Синеглазый

– Ты другая, – его голос стал ниже, интимнее. – В тебе есть глубина. Тайна. История. Когда я смотрю в твои глаза, то вижу… столько всего.

Если бы ты только знал, что именно ты видишь. Если бы только знал, какую историю я прячу за этими глазами.

Его большой палец скользнул по моей нижней губе, чуть оттянув ее. Этот жест был таким откровенно чувственным, что у меня перехватило дыхание.

– Кто ты, Анна? – прошептал он. – Что ты скрываешь?

Я убила твоего отца. Я отсидела двадцать лет. Я разрушила твою семью.

– Ничего, – солгала я, отворачиваясь от его руки. – Я самая обычная женщина.

Он усмехнулся, и в этой усмешке было что-то от хищника, чувствующего слабину жертвы.

– Тогда почему дрожишь? Почему краснеешь, когда я близко? Почему не смотришь мне в глаза?

Потому что твои глаза слишком похожи на глаза отца. Потому что каждый раз, когда я вижу их, меня разрывает между прошлым и настоящим.

– Я не привыкла к… вниманию, – выдохнула я. – Особенно от таких, как ты.

– Таких, как я? – его бровь изогнулась. – Каких же?

Молодых. Красивых. Живых. Непохожих на тех сломленных, озлобленных женщин, с которыми я провела двадцать лет.

– Молодых, – я наконец нашла в себе силы посмотреть ему в лицо. – Это неправильно, Денис. Ты мог бы быть моим сыном.

Ты почти был им. В другой жизни, в другой реальности, где я не оттолкнула Виктора, где он не упал, где мы все-таки стали семьей.

Что-то промелькнуло в его взгляде – тень, которую я не смогла разгадать.

– Мне плевать на возраст, – его голос стал жестче. – И на условности. И на то, что "правильно", а что нет.

Он сделал еще шаг, окончательно нарушая границы личного пространства. Теперь я чувствовала его дыхание на своей коже, видела каждую ресничку, обрамляющую эти невозможные глаза.

– Хочешь, чтобы я ушел? – спросил он тихо. – Скажи сейчас, и я больше не подойду к тебе. Не заговорю. Буду просто еще одним сотрудником.

Да. Уйди. Беги от меня как можно дальше. Спасай себя, пока не стало слишком поздно.

Но вместо этого я молчала, глядя в его глаза, как в бездну. Я тонула в них, и, боже, это было сладкое утопление.

– Так я и думал, – прошептал он, и его губы опустились на мои.

Мир взорвался. Нет, не так. Я взорвалась – на миллион осколков, на миллиард атомов, разлетающихся в пространстве. Его губы были требовательными, властными, но в то же время удивительно нежными. Они завладели моими с той уверенностью, которая бывает только у молодых мужчин, абсолютно уверенных в своей неотразимости.

Я должна была оттолкнуть его. Должна была возмутиться, уйти, убежать. Вместо этого мои руки сами поднялись к его плечам, ощущая под тонкой тканью рубашки твердость мышц. Его язык проник в мой рот, изучая, пробуя на вкус, и я ответила – неуверенно, почти забыв, как это делается после двадцати лет без мужчины.

Его руки скользнули к моей талии, притягивая ближе, пока наши тела не соприкоснулись полностью. Я почувствовала его возбуждение, твердое, настойчивое, и что-то примитивное, животное всколыхнулось внутри. Жар растекался по телу, концентрируясь внизу живота, между бедер, превращаясь в пульсирующую, мучительную потребность.

Двадцать лет. Двадцать лет без прикосновений, без поцелуев, без страсти.

Он оторвался от моих губ, оставляя дорожку поцелуев вдоль шеи к ключице. Его дыхание было тяжелым, прерывистым, а руки блуждали по моему телу, изучая каждый изгиб, каждую линию.

– Анна, – выдохнул он мне в шею, и мое имя на его губах прозвучало как самая интимная, самая грешная молитва.

Внезапно реальность обрушилась на меня ледяной волной. Что я делаю? С кем? Его отец, Виктор. Суд. Двадцать лет колонии. Дочь, отказавшаяся от меня.

Я оттолкнула его с силой, которая удивила нас обоих. Он отступил, глядя на меня потемневшими от желания глазами. Его грудь тяжело вздымалась, губы припухли от поцелуев.

– Нет, – выдохнула я, пытаясь собрать разлетевшиеся мысли. – Это ошибка. Мы не можем.

– Почему? – его голос был хриплым от желания. – Мы взрослые люди. Мы оба хотим этого.

Потому что ты не знаешь, кто я. Потому что если узнаешь, ты возненавидишь меня.

– Ты мой… начальник, в каком-то смысле, – я искала любой предлог, любую отговорку. – Это неэтично.

Он рассмеялся, проводя рукой по взъерошенным волосам.

– Серьезно? Этика? – он покачал головой. – Я чувствую, как ты отвечаешь мне, Анна. Как дрожишь от моих прикосновений. Как хочешь меня.

Да, хочу. Боже, как я тебя хочу. И как ненавижу себя за это.

– Это неправильно, – повторила я, отступая к двери. – Я не могу.

– Почему? – его взгляд стал пристальнее. – У тебя кто-то есть?

Я почти рассмеялась. Кто-то есть? У женщины, которая провела двадцать лет в женской колонии строгого режима?

– Нет, – ответила я честно. – Но это не меняет того, что мы… не подходим друг другу.

– Это мне решать, – он сделал шаг ко мне, и я выставила руку, останавливая его.

– Нет, Денис. Это решать нам обоим. И я говорю "нет".

Что-то промелькнуло в его глазах – удивление, гнев, недоверие.

– Никто не говорил мне "нет" с тех пор, как мне исполнилось шестнадцать, – его голос стал жестче, властнее.

– Значит, пора услышать, – я нашла в себе силы улыбнуться, хотя внутри все дрожало и рассыпалось. – Ты привлекательный молодой человек, Денис. Но я не для тебя.

Если бы ты только знал, насколько я не для тебя.

Он смотрел на меня долго, изучающе, словно пытаясь прочесть что-то в моем лице. Затем медленно кивнул.

– Хорошо, – сказал он, и это прозвучало как угроза. – Пока хорошо.

Он развернулся и направился к двери, но на пороге остановился.

– Знаешь, Анна, – произнес он, не оборачиваясь, – я всегда получаю то, что хочу. Всегда. Это лишь вопрос времени.

И он ушел, оставив меня дрожащей, с горящими губами и пульсирующим желанием внизу живота.

Я только что поцеловала сына человека из моего прошлого. И хуже всего то, что я хотела большего.

Оставшаяся часть смены прошла как в тумане. Я механически выполняла привычные действия – мыла, чистила, протирала, – но мысли были далеко. Губы все еще горели от его поцелуев, тело помнило каждое прикосновение. А между бедер пульсировало так, что приходилось сжимать ноги, чтобы унять эту сладкую, мучительную боль.