Синяя спальня и другие рассказы

Прекрасные испанки…

У Лори перехватило дыхание. Я ведь ничего не знала! Не знала, что вместо свадебного марша будут играть любимую песню деда.

Собственно, откуда ей было знать? Лори отказалась прийти на репетицию, а остальные члены семьи не хотели лишний раз тревожить ее обсуждением подробностей церемонии.

До свиданья и прощайте, ах, прекрасные испанки…

Дед. Он был тут, в церкви. Радовался за новобрачных, поддерживал родных. Был с ними вместе.

До свиданья и прощайте, девы солнечной страны.

Эндрю и Уильям стояли у алтаря. Оба они повернулись и посмотрели на приближающуюся процессию. Эндрю, не отрываясь, смотрел на Джейн, и на лице его были написаны изумление и гордость. А Уильям…

Он смотрел на Лори. Его взгляд, уверенный и прямой, успокаивал и ободрял. Она почувствовала, что снова дышит свободно и слезы больше не сдавливают горло. Ей хотелось как-нибудь сказать Уильяму про деда, но тут глаза их встретились, он улыбнулся и заговорщицки ей подмигнул, и Лори поняла, что ничего говорить не надо, потому что Уильям уже все знал.

Рождество мисс Кэмерон

У маленького городка под названием Килморан было множество лиц, и все они казались мисс Кэмерон исключительно прекрасными. Весной вода в заливе становилась ярко-синей, на полях паслись ягнята, а в палисадниках у коттеджей плясали на ветру головки нарциссов. Летом появлялись туристы: они приезжали целыми семьями, разбивали на берегу палатки, купались на мелководье. У волнолома открывался киоск, где продавали мороженое, старик из местных жителей катал ребятишек на ослике. Где-то в середине сентября сезон заканчивался, туристы разъезжались, летние домики запирали на зиму — их окна, закрытые ставнями, слепо таращились через залив на холмы дальнего берега. На полях гудели комбайны, с деревьев осыпались листья, бурные осенние приливы поднимались чуть ли не до забора, ограждавшего сад мисс Кэмерон. С севера прилетали дикие гуси — их возвращение знаменовало приход зимы.

В глубине души мисс Кэмерон считала зиму самым лучшим временем года. Дом ее выходил на юг, на залив, и хотя она частенько просыпалась по утрам в полной темноте под завывание ветра и мелкую дробь дождя, выдавались и другие дни, тихие и безоблачные, когда она лежала в постели и наблюдала за тем, как красное солнце медленно выплывает из-за горизонта, заливая ее спальню розоватым светом. Солнце блестело на медных столбиках кровати, отражалось в зеркале, стоявшем на туалетном столике.

Сегодня, двадцать четвертого декабря, выдалось как раз такое утро. Канун Рождества. Она была одна и завтрашний день тоже собиралась провести в одиночестве. Это ее нисколько не пугало. Дом составит ей компанию. Мисс Кэмерон встала и подошла закрыть окно. На далеких холмах Ламмермура белым одеялом лежал снег; чайка села на ограду сада и с криком терзала клювом дохлую рыбину. Потом расправила крылья и поднялась в воздух. Рассветные луни коснулись ее белого оперения, в мгновение ока превратив обыкновенную чайку в волшебную розовую птицу, — при виде такой красоты сердце мисс Кэмерон учащенно забилось от удовольствия и восторга. Она провожала чайку глазами, пока та не скрылась из виду, а потом сунула ноги в тапочки и спустилась вниз вскипятить чайник.

Мисс Кэмерон было пятьдесят восемь лет. Пятьдесят шесть из них она прожила в Эдинбурге в высоком холодном доме с окнами, выходящими на север, в котором родилась и выросла. Она была единственным ребенком в семье и весьма поздним, так что к ее двадцати годам родители были уже на пороге старости. Из-за этого уехать из дома и зажить собственной жизнью для нее было не просто сложно, а почти невозможно, но все-таки она нашла компромисс: поступила в университет, но в местный, и продолжала жить с семьей, а после этого нашла работу учительницы, опять же в местной школе. Когда ей исполнилось тридцать, родители состарились настолько, что и речи быть не могло о том, чтобы отделиться от них, ведь, в конце концов, эти старики, — с изумлением думала мисс Кэмерон, — когда-то подарили ей жизнь.

