Системная психотерапия супружеских пар

В ответ [29] Сергей сообщил, что он тоже находится на грани развода, ему тяжело, но представить себе, что он «разрушит их идеальный брак и нанесет удар своей любимой жене» он не может, поэтому предпочитал до этой встречи все переносить молча. А сейчас говорит только в надежде, что это поможет им обоим быть более счастливыми, потому что «так больше нельзя, да и нет смысла».

Особенно Сергей захотел откликнуться и исследовать «историю про Зайку» и свое отношение к ней.

29

Структуру нарративного консультирования пар см. ниже в этой статье.

Сергей не помнил, когда детально познакомился с образом «настоящего мужика», как он его назвал и когда он его выбрал для себя, но к середине учебы в институте он был уверен, что именно таким надо быть и так выглядеть, чтобы «с тобой была первоклассная девушка». Когда Сергей увидел в Анне первоклассную девушку, он с целью завоевать ее максимально вошел в образ «настоящего мужика» и постарался убедить ее и себя, что он именно такой. Почувствовав себя в полной мере «настоящим мужиком», Сергей тут же ощутил (видимо, как показало деконструктивное исследование, в основном под влиянием образов из рекламы), что рядом с таким мужчиной должна находиться «зайка». Видя в Анне свою избранницу и желая быть с ней, Сергей начал относиться к ней, как к «зайке», Анна это поддержала (находясь под влиянием тех же стереотипов про «настоящих мужчин» и их избранниц), и он сам оказался загнан в образ «сурового героя, который где-то далеко добывает деньги». Сергей знал про себя, что он «разумно чувствительный», заботливый, любит современное искусство и ценит свою способность сопереживать, но все это не вписывалось в образ «мужика», в котором ему стало тяжело еще до рождения первого ребенка. Но чем несчастнее и больнее, как ему казалось, становилась его жена, тем более он ощущал себя обязанным поддерживать такую версию себя «ради нее, из заботы о ней».

Сергей и Анна поддерживали свои нежелательные идентичности друг для друга.

В конце беседы я спросила у Анны и Сергея, что каждому из них показалось в этой встрече наиболее полезным.

А: У меня ощущение, что мы вообще сейчас в первый раз откровенно поговорили, я понимаю, что так не может быть, но это совсем не так, как все, что было раньше… и я, честно говоря, в шоке.

С: От меня в шоке?

А: Нет, само это чувство, такая… открытость, и вот ты сейчас на меня смотришь, а я могу просто говорить, а не стараться тебе понравиться (у Анны на глазах появляются слезы).

С (улыбаясь): Сейчас я тоже заплачу, вот тогда будешь в шоке. На самом деле, для меня самое важное в сегодняшней беседе, что появилось ощущение, что можно куда-то двигаться. Я думал, что мы в полном тупике. А сейчас получается, что мы этот тупик сами придумали – может быть и выберемся.

В течение следующих восьми терапевтических встреч, состоявшихся в течение полугода, Анна и Сергей исследовали:

1. Свои предпочитаемые идентичности:

• у Анны это была «Анна», которая предпочитает и умеет быть открытой, спонтанной, разной, меняющейся, заботливой, умеет слушать, любит играть с детьми, разговаривать с мужем, читать, застенчивая, любит французскую музыку и кухню, хочет каждый день создавать дом, в котором всем тепло, ценит честность, любовь и свободу настолько, что, если «из ее жизни это уходит», была готова потерять самое дорогое, что у нее есть – себя, умерев, или мужа, разведясь;

• у Сергея это был «Сергей – человек обыкновенный», который предпочитает и умеет быть настойчивым, находчивым, верит, что «все можно решить», ценит честность, свободу и любовь, стремится сделать так, чтобы «его дети не боялись зря», любит смотреть как жена смеется, стремится «вносить в мир больше безопасности» [30] .

30

Конструирование идентичности в нарративной практике предполагает очень плотное, разнообразное и насыщенное описание на уровне событий. Кажущееся «абстрактным» приводимое здесь описание самой идентичности всегда «укоренено» и существует только неразрывно с этим «живым» ландшафтом событий (см.: Уайт, 2010, с. 76–146), приводить который в данном тексте излишне, но без обсуждения которого это описание предпочитаемой версии себя не могло возникнуть.

2. Ценности и готовность/возможность поддержать предпочитаемые идентичности друг другаⁱⁱ. Сергей и Анна разделяли некоторые наиболее важные для каждого ценности: свободу, любовь и честность, им также нравилось видеть в себе людей, которые поддерживают в партнере его предпочтения. В некоторых важных для каждого вещах они расходились, но не чувствовали в этом критичных для совместной жизни противоречий. Например, для Сергея было важно быть человеком, заботящимся о здоровье и безопасности семьи, и Анна была готова это так понимать, даже когда сама восприняла бы какие-то действия как выражение излишнего беспокойства. А Сергей был готов воспринимать отсутствие у Анны беспокойства по некоторым вопросам (которое он раньше считал проявлением «зайкиной беспечности», что усиливало необходимость быть «мужиком») как выражение ее предпочтения «жить с радостью».

3. Проблемы, вносившие вклад в сложности с формулированием, выражением и готовностью поддержать друг друга в предпочитаемых версиях. В процессе дуальной экстернализации различных проблем – участников супружеских сложностей – Анна и Сергей решили, что наибольший вклад именно в эти сложности внесли Избегание конфликта, Страх потери и Чувство вины. Проблему, которая была между ними, супруги назвали «театр». Проблемы обсуждались обычным образом в экстернализационном ключе, специфика будет описана ниже.

4. Социальные ожидания, контексты и идеи, поддерживающие проблемы и сложности в отношениях.

Как проводится интервью, свидетельская позиция

Майкл Уайт (White, 2004) предложил использовать разработанную им же в нарративном подходе практику свидетельствования (см.: Уайт, 2010, с. 182–241) в консультировании пар. Такого рода структура интервью может использоваться и при нарративном консультировании семей с детьми, и при любой нарративной терапии, когда консультируются несколько людей. В самом начале беседы терапевт может спросить клиентов, не возражает ли кто-то из них, если он, терапевт, будет беседовать с ними по очереди, в каждый момент времени говоря с одним человеком, а другой/ие в это время постарается перейти в позицию свидетеля беседы – слушать так, как будто это важная и интересная, но – радиопередача или разговор попутчиков в транспорте. Понятно, что в действительности это не так, и терапевт просто обсуждает с человеком возможность и стремление возвращаться к такой позиции («открытой и восприимчивой» – Фридман и Комбс), когда он слушает другого/их во время встречи. В случае если ему крайне необходимо сказать, он может что-то сказать, но для облегчения пребывания в позиции свидетеля, человеку можно предложить ручку и бумагу, чтобы он мог записывать те вещи, которые считает важным не забыть и которые у него будет возможность озвучить, когда он будет откликаться на услышанное. Обычно консультант по очереди проводит симметричные по смыслу вопросов беседы. То есть, спросив одного партнера о его целях, задачах и планах на эту встречу, и, возможно, сформулировав с ним версию запроса в течение 10–15 минут, терапевт, прежде чем двигаться дальше, поговорит на эту же тему с другим партнером – ответы у партнеров и, соответственно, содержание бесед будут разными, а тема общая. Обращаясь к тому партнеру, который был в позиции свидетеля, слушал, терапевт в первую очередь просит его свидетельский отклик. Полезно бывает начать с вопроса «было ли что-то в том, что вы услышали, хотя бы минимально вас обрадовавшее?» Дальше можно задать какие-то из обычных вопросов свидетельского отклика (Уайт, 2010, с. 208–211). Иногда ответ на первый вопрос может послужить точкой входа в описание предпочитаемой идентичности, в разговор о ценностях человека. Узнав, что именно человека обрадовало, терапевт может спросить, «почему это его обрадовало, что это может говорить, о том, что для него важно, о его целях и/или ценностях и т. д. (White, 2004, с. 21 и далее).

Часто, обсудив отклик на услышанное, терапевт задает вопросы такие же или близкие по смыслу к тем, которые обсуждались с другим участником беседы. Так происходит в начале встречи, на стадии формулирования текущих задач и запросов или обсуждения прошедшего с предыдущей встречи времени, но дальше беседы могут идти как симметрично, так разными маршрутами (особенно если запросы разные), или в чем-то переплетаясь и дополняя друг друга.

Множественная экстернализация при работе с парами

Когда на приеме несколько людей – это касается и нарративной терапии с семьями с детьми (см.: White, Morgan, 2006), и нарративной терапии с парами – и консультант беседует с ними всеми, они могут называть в качестве проблем разные вещи. В этом случае мы можем с каждым участником вести экстернализационную беседу, исследуя его отношения с влияющей на него проблемой, при этом проблемы отделяются ото всех, и с помощью вопросов терапевта клиенты смотрят на взаимодействие проблем между собой. В этом случае разделяются проблемы и люди. И люди вместе, как группа, смотрят и решают, как поступить с набором проблем (их можно тоже рассматривать как группу), которые часто «ведут себя» как слаженная команда, выступая на стороне друг друга, поддерживая и усиливая друг друга, что нередко вдохновляет людей тоже объединиться и выступить как команда в отношениях с проблемами и в своих усилиях по трансформации этих отношений.

Например, частое сочетание при дуальной экстернализации [31] в работе с парами – это Страх отвержения, культурно поддерживаемый [32] у женщин и поэтому чаще присутствующий у женщин, и Страх контроля (долженствования), культурно поддерживаемый [33] и чаще присутствующий у мужчин (в разнополых парах). И когда у людей есть возможность исследовать отделенные Страх отвержения и Страх контроля и посмотреть, что происходит, когда эти страхи встречаются, им становится понятно, как они усиливают друг друга. Страх отвержения заставляет быть очень внимательной ко всему, что может намекать, что партнер отвергает/муж не любит, интерпретировать огромное количество событий совместной жизни именно как отвержение (например, если муж смотрит в телевизор, а не на жену, с точки зрения Страха отвержения это никогда не значит, что ему интересен футбол, это всегда значит, что жена ему неинтересна). И поскольку это именно Страх, он пугает (в данном случае в пределе тем, что человек будет отвергнут полностью и «очень плохой и отвергнутый» утратит своего близкого партнера навсегда). И, пугая, такой страх чаще вдохновляет на действия – человек стремится сделать что-нибудь, чтобы опровергнуть страх его в семье с целью иметь неограниченный доступ к его ресурсам. и избавиться от навеваемых им тревожных перспектив, на практике он стремится все-таки добиться подтверждений любви. Женщина надевает прозрачное белье и пытается конкурировать с финалом кубка мира во время пенальти (более слабое подтверждение Страх отвержения не устроит), жена заранее готовит потрясающий обед и приглашает мужа к общему столу с детьми прямо с делового ужина и пр. Все это с легкостью интерпретируется находящимся в тесном контакте с мужчиной Страхом контроля как посягательство на свободу и угроза оказаться в идентичности униженного, подчиненного, «тряпки». Страх контроля информирует мужчину, что необходимо немедленно пресечь попытку захвата и подавления и подсказывает поведение, которое будет тут же проинтерпретировано Страхом отвержения как подтверждение худших опасений – его правоты. Отодвинуться от жены и сделать звук телевизора громче, не брать трубку и пр. Действуя как единая команда, Страх отвержения и Страх контроля могут доводить людей до изнеможения, их настойчивое (в том числе за счет мощной культурной поддержки) вмешательство в жизнь пары может длиться месяцами, годами и даже десятилетиями, и люди часто проявляли большой интерес к тому, чтобы исследовать, что важного и ценного они обнаруживали в своей совместности в минуты/дни, когда были свободны от Страхов, что, возможно, позволило им продержаться так долго, несмотря на все «усилия» проблем.

31

Про двойную экстернализацию см. также: Freeman et al., 1997, с. 61.

32

Например, доминирующими идеями, что женщина может быть счастлива и «полноценна» только находясь в отношениях, и, соответственно, ей надо очень стараться в них всегда быть; что женщина полностью отвечает за то, каковы отношения (за их качество), и за то, чтобы они были; что настоящая мудрая женщина найдет способ удержать мужчину, а настоящий мужчина все равно «в лес смотрит».

33

Например, идеями, что семья, любовь и дети нужны женщинам, а мужчины в это все заманиваются гормональной хитростью; что мужчина не может быть счастлив и полноценен, просто находясь в отношениях или слишком в них вовлекаясь; что он должен не потерять контроль, быть главой и не дать женщине сделать его несчастным, «не мужчиной», полностью подчиненным ее главному жизненному стремлению – заманить и удержать