Сияние

– Ты сумасшедший, – раздражённо говорил ему Регулус, помогая рубить дрова для костра.

– Ты знаешь, что нет, – спокойно отвечал Флавиус.

– Ты правда считаешь, что есть выход? – насмешливо спрашивал его Регулус, вскинув бровь.

– Ты знаешь, что да, – спокойно отвечал Флавиус.

– Только не начинай снова про сияние, хорошо? Ты крупно ошибаешься, если полагаешь… – отчаянно говорил ему Регулус, отбросив топор.

– Ты знаешь, что нет, – спокойно отвечал Флавиус и продолжал работу как ни в чём не бывало, будто не замечая, что у Регулуса лицо от злости зеленее травы, а из ушей разве что не идёт пар.

Раздражало. Регулуса, помимо прочего, раздражало, что все были без ума от новенькой. Даже Элен вчера, купившись на типичную девчачью истерику, произнесла пару слов, пытаясь успокоить… Гермиону. Гермиона – да что за имя-то вообще такое?

– Это была последняя воля бабушки, – пожала плечами Гермиона, сидя у костра во время ужина, – она всегда мечтала назвать дочь Гермионой, но у неё родился сын, и мечта осталась неосуществлённой. Когда она умирала, то попросила родителей, чтобы они дали внучке это имя. И вот – теперь я Гермиона, – улыбнулась она в ответ на вопрос Регулуса, озвученный Джеком.

– Как трогательно, – не удержался Регулус и поймал на себе сразу несколько предупреждающих взглядов.

– Малыш Регги чем-то недоволен? – захмелевшим голосом поддел Джек, который ещё больше оживился с появлением новенькой, а оттого чуть ли не блевал вопросами.

– У меня есть имя, идиотина, – рыкнул Регулус и сел на бревно справа от Джонатана, который тут же предложил ему походную тарелку с кусочками запечённых фруктов. – Спасибо, я не голоден.

– Кстати, мы так и не представились, – внезапно уверенно обратилась к Регулусу новенькая и протянула руку. – Меня зовут Гермиона Грейнджер. А ты…

Первым было желание броситься прочь, сверкая пятками, умчаться на противоположный край острова и больше не появляться на традиционных ужинах у костра. Регулусу было почти физически больно от того, с каким огоньком смотрит на него Гермиона, с какой жадностью тянется к общению, стараясь быть милой со всеми. А всё потому… Потому что сейчас она слишком напоминала его самого, когда он только попал за Арку. Он тоже тогда до конца не верил, что застрял здесь навечно и питал надежды, которым не суждено было оправдаться.

Регулус перехватил взгляд Флавиуса, который выжидающе смотрел на него, вскинув бровь, и всё же неохотно пожал протянутую руку. И в миг, когда он коснулся нежной кожи Гермионы, когда сжал её маленькую ладонь в своей, куда большей по размеру, в нём внезапно воскресла память о женских прикосновениях, о нежных девичьих пальцах, которые когда-то перебирали его волосы или ласкали тело. Мерлин, сколько прошло лет, а может, и десятилетий с того момента, когда он был с девушкой? Когда в последний раз он просто касался девушки, не говоря уже о большем? Эта мысль пробежалась по телу мурашками, прокатилась внутри огненным шаром и приземлилась прямо в паху, вызывая возбуждение, которого Регулус так давно не чувствовал, которое запретил себе чувствовать, не желая уподобляться Джеку с его привычкой жадно мусолить сальный журнал с голыми ведьмами и, рукоблудствуя, представлять всех этих Минни, Китти и Шейли в деле.

Ощущая, что фантазия разыгралась не на шутку, из-за чего появился риск всё-таки уподобиться Джеку, Регулус тут же резко отдёрнул ладонь и против воли впервые взглянул на Гермиону не как на очевидную обузу, не как на истеричку и ещё одну головную боль, а как на девушку.

И в целом ему понравилось то, что он увидел.

Кареглазая, худая, но не такая хрупкая, как Элен, она была едва ли старше него. Вернее, едва ли старше того возраста, в котором он застыл навеки. Её нельзя было назвать красавицей, особенно если принять во внимание эти пышные, вьющиеся волосы, которым очень недоставало укладывающих чар и волшебной расчёски. Но и в них было своё очарование. А ещё у новенькой была обезоруживающая улыбка и тёплые глаза, которые, как и у Флавиуса, светились добротой.

Наверное, именно из-за того, что на него очень давно никто не смотрел с добротой, он и решил представиться.

– Регулус, – сказал он, прокашлявшись. – Меня зовут Регулус Блэк, хотя некоторые называют меня Рег. И не то чтобы я это одобрял, кстати.

Он не знал, что её так ошеломило. Может, его имя? Хотя вряд ли: оно хоть и звучало вычурно, тем не менее было не хуже, чем «Гермиона». Тогда, возможно, дело в фамилии? Да уж, его фамилия всегда была на слуху и не всегда упоминалась в положительном ключе, далеко не всегда. Или в прозвище? В любом случае, что бы это ни было, это Гермиону… Пугало? Удивляло? Приводило… в восторг?!

– Так ты… Ты же… – качала головой Гермиона, быстро рассматривая его. – Святой Мерлин, этого не может быть!

– Чего не может быть, Грейнджер? – с опаской поинтересовался Регулус, решив произнесённой фамилией обозначить дистанцию, на всякий случай, и угли костра одобрительно треснули.

– Ты брат Сириуса? – в конце концов выдавила Гермиона, уставившись на него так, как это делали девчонки после успешно сыгранного матча по квиддичу: с благоговением и каким-то нездоровым восхищением.

Но сейчас, в этих обстоятельствах, Регулус не был этому рад.

Казалось, трещали не только угли, лениво барахтавшиеся в пламени, – он тоже будто трещал, расходился по швам и чувствовал, как жившее внутри чудовище, с которым Регулус еле-еле сумел совладать, опять лезет наружу, начиная сжирать его заживо.

Чудовище, порождённое самым жестоким воспоминанием – о событии, которое едва не сломило Регулуса несколько лет назад.

Шесть лет назад.

– Он тоже здесь? – как назло, не унималась Грейнджер, оглядываясь по сторонам, шаря взглядом повсюду с таким восторгом, словно Сириус мог выйти вон из-за того куста или выпрыгнуть прямо из пламени в сомбреро и начать танцевать, эффектно обозначив свой приход.

И тут внезапно Регулус осознал, что на него все таращатся. В ужасе таращатся все, кроме Грейнджер, и он подумал: «Может, новенькой кто-то рассказал? Болтал с этой любопытной, хочу-всё-знать девчонкой и ненароком упомянул, что у «малыша Регги» есть брат по имени Сириус? Вернее, был брат по имени Сириус?»

– Кто тебе сказал? – говорил уже не Регулус – чудовище, жившее в нём. – Кто из вас, чёрт возьми, сказал ей?

Регулус вскочил на ноги и пробежался безумным взглядом по лицам присутствовавших.

Все молчали, опустив глаза. Как ожидаемо! Только Флавиус, опёршись на посох, встал и успокаивающе начал:

– Регулус, пожалуйста… Ты же сам понимаешь, что мы все слышим про Сириуса от Гермионы в первый раз. Видишь, она ведь сама ничего не понимает.

– Значит, он… – мог бы не услышать, но всё же различил невесомый шёпот Регулус, когда Гермиона наконец поняла, и он, подобно почуявшему кровь оборотню, резко обернулся к ней.

Она сидела с бледным как полотно лицом и, зажав рот ладонью, испуганно смотрела на него. Регулус тоже смотрел, смотрел и скалился, почти ощущая, как на самом деле превращается в чудовище с этой неуёмной жаждой рвать, кусать, уничтожать… Ломать, крошить, испепелять того, кто посмел, посмел…