Когда мисс Кэмерон было сорок, у ее матери, и до того не отличавшейся крепким здоровьем, случился небольшой сердечный приступ; обессиленная, она около месяца пролежала в кровати, а затем скончалась. После похорон мисс Кэмерон вместе с отцом вернулась в их большой мрачный дом. Отец поднялся наверх и угрюмо уселся у камина, а она пошла на кухню заварить ему чаю. Кухня располагалась в нижнем этаже, и на окне были решетки — от грабителей. Дожидаясь пока закипит чайник, мисс Кэмерон смотрела через решетку на их маленький садик с каменистой почвой. Она пыталась высаживать там герани, но они быстро умирали, и сейчас за окном торчал лишь клок настырного кипрея. Решетки придавали кухне сходство с тюрьмой. Раньше эта мысль никогда не приходила ей в голову, но сейчас она поняла, что именно так и обстоят дела: она в тюрьме, и ей из нее не выбраться.

Отец прожил еще пятнадцать лет, и она продолжала работать учительницей, пока его можно было оставлять одного. Когда с ним понадобилось находиться неотлучно, даже днем, она покорно уволилась с работы, которая не приносила ей особенного удовольствия, но, по крайней мере, давала некоторое удовлетворение, и засела дома, полностью посвятив себя отцу. Она располагала собственным доходом, совсем небольшим, и думала, что у отца денег тоже в обрез, — столь скудную сумму он выделял на домашнее хозяйство, так экономно расходовал уголь и электричество, так редко позволял себе хотя бы скромные развлечения.

У него была старенькая машина, которой мисс Кэмерон выучилась управлять, и в теплые дни она, бывало, усаживала отца на переднее сиденье, где он возвышался, напоминая гробовщика в своем сером костюме и черной шляпе, и они отправлялись к морю, или куда-нибудь за город, или в парк Холируд, где отец спотыкающимся шагом совершал небольшую прогулку, а то добирались до поросших травой склонов Артурова трона и усаживались на солнышке. Однако потом цены на бензин резко подскочили и, не посоветовавшись с дочерью, мистер Кэмерон продал машину, а ее денег не хватало на то, чтобы купить другую.

Была у нее подруга, Дороти Лори, с которой они вместе учились в университете. В отличие от мисс Кэмерон, Дороти вышла замуж — за молоденького доктора, который впоследствии стал знаменитым неврологом, и при его активном содействии нарожала кучу превосходных детишек, теперь совсем взрослых. Положение мисс Кэмерон всегда возмущало ее до глубины души. Она считала, что родители подруги — обыкновенные эгоисты, которые думают только о себе, что ее отец с каждым днем обращается с ней все хуже. Продажа машины оказалась последней каплей.

— Это просто смешно! — объявила она за чаем в своей солнечной, уставленной цветами гостиной. Мисс Кэмерон смогла вырваться из дома, уговорив приходящую помощницу посидеть с отцом, накормить его и проследить, чтобы он не свалился с лестницы по пути в туалет. — Какой он все-таки скряга! Уверена, он может позволить себе содержать машину, хотя бы ради тебя!

Мисс Кэмерон не сочла нужным упомянуть, что отец никогда не думал ни о ком, кроме самого себя. Она просто ответила:

— Я не знаю.

— Так попытайся разузнать. Поговори с его бухгалтером. С адвокатом.

— Дороти, я не могу! Это будет для него оскорбительно.

Дороти издала недовольное «пфуфф» — как в старинных романах.

— Я не хочу его огорчать, — сказала мисс Кэмерон.

— Ничего страшного, если он немного огорчится. Если бы он хоть иногда огорчался, то, возможно, не стал бы таким эгоистичным, занудным… — Дороти прикусила язык, а потом закончила, — стариком. Вот.