Сирийский рубеж 2

— Цель подтверждена. Выход на боевой разрешил, — командовал экипажами оператор с борта Як-44.

— Тарелочка, 812-й, принял. Главный включил. Внимание, сброс! — докладывали кто-то из экипажей, наносящих удары по объектам противника.

В это время мы преодолевали очередной рубеж на пути к точке эвакуации группы спецназа. Ещё минута и мы будем над территорией, которую контролируют боевики.

— Влево уходим, — произнёс в эфир Тобольский, отворачивая Ми-8 в сторону хребта.

Не прошло и нескольких секунд, как мы ощутили на себе присутствие на земле противника. Тут же по нам начали бить крупным калибром. Попаданий удалось избежать.

— Отстрел! Вижу пуск! — подсказал я, снижаясь к небольшой сопке.

Послышался звук отстрела тепловых ловушек, а в зеркале заднего вида были видны вспышки.

Дымный след от ракеты ПЗРК расчертил утреннее небо. Сама же ракета ушла в сторону, не достигнув цели.

— Ниже жмёмся, — дал команду Тобольский, прижимая вертолёт к земле.

Давно так не приходилось «стричь траву» на Ми-8. Поверхность земли уже близко. Задатчик опасной высоты пришлось переставить на 5 метров, но он всё равно периодически давал о себе знать писком в наушниках.

В кресле сложно усидеть от такого напряжения внутри.

— Вправо уходим! — скомандовал Олег Игоревич.

Очереди из крупнокалиберных пулемётов становились всё чаще и чаще. Дважды в нашем направлении пускали ракету ПЗРК, но мы успевали прикрыться за складками рельефа местности.

— 12 километров до расчётной точки, — подсказал Кеша.

— Буран, Буран, я 201-й, иду к вам. Готовьте встречу, — запросил командира группы Тобольский.

— 201-й, понял. Пока вас не видим, — ответил Иван.

Судя по голосу, парень сильно устал, но с трудом скрывает радость от предстоящей эвакуации.

— 201-й, вижу вас. Побыстрее. У нас два 300. Тяжёлые.

Прошли ещё между двух сопок. Очередной обстрел с земли, но пули только слегка задели фюзеляж. Несколько ударов пришлись на правый борт кабины, но внутрь не прошли.

— 7 километров. Вижу просеку. Готовлю площадку, — доложил Тобольский и начал отворот вправо, чтобы выполнить облёт.

Опасно кружить сейчас над площадкой, но не прикрыть спецназ нельзя.

— Вираж вправо, — ответил я и начал разворачиваться от большой скалы слева.

В блистер начали попадать не только насекомые, но и сухая трава. До поверхности земли совсем немного, что щекочет нервы всем.

Выйдя из разворота, я заметил, как Тобольский пускает НАРы, резко выходя из атаки.

— Много бармалеев. Буран, я 201-й, обозначьте себя, — сделал он очередной манёвр.

— Ведём бой. Накрыли! — перешёл на крик командир группы.

— 2-й, забираем сейчас. Очень быстро, — дал команду Тобольский.

— 1-й, понял, — ответил я, развернув вертолёт в направлении просеки.

Заходить нужно с ходу, чтобы как можно меньше быть перед боевиками.

— Слева бьют! — громко сказал Кеша, когда одна из пуль пробила его блистер.

Я начал гасить скорость. Двигатели загудели, а сам вертолёт начал затормаживаться. Внизу была видна большая поляна, на которой залегли несколько человек, занявшие круговую оборону.

— Буран, я 202-й. Сажусь рядом, — произнёс я в эфир.

Уходить парням некуда. Со всех сторон из лесопосадок стреляют боевики, не давая им опомниться.

Тут же над головой пролетел вертолёт Тобольского, ударив по одной из лесополос НАРами. Несколько разрывов и вверх моментально начал подниматься серый дым.

— Высота 40, скорость 50, — проговаривал по внутренней связи Иннокентий, пригибаясь в своём кресле.

— 2-й, подходят ещё. Захожу на повторный, — произнёс в эфир Олег Игоревич.

Краем глаза я заметил, как из леса выехали несколько автомобилей и начали стрелять. Несколько попаданий пришлись в правую сторону. Вертолёт начало сильно трясти.

Град попаданий по вертолёту был мощным. Такое ощущение, что стальные комары впиваются в обшивку фюзеляжа. Совсем немного осталось до посадки.

Но для нас было уже поздно.

— Пуск! Слева пуск! — услышал я в эфире громкий крик Бурана.

Мощный удар в левый борт и вертолёт начало закручивать. Кабина начала вращаться, как и пространство за ней.

Горы, лесопосадка, степь — всё слилось в одно целое.

Я помнил, что слева от нас были скалы. Мощности двигателей ещё хватает. Ещё совсем немного нужно дотянуть, и будет возможность перелететь вершину.

— Двигатель! — услышал я крик Хавкина.

Продолжала мигать лампа отказа левого двигателя, а наш Ми-8 слегка провалился. Ещё один мощный удар и кабину заволокло дымом.

Но пока вертолёт управляется.

— 1-й, горим. Иду на вынужденную, — доложил я.

РИта вовсю уже кричала об отказах генераторов постоянного тока.

В остеклении кабины были видны лишь огромные каменные валуны. Мы падали на скалы!

Правая педаль уже на упоре. Запас по мощности был практически исчерпан, рукоятка рычаг шаг-газ уже практически подмышкой.

Такого воя, исходящего от двигателей, я не слышал никогда.

Будто несколько десятков собак заскулили от боли одновременно.

В горле моментально пересохло, а дыхание перехватило. И в ушах продолжал говорить женский голос.

— Отказал первый генератор. Отказал второй генератор.

Сейчас будет провал оборотов несущего винта.

— 2-й, скала! Заденешь, — раздался крик Тобольского в эфире.

А у меня в голове только одна фраза — садись. Да куда ж садиться! Боковым зрением я увидел, как Иннокентий буквально вжался в свою правую чашку. А Миша Хавкин схватился за боковые стойки.

Все ждали удара о скалы. И они были уже совсем близко.