Сингомэйкеры
Шрифт:
– Значит, мне достаточно просто надувать щеки и делать вид, что я некто значительное?
– Хороший ход, – похвалил он. – Так она сразу потеряет к вам интерес.
Я пробормотал уязвленно:
– Ну, спасибо. Так уж мне хочется, чтобы красивая женщина потеряла ко мне интерес! Я похож на самоубийцу?
– Нет-нет, – сказал он успокаивающе, – отдыхайте, развлекайтесь. Но если вдруг начнет проявлять к вам интерес выше допустимого, мы просто велим отозвать ее. Или прекратить с вами контакты.
Я прошептал:
– Господи… Вы можете даже там вмешиваться? Молчу-молчу…
Он
– Отдыхайте, наслаждайтесь.
Экран погас, я поднялся и начал готовиться к завтраку, потом постараюсь на пляже снова ее отыскать. Интересно, будет ли все такой же неприступной или же позволит начать сближение и на людях? Папарацци на этот курорт не допускаются, а в руках миллиардеров я еще ни разу не видел фотоаппарата.
Да и вообще, мелькнула ироническая мысль, с джеймсамибондами в век цифровых технологий покончено раз и навсегда. После первого же задания попадает в списки всех контрразведок мира, так что второе выполнить уже просто не дадут. Потому сейчас шпионские задания выполняют непрофессионалы.
Все знают человека с детства, могут проследить его жизнь от яслей и до университета, далее – чем занимался и как занимался, словом, обычный клерк… и вдруг именно он закладывает бомбу, выкрадывает секретные документы или же в нужный момент предоставляет свою машину тем, кто совершил теракт, и убегает от полиции.
Будь Ингрид агентом-профи, ее давно бы знали как агента во всех службах, а так она в самом деле работает в кино, занимает высшие строчки в рейтингах, в деньгах не нуждается, а своей стране помогает, видимо, из чувства патриотизма.
Глава 3
Макгрегор окинул меня оценивающим взглядом.
– Хорошо, хорошо… Загорели, взгляд изменился. И целых семь дней сумели продержаться!
Вульф, Штейн и Гадес весело заржали. Мы обменивались рукопожатиями, меня хлопали по плечам, нахваливали за плотный загар, интересовались, не слишком ли истощил себя на таком курорте в окружении красоток, там один персонал чего стоит, предлагали сходить на курс восстанавливающих уколов.
Подошел Кольвиц, оглядел критически.
– Целых семь дней? Из какого-то вшивого месяца?
Во взгляде его было брезгливое презрение, что за идиот, не воспользовался возможностью целый месяц наслаждаться всеми доступными человеку благами на самом наимоднейшем курорте? Все оплачено, в соседях и за столом самые богатые люди планеты, все кинозвезды, все знаменитости.
Макгрегор коротко усмехнулся.
– Кольвиц, вы свободны.
Тот исчез, я облегченно вздохнул, остальные посмеивались, еще раз поздравили меня с возвращением и удалились.
Макгрегор спросил:
– Ну как сам отдых?
– В задницу, – ответил я сварливо. – Я спал с кинозвездой, но последние две ночи снилось, что совокупляюсь с Голубым Джином. Вообще-то он во сне был Голубой Джиной. И сейчас у меня пальцы чешутся от жажды пощупать клаву, словно это вот такие сиськи!
– Но отдых был необходим, – сказал он полувопросительно.
Я отмахнулся.
– Да понял я, понял!.. Это чтоб у меня не возникали мысли, что хорошо бы в отпуск. Да не было у меня таких мыслей, не было!
Он спокойно кивнул:
–
Да, теперь уж точно не будет. Вы увидели самый роскошный курорт в мире. И… заскучали.– И что, – спросил я все еще раздраженно, – что это значит, по-вашему?
Его губы дрогнули, я с изумлением увидел, что могущественный шеф в самом деле улыбается. Это было так непривычно, как если бы улыбнулась акула.
– Это многое значит, – ответил он с непонятным мне подтекстом, – но пока скажу одно: вы работаете там, где должны.
Вульф и Штейн переглянулись, я с облегчением перевел дух.
– Спасибо, шеф.
– Тут почти все такие, – заметил он. Я удивленно раскрыл рот, он засмеялся: – Что, думали, вы один такой уникальный?
– Нет, я думал, что урод, – ответил я.
– Почему?
– Не умею наслаждаться жизнью. Не умею ей радоваться!
Он покачал головой.
– А вы разве не радуетесь?
– Еще как! – вырвалось у меня. – Но только не бабам. Бабы – это все-таки…
Я замолчал, подбирая слово, он сказал благожелательно:
– Просто. Это слишком просто. А вам уже требуется что-то особенное. Люди простые, что тоже ищут что-то еще, уходят во всякие там перверсии, те на том же этаже, а творческим людям доступны радости классом выше… Что вы и доказали. Ладно, идете проверьте свой кабинет, ничего ли там не сперли…
Я кивнул, Макгрегор повернулся, чтобы уйти, я сказал просительно:
– У меня там одна мыслишка появилась…
Он оглянулся, в суровых глазах насмешка.
– Одна?
Вульф захохотал, но посмотрел на часы, затем на шефа. Штейн показал мне взглядом, чтобы заканчивал, Макгрегор им самим нужен.
– Честно говоря, – продолжил я тоном ниже, – их вагон и две тележки, я могу их все сразу…
– Упаси господи! – сказал Макгрегор с иронией.
– Тогда вот пока одна, – заговорил я торопливо, – понимаю, почему с такой неприличной поспешностью приняли в Европейский союз скопом, не глядя, целую кучу стран, что раньше были в орбите Советского Союза!.. Ну зачем богатой и сытой Европе эти нищие Болгария, Польша, Чехия, Словакия, Румыния и прибалтийские республики?..
Макгрегор усмехнулся.
– Говорят о расширении демократии.
– Говорят, – сказал я раздраженно. – Мы тоже говорим одно, думаем другое, а делаем третье! Европой движет панический страх перед исламом и нашествием негров из Африки, для нас это не секрет. Размножаются в слаборазвитых, как мыши, так что скоро вся Европа повторит судьбу Косова. Единственное спасение, да и то не спасение, а отсрочка гибели – поскорее влить в Европу страны бывшего социализма, где негров нет вообще… Как и мусульман почти нет.
Вульф и Штейн поглядывали на меня нетерпеливо и с осуждением, как на нарушителя корпоративной этики. Я чувствовал себя как на иголках, задерживаю шефа, но раз уж начал говорить – надо успеть закончить, другого шанса повторять сначала не будет.
Макгрегор кивнул.
– Верное понимание ситуации. Юджин, вы хорошо видите суть за красивыми лозунгами о демократии и политкорректности. Но все-таки вы тревогу поднимаете зря.
– Я разве поднимаю?
Он усмехнулся шире.
– Намереваетесь, разве не так?