страна - и Эльзушка, и Снегурочка, и прочие сливки светского общества.

Я опять вскочила и забегала перед Мэлом:

– Так... Пересмотреть гардероб... Обсудить с Вивой стиль и прическу... Съездить в переулок...

Ему надоело мое мельтешение.

– Иди сюда, - притянул и усадил на колени.
– Теперь тебе не спрятаться от чужих глаз. Твоя жизнь изменилась. Ты не видишь волны, но не боишься смотреть людям в глаза. И пусть у вас с отцом натянутые отношения, согласись, он выжал из покушения максимальную пользу, не забыв о тебе.

Соглашусь, - отвела я взгляд. Но отец сделал это, прежде всего, преследуя собственную выгоду.

– Предупреждаю сразу: готовься морально. Тебе придется бывать на мероприятиях разного уровня и сталкиваться со своим отцом... и с моим тоже... и с Рублей. В следующее воскресенье запланирован концерт по случаю открытия Академии культуры. Не сегодня-завтра на твое имя придет приглашение.

– Поеду только с тобой. Вместе. И сидеть будем рядом!
– схватилась за Мэла как утопающий за соломинку.
– Тебя ведь тоже пригласят, да?

– Пригласят. Эва...
– замялся он.
– Здесь столица, а не курорт. Не успеешь чихнуть, а тебе уже приписывают янтарную чуму в последней стадии. Наверняка сплетни долетели и сюда. Зачем давать повод для слухов?

– Ну и что?
– заупрямилась я.
– Пусть летают. Теперь неважно. Придумай что-нибудь, - прижалась к Мэлу и добавила жалобно: - Пожалуйста!

– Ладно, - хмыкнул он.
– Все равно скоро узнают.

Я вздохнула с облегчением. Без своего мужчины - никуда.

– Почему отец позвонил тебе, а не мне?

– Потому что, - сказал Мэл со смешком.
– Наверху не приветствуется, чтобы женщины принимали решения самостоятельно. За них решают родственники по мужской линии - отец, братья или муж. Конечно, в единичных случаях встречаются деловые дамы. Эти леди имеют бульдожью хватку и зарабатывают имя, шагая по трупам. Вообще-то за тебя отвечает отец, но он передал права мне, потому что мы с тобой теперь живем вместе.

– Делитесь правами, а мне знать необязательно?
– ощетинилась я.
– Передаете из рук в руки как вещь?

– Как сокровище, Эвочка, - уточнил он, заправив прядку волос за мое ухо.

– Хорошо!
– вспылила я.

– Предупреждаю, что не стану молчать о заначках тётки-вехотки и расскажу Стопятнадцатому. И не буду спрашивать твоего разрешения!

– Бунт на корабле?
– усмехнулся Мэл.
– Назло моим словам?

– Не назло. Так совпало.

И ведь нисколечко не вру. Точнее, не хочу признавать, что второе проистекло из первого. Каждый раз, когда взгляд падал на новую мебель, на душе скребли кошки, а заявление Мэла о женском бесправии, считающемся нормой в высшем свете, послужило катализатором, воспламенившим революционный настрой.

– Жаль...
– отозвался задумчиво Мэл.
– Бесплатную лавочку прикроют, и тогда плакал наш диван с креслами. И плафоны. И стулья. Нас выпрут с четвертого этажа.

Я закусила губу. Искушение было слишком велико, чтобы отказываться от общежитской квартирки, которая успела полюбиться мне, и от обещанного Мэлом комфорта. Комендантша, как всякий человек при казенной должности, держала нос по ветру и вела двойную бухгалтерию. Почему бы не воспользоваться её запасами, предложив взаимовыгодный обмен? Как говорится, ты - мне, я - тебе, и все довольны.

А если бы я по-прежнему жила в швабровке? Там остался колченогий стул без спинки, трехногий стол, обшарпанная тумбочка - и всё. Как жить лопушкам вроде меня, которым нечего предложить тётке-вехотке? Как попасть на верхние этажи, и по какому принципу выделяют лучшие комнаты?

Уверена, что комендантша экономит на студентах. Экономит на ремонте, воруя стройматериалы, экономит на мебели, экономит на постельном белье, выдавая реже сменные простыни и пододеяльники, или заменяет новые комплекты изношенными. Дербанит подушки, деля их на плоские блинчики, а излишки пера и пуха откладывает себе на перину. Сдает комнаты людям, не имеющим отношения к ВУЗу, и нанимает знакомых подрядчиков на ремонт крыши и сантехники, чтобы получать мзду с завышенных расценок.

Я не открыла новый вид человека хитрющего в лице тётки-вехотки. В интернате мне довелось насмотреться всякого, и там масштабы воровства были значительней, чем в институтском общежитии, а махинации - изощреннее.

Заныли искусанные губы. Мэл наблюдал за моими терзаниями, ожидая окончательного решения.

– Все равно расскажу Стопятнадцатому. Пусть выгоняют хоть к черту на кулички. Извини.

– Вот теперь узнаю свою Эву, - ухмыльнулся он.
– Я уж думал, тебя подменили. Как понимаю, переубедить не удастся?

– Нет. Прости.

– За что? Уже поздно. Давай спать. И еще... Маська хотела заглянуть завтра в гости, - голос Мэла неуловимо дрогнул.

– Конечно, - подхватила я с энтузиазмом.
– Пусть непременно приезжает. А родители? Ты поедешь к ним?
– спросила гораздо тише и менее уверенно.