Системный сбой
Шрифт:
– Тише ты! Дай посмотреть. Основательно тебя прикололи... Сантиметр в сторону, и мы бы сейчас не разговаривали.
– Да лучше сдохнуть, чем слушать этот бред!
– Успокойся.
– Иди к чёрту!
Из посадки послышались выстрелы и крики людей.
Мати со Стилом синхронно вытянули шеи.
– Где это? – прошептала Мати, глядя на друга, будто тот должен всё знать.
– Малинищи. Они там, за посадкой. Надо уходить.
– Там «тундра» Лобанова на обочине. Только его самого нигде не видно.
Стил огляделся.
– К чёрту этого Лобзика. В щель забился,
– Ты чего такое несёшь?!
– Ты на себя посмотри! – сорвался Стил. – О каком-то Лобанове печёшься. Ни хрена ему не будет! Такого газовая камера не возьмёт, а тут... Подумаешь, два штурмовика и свора нежити...
Мати сглотнула.
– Вытащить сможешь?
Стил утёр пот со лба.
– А есть другие варианты?
– Бросить меня, например...
– Мать, ты дура?
Мати всхлипнула.
– Мне страшно. Не хочу умирать.
– Хм... Размечталась. Все страдать будут, а она лапки сложит. Мать, ты эгоистка!
– Да по фиг уже.
Стил на всякий случай ещё раз оглянулся на посадку. Выстрелы и крики больше не доносились, но среди редких деревьев угадывалась суета. Вспыхивал и гас синий свет – по всему, акцент атаки сместился, но нападение и не думало прекращаться.
– Так, посмотрим... Тут ничего страшного, мне сначала показалось, что совсем край... а нет... дёрнуть быстро надо и рану зажать. Чёрт, сколько же крови...
– Давай уже, – прошипела Мати, глотая вязкую слюну. – Хоре зубы заговаривать, не умеешь совсем.
Стил вытер ладони об лохмотья штанов. Опомнился, быстро снял ремень, протянул Мати.
– В зубы.
Мати скривилась, но ремень прикусила.
– Готова?
Дожидаться кивка Стил не стал. Заорал, как раненный зверь и дёрнул что было сил. Обломок подался легко, так что парень отлетел в грязь, чудом не насадившись на острый металл вместо подруги.
Эту боль Мати запомнила на остаток своих дней, точнее до тех пор, пока не сошла с ума. Непередаваемое чувство.
Даже сравнить не с чем.
Она не знала, сколько пробыла в беспамятстве. Когда очнулась, поняла, что её снова куда-то тащат. Боль накрыла с головой, и Мати застонала. Движение прекратилось, небо заслонила физиономия Стила.
– Мать, ты как?
Мати кивнула, говорить не было сил.
– Слава богу! – вздохнул Стил. – Я уж начал подумывать, что ты и впрямь... того...
– Я ж говорила, брось, – выдохнула Мати, чувствуя в груди удовлетворение – не бросил, хотя мог!
– Не дождёшься, – ухмыльнулся Стил. – Вот тут зажми. Чтоб кровь не текла. Сильнее. Сейчас до машины доберёмся, там аптечка есть.
Мати кивнула. Позволила Стилу уложить руку на нужное место – сама смотреть на рану она боялась. Прижала ладонь как могла, ощущая между пальцев тёплое.
– Крови натекло, как из поросёнка, – попытался шутить Стил. – Держись, мать. Нужно выжить.
– На кой? Ты видел этих?.. Их нельзя убить.
– А ты себя видела? Тебя тоже не так просто.
Мати почувствовала безудержный смех.
«Нет, нужно держаться! Иначе всё обернётся истерикой. Я не смогу остановиться. Никогда. Ну и пусть. Буду смеяться вечно, пока небесам не осточертеет на меня смотреть!»
–
Подняться сможешь?Мати попробовала, кивнула.
– Тогда давай, по насыпи только осталось. Готова?
– Готова.
Шатаясь, они кое-как преодолели подъём, ступили на гравий. Тут Мати стошнило кровью, так что кончики пальцев на руках и ногах закололо. Стил успокоил, сказал, что кровь, скорее всего, из полости рта, потому что без сгустков и пены. Когда пробито лёгкое, кровь другая, да и подняться тогда Мати бы не смогла. Так что всё хорошо, нужно двигаться дальше. Дойти до пикапа и валить без оглядки, подальше от этого треклятого пустыря!
Мати кивнула соглашаясь, но разогнуться почему-то не смогла. Наверное, потому что стояла лицом к посадке и первой увидела выскочивших из-за деревьев людей. Это были женщины и дети, а следом за ними неслась синяя смерть.
– О, Господи, Стил...
Стил резко обернулся.
– Вот суки!
– Надо помочь.
Стил глянул на пикап.
– Всех всё равно не увезём. Да и не успеем.
– Так же нельзя.
– Мать, это война! Ты ещё не поняла? – Стил развернул Мати лицом к автомобилю. Как раз вовремя: синий зигзаг догнал женщину с ребёнком на руках...
Последовал крик.
Мати зажмурилась.
– Война – не приговор. Она не может лишить человечности.
– Зато она может запросто лишить здравого рассудка, – ответил Стил, открывая переднюю дверцу пикапа. – Нам нужно двигаться, иначе никто не уйдёт с этого пустыря живым.
Превозмогая боль, под детские крики, Мати забралась в «тундру», жалея об одном: что не может зажать ладонями уши. В груди всё ныло, острое желание броситься на помощь беззащитным детишками и их отчаявшимся мамам никак не покидало. Однако рассудок удерживал на месте; Мати, как могла, ему помогала, понимая, что в чём-то Стил действительно прав – они не в силах помочь, они ранены и не подготовлены. Если броситься навстречу, ещё неясно кому кого придётся защищать... Да и какой толк с неё самой, не ходячей? Она может отправить только Стила. Отправить на верную смерть, и ведь он пойдёт, потому что любит.
Только сейчас у Мати по-настоящему открылись глаза. Она увидела настоящий мир, без тусовок, кафе и катакомб. Этот мир был страшен, потому что в нём не было места для жалости. Это был дикий мир, в котором несколько тысячелетий назад появился первый человек. Теперь в этот страшно-дикий мир протиснулось что-то поистине невосприимчивое к боли. Не только физической, но и душевной.
Стил хлопнул задней дверцей, чем-то зазвенел, потом возник на переднем сиденье, блеснул ножницами.
– Руки!
Мати послушно подняла руки на уровне груди.
Стил ловко – как будто занимался этим каждый день – обрезал лохмотья блузки, чикнул тренчик лифчика. Мати безучастно смотрела в окно, на холм бункера. Там, в темноте, трясся Лобзик, которого они так бессовестно кинули. Сейчас Мати больше на него не злилась. Лобанов ассоциировался с мирной жизнью, той самой, которой больше не будет. Лобанов был своим, пускай и моральным уродом.
С противоположной стороны снова закричали.
– Стил, я не могу это слушать! Поехали уже! Заводи!