Скалолаз
Шрифт:
«Нет, куда я попал? – продолжал сам у себя допытываться Сергей. – Хорсты, Алины…»
Суровые немцы, ветреные француженки. Немецкие имена сменили русские – Слава, Виктор, Игорь, Женька… Все они там, в расщелине.
Сергей зло глядел на немку, влезающую в свою палатку. Двое мужчин продолжали негромкий разговор. Стало темно. Но пока еще видно, как небо заволакивают снежные тучи. Сергей просто не представлял, как он проделает обратный путь через ледопад, но другого выхода у него не было.
У него много чего недоставало. Теплой одежды, например, обуви, хоть какой-то еды; и силы были на исходе.
«Все
3
Мирослав Кроужек принял от Петра Миклошко бинокль и долго разглядывал заснеженные палатки по другую сторону ледопада: над биваком клубился дымок, сновали люди, трехцветный флаг гордо трепетал на ветру.
– Ты что-нибудь понимаешь? – спросил у него Петр.
Вице-премьер не ответил. Он пытался разглядеть лица людей в бинокль. Но расстояние не позволило. Альпинисты под российским флагом выглядели тараканами.
Рядом с Кроужеком стоял начальник охраны – в теплом свитере, стеганых штанах и высоких альпинистских ботинках. В первый раз примеряя их, Новак сморщился: «Как корове седло». В горах, если не считать Татр, он не был. И здесь, на отметке свыше пяти тысяч метров над уровнем моря, ему дышалось с трудом. Нехватка кислорода заставляла Яна делать частые и глубокие вздохи. Медицинская норма для человека – шесть вдохов-выдохов в минуту, у Новака получалось десять-двенадцать. Голова кружилась.
Он тоже напрягал зрение, пытаясь как можно лучше разглядеть лагерь русских. Но видел он то же, что и его шеф.
От созерцания Новака оторвал восторженный окрик Петра Миклошко.
– Панове! – воскликнул он, по давней привычке обращаясь на польский манер. – Это гениально!
– Что гениально? – спросил Кроужек, отрываясь от бинокля.
– Русские. Они гениальны до глупости или глупы до гениальности.
– Очень здорово, – похвалил его вице-премьер. – Хорошо, что русские далеко и не слышат нас.
Пока для очередного сравнения Миклошко набирал в легкие воздух, Кроужек добавил:
– Хотя, может, ты прав. Только глупость могла заставить русских поставить базовый лагерь за ледопадом. Это чревато.
Миклошко наконец выдохнул:
– Гениальная глупость.
– Мы это уже слышали, – скривился Кроужек. Он хоть и поддерживал приятельские отношения с Миклошко, но не любил в нем чрезмерной говорливости. Он без стеснения напоминал об этом пресс– секретарю и беззлобно называл его дармоедом, намекая на его работу «не бей лежачего». Обладая отличной памятью, Миклошко, похоже, был самым информированным человеком в МИДе. Стоило позвонить ему и спросить, к примеру, где в данную минуту находится министр здравоохранения, он тотчас отрапортует: «В Женеве на форуме социально-экономических и медицинских мероприятий. Форум продлится до…»
– Слышали, но не поняли, – ответил на шпильку Миклошко. – Только у русских есть это слово – даже у нас, чехов, его нет.
– Похоже, дармоед, ты заболтался, – легко осадил его вице-премьер. – Лично я не пойму, о чем ты говоришь, о каком слове.
Миклошко даже не смутился. И весело сообщил:
– Оно тебе знакомо. Читал «Двенадцать стульев» О. Бендера?
Ян Новак басовито прыснул, скосив глаза на пресс-секретаря. Потом громко рассмеялся.
Мирослав присоединился
к нему, неприлично показывая пальцем на Миклошко.– Пресс-секретарь! – весело сокрушался он.
Петр не понимал, над чем смеются вице-премьер и шеф его личной охраны. Он вопрошал невинными глазами: «Ну, чего вы? Я тоже хочу посмеяться».
Кроужек махнул рукой. Он понял, что Миклошко просто оговорился.
– Ладно, Петр, мы слушаