Сияющие создания

По словам Джоша, у него была даже слишком идеальная жизнь, каждый день - беззаботный и легкий. Он получал всё, что хотел, пока в один прекрасный момент не осознал, что его уже больше ничего не радует. Слышать такое было странно. Джош, которого я знал, мог прийти в восторг от малейшего пустяка - массаж, кофе, ясный день, дождливый день, стрекотание сверчков, горящие свечи, книги, гладкие камни с затейливым узором, и я мог бы перечислять, пока язык не отвалится. Чтобы вытащить Джоша из апатии, его родители решили подыскать ему подходящего мужа. Это сработало на какое-то время. Джошу даже показалось, что это был его истинный альфа, но постепенно чувства к мужу тоже стали угасать, и он начал подумывать о том, чтобы развестись и поискать своё счастье с кем-нибудь другим, но тут его ждал большой сюрприз в виде меня. Я так понял, что это совсем не входило в его планы. Он был слишком молод и поначалу даже не понял, что находится в интересном положении. Джош сказал, что особо не обрадовался, узнав о беременности, но и не огорчился, только удивился. Он честно признался: 'Я никогда не задумывался о том, что могу дать жизнь другому человеческому существу. Я был так далёк от этого, Зак. От одной мысли, что ты находишься в моём животе, у меня ехала крыша'.

Беременность протекала тяжело, Джошу постоянно нездоровилось. Он стал нервным и раздражительным. По утрам он просыпался исключительно от тошноты и головной боли и, чтобы немножко развеяться, шёл в сад на прогулку. В одно утро Джош брёл по тропинке, страдая от отёчных ног и боли в спине, пытался глубоко дышать и абстрагироваться от постоянного дискомфорта. Вдруг в глазах у него потемнело, он был вынужден опуститься на землю и склонить голову, чтобы к ней прилила кровь. А потом он понял, что ослеп.

– Понимаешь, Зак, хотя привычное зрение было утрачено, вместо него открылось что-то другое, - говорил Джош, разводя руками, будто хотел заключить весь мир в объятья.
– Благодаря этой слепоте, я на самом деле прозрел. Я увидел окружающее таким, какое оно есть на самом деле. Я мог видеть жизнь, биение её пульса, сияние. Это было настолько ошеломительно, что я забыл, как дышать. Я лежал на земле и не мог пошевелиться. Целых две недели после этого я не мог ни двигаться, ни говорить. Я словно попал в другую реальность и оттуда смотрел на всё, что со мною происходит.

Джош сказал, что эти две недели он пролежал в коме, но всё равно видел, как суетятся вокруг него медики, навещают родители, муж и друзья. Он слышал всё, что они говорили о нём, как казнили себя за недосмотр или обсуждали диагноз, лечение и дальнейшие прогнозы врачей. Он знал, что мог выйти из комы в любой момент, но не хотел этого. Новая способность 'видеть иначе' изменила его и вместе с чувством восторга поселила в его сердце странный непреодолимый страх. Было это следствием его болезни или, как считал он сам, просветления, не знаю, но какие-то винтики в голове Джоша стали работать иначе.

Я не хотел думать, что тогда мой Джош попросту рехнулся, и я столько лет прожил с психом, даже не догадываясь об этом, но и принять на веру то, что он говорил, было очень трудно.

– Вокруг меня не было людей, лишь иллюзия, человеческая оболочка. Мои родители, мой муж, друзья, даже врачи - никто из них не был настоящим. Они не светились! Они были мертвы! То же самое, что смотреть на автомобиль или кофемашину!
– горестно воскликнул Джош.
– Когда я пришёл в себя, то не знал, как на всё это реагировать. Чувствовал, как по моей спине пробегает озноб и челюсти сводит от напряжения. Как будто проснулся среди кукол или манекенов, умеющих ходить, говорить и притворяться людьми. Я знал, что не сумасшедший и знал, что нужно бежать, пока они не догадались, что теперь я вижу, кто они такие на самом деле. Я думал, уже больше никогда не смогу сам подняться с постели и мне придётся навсегда остаться там, среди них - мёртвых, ненастоящих. Я был там совсем один!

Когда Джош оправился настолько, что мог двигаться самостоятельно, он ухитрился сбежать из клиники. Бродил по улицам в больничном наряде и шарахался ото всех. А когда кто-то сердобольный попытался помочь глубоко беременному и явно не в себе омеге, устроил настоящую истерику. Его вернули в клинику и приставили к нему двух санитаров, которые после инцидента находились при нём неотлучно.

Не знаю, что чувствовали близкие Джоша в то время, но, думаю, им было не сладко. Если бы он вдруг и на меня принялся смотреть, как на нечто неодушевлённое, если бы перестал со мной разговаривать, не позволял бы к себе прикасаться, я бы умер от горя.

– Слава богу, они тогда не догадались, что я их 'вижу', - Джош продолжил рассказывать, временами прерываясь и переводя дыхание.

– Они всерьёз стали обсуждать симптомы шизофрении, которые якобы раньше списывали на депрессию. Какой бред они несли - эмоциональная бедность, утрата интересов, галлюцинации, навязчивые страхи, ты себе не представляешь, Зак. Но это помогло мне взять себя в руки. Я понял, что нахожусь в тюрьме, а не в сказке. Вся моя жизнь от рождения и до смерти была кем-то спланирована. Я был не волен сам выбирать, куда идти и что делать. Я чья-то подопытная мышь, над которой проводят некий эксперимент, ценный образец, о котором заботятся, но который может покинуть стены лаборатории только лапками кверху и никак иначе. Но я не сдался, в итоге я нашёл способ обвести их вокруг пальца. Однако прежде, чем я опять смог сбежать, мне пришлось целых два года провести среди них. Притворяться, лгать, хитрить, изворачиваться, чтобы усыпить их бдительность и разработать план побега. Всё было непросто, ведь теперь я был не один. У меня был ты, и я должен был быть осторожен вдвойне. Мне нужно было многому научиться, всему, что кто-то делал за меня. Понимаешь, я был абсолютно неприспособлен к самостоятельной жизни.

Насколько я понял, после моего рождения Джош превратился в настоящую оторву. Научился водить, связался с криминальными личностями, состоял в интимной связи с разыскиваемым правительством хакером по имени Джон Дэвис. Итогом всего этого стал его грандиозный побег из 'системы', как он выразился. Формально он убил и себя и меня, выпав из катера во время прогулки. Наших тел, естественно, не нашли, потому что эти самые 'тела' через некоторое время всплыли сначала в Индонезии, затем в Индии и бог знает где ещё, пока судьба не занесла их в Хоупвиль под именами Джошуа и Заккари Фрейксов. Кем мы были до этого и как зовут родителей Джоша и моего отца, он умолчал. Я догадывался, что выудить из него эту информацию будет так же нереально, как заставить соблюдать целибат.

Великий Шива! Кроме Джоша у меня была родня, даже самый настоящий отец, который жил в чудесном городе Сингапуре и понятия не имел о том, что у него всё ещё есть здоровый и живой сын. Может быть, это от него мне достались такие глаза и волосы! Как бы я хотел увидеть его, ведь я всегда считал, что Джош зачал меня от кого-то из своих разовых кавалеров и интересоваться тем, кто это был, просто не имеет смысла.

– Здесь, в Хоупвиле - убежище. Здесь живут люди, такие же, как мы с тобой. А этот Рэй Бреннан, - внезапно Джош замолчал, и я, услышав имя Рэя, вспомнил ради чего собственно и затевался весь этот разговор, - он другой! Он, как они - мёртвый, ненастоящий. Я не хочу, чтобы ты с ним связывался. Мне совсем не нравится, что он здесь нарисовался. Может быть, оно ничего и не значит, но... они могли нас выследить. Мы должны держаться от него подальше, Зак.

Я столько раз умолял Джоша поговорить со мной и заверял, мол, я всё пойму, и это непременно решит все наши проблемы, что теперь не знал как и быть. По правде говоря, хотелось плакать, смеяться, рвать на себе волосы и посыпать голову пеплом от отчаяния. Однако сейчас я не мог позволить себе быть слабым. Джош наконец-то доверился мне. Как я мог предать его, оттолкнуть и бросить в пучине заблуждений, в которой он столько лет барахтался в полном одиночестве?

– Ты знаешь, Зак, я всю жизнь так бы и прожил - в полной слепоте, если бы со мной не случился ты. Да-да, ты. Беременность. Своим приходом в этот мир ты открыл во мне способность видеть окружающее в ином свете, во всём его великолепии и блеске. Жизнь - это сияние. Мы - сияющие создания, Зак!

– Иди ко мне, Джош, - я сомкнул руки за его спиной, и он уснул на моей груди, такой взрослый, но совершенно беззащитный.

Голова моя пылала, мне казалось, что я горел изнутри. Наверное, если бы я мог уйти от него сам, разделить наши жизни, то на утро Джош проснулся бы на кучке пепла, что осталась от меня.

Никогда не думал, что реветь насухую так мучительно больно.

'О, великий Шива, очисти пыль с зеркала слабого человеческого разума и защити нас от дурного'.