Синяя папка. Сережка. Давным давно была война...
Шрифт:
– Сестричка, как он? – Лейтенант Корниенко кивнул на парнишку, что лежал на шинели весь в бинтах, колдовавшей над ним медсестре.
– Смертельных ран нет, если до санбата довезут – жить будет, ответила та, не прекращая перевязку.
– Петров, документы его нашли?
– Да нашли какие-то у него в кармане… На старшего матроса Коновалова, из 154 морбригады. – Петров посмотрел на мальчишку, почесал затылок. – Только не тянет он на старшего матроса 1923 года рождения, хоть и в тельняшке.
– А точно он по гадам из МГ садил? Не путаешь?
– Товарищ лейтенант! Так я его как Вас сейчас видел,
– Сестричка, постарайся его до санбата довезти, хочу узнать имя Героя!
– Постараемся, товарищ лейтенант!
Госпиталь.
25 ноября 1942 года. Уже прогрохотали тысячи орудий и «Катюш», прорывая оборону фрицев с севера и юга, уже замкнули наши войска кольцо в районе Калача-на-Дону, а «в колечке 22 дивизии»… Как его привезли в Пензу Сережка не помнил, да и о том, что он в этом городе узнал не сразу. Сейчас Серый быстро шел на поправку. Снова пришлось вспоминать о зарядке и физкультуре. А ведь он с ребятами, как попал в 1942 год, ни разу не делал что-то типа зарядки, хотя, во время первого попадания ни дня не проходило без нее. После ранений снова нужно было приводить себя в форму. Сегодня привезли новую группу раненых, Серый помогал их переносить. Сережка подставил плечо солдату, который прыгал на одной ноге, с другой стороны его поддерживала медсестра. Перед ними в дверь приемного отделения заносили носилки с бойцом, закутанным в шинель. При повороте шинель распахнулась, а из рукава шинели выпала бумажка. Сережка посмотрел на упавшую бумажку, посмотрел на носилки, на них лежал мальчишка, лет десяти – двенадцати с забинтованной шеей и головой.
Уже после разгрузки Сережка, почему-то, вспомнил про бумажку, нашел, подобрал со снега, развернул ее:
«Этот мальчик, Толик Курышов, с 28 сентября по 24 ноября находился со мной в торцевом доме № 61 на площади 9 Января. Отражал атаки немцев. Считаю его бойцом своего гарнизона и прошу содействия в спасении его жизни. Гвардии сержант 3-го разведбатальона 42 гв. полка Я. Ф. Павлов».
– Сергей Иванович! – обратился к главному хирургу госпиталя Серый, увидев того идущего в коридоре.
– Так, тезка, не вовремя, все вопросы потом! На операции – прости. Все потом!
Через три дня все же сумел увидеть того мальчика. Ему сделали операцию – удалили осколок, что попал в основание черепа. Лицо его было почти полностью забинтовано. Через 5 дней мальчишка заговорил, но часто терял сознание. Парнишка не помнил откуда он, не помнил фамилию, но знал, что его зовут Алеша.
Через несколько дней в госпиталь пришла женщина, она искала своего сына …
– Да поймите вы! Нет у нас мальчика по имени Толя. У нас всего три подростка: Миша, Алеша и вот – Сережа. – один из врачей объяснял плачущей женщине, при этом показал на проходящего мимо Серого.
А у Сережки в голове вспыхнули слова из записки, что он хранил в тумбочке: «Толя Курышов»!!!
Серый остановился, как будто наскочил на стенку:
– Как Вы сказали? Толя? А фамилия как?
– Курышов… - женщина вытерла платочком слезы. – Я его на каникулы в Сталинград отправила, к сестре своей… Кто ж знал, что немец туда придет?
– А у него какие-то приметы есть? – задал вопрос Серый.
– Какие приметы? – не поняла женщина.
– Ну, особенности… Родинки, нос картошкой…
Женщина всплеснула руками и прикрыла пальцами правой руки рот, помолчала пару секунд, думая:
– Есть!
Есть примета! Брат ему на руке наколку сделал «Толя»! Ох, и выдрала я их хворостиной обоих!– Постойте – ка, у Алешки такая татуировка на руке. Он сказал, что это память о брате.
Они втроем пошли в палату, где лежал мальчик.
Женщина сперва не узнала в забинтованном мальчике сына, потом взяла за руки и, увидев на руке неровные буквы «Толя», заплакала, запричитала:
– Толечка… Живой, нашла я тебя, сыночек!
Мальчика открыл глаза, посмотрел на женщину и спросил:
– Тетенька, а вы кто?
– Толечка! Ты что? Это я, мамка твоя!
– Мамка… - мальчишка немного помолчал, пытаясь что-то вспомнить. – Тетенька, я – Алеша, я не Толя.
– Давайте выйдем из палаты в коридор! – врач приобнял женщину и стал выводить ее из палаты. Сережка в шоке двинулся за ними.
– Как же так!
– рыдала женщина. – Он меня не узнает… Но ведь есть метка на руке… Это его метка – «Толя»! Во и записка, что мальчик принес записку, там написано, что Толя Курышов…
Мама Толи посмотрела на Сережку, который только что принес ей записку Якова Павлова, в честь которого назовут один из легендарных пунктов защиты Сталинграда.
– Послушайте меня. – Врач взял женщину руками за плечи. – Успокойтесь. Такое бывает при ранениях головы – амнезия. Это проходит. Нужно время – память восстановится…
Главврач, при наличии записки и татуировки согласился отдать «Алешу», который Толя его маме для дальнейшего лечения…
В этом госпитале к Сережке приклеилось новое прозвище, правда, не очень отличающиеся от прошлого: был «Сергей – Стреляный воробей», а теперь стал «Пострел» или «Постреленок» (нечто среднее между «пострелом» и «орленком»).
Сережка теперь был в палате выздоравливающих. Главврач так еще и не решил, что с ним делать: отправлять в детдом или оставить при госпитале – он же совсем один, сирота, хоть мальчишка и настаивал, чтоб его отправили обратно в 154 морбригаду, к «своим»… Ему пришло письмо из разведроты, даже «похоронку» прислали, только не было у Сереги тех же чувств, которые были к капитану (майору) Смирнову, «Медведю» Ивану Овчаренко, другим разведчикам В/Ч 01509…
– «Постреленок»… - попросил однажды Саша, старший лейтенант, танкист потерявший зрение. –Спой что-нибудь, муторно на душе.
– Да что спеть-то?
– удивился Серый. – Да и не пою я… Не умею.
– Сережа, спой, прошу… муторно мне… ты сможешь. Я знаю.
– Может, Иваныча с гармонью позвать, он сыграет и полегчает? – предложил молоденький лейтенантик Федор. Они все в палате звали друг друга по имени. Какие отчества? Какие звания? Все молодые, нет и 25 лет… 2 месяца бок о бок…
– Сходи, Серенький, позови. Он сыграет. А ты споешь.
Сережка сходил, позвал. Пришел Иваныч, сержант с Донбасса, лет под 40, с гармонью:
– Ну хлопцы, что сыграть? «Темную ночь»? «Платочек»?
– Иваныч, - попросил слепой танкист. – Что Сережка попросит, то и сыграй, а он споет.
– Так что играть-то? – Иваныч спросил Серегу.
Серега смотрел на танкиста и в голове крутилось: «Что сын их больше не вернется и не приедет погостить…» и слова еще одной песни, которую как-то слышал…
– Иваныч, а ты знаешь песню про коногона с пробитой головой?
– Кто ж ее на Донбассе не знает? – он сыграл несколько аккордов. –Она? А ты ее откуда знаешь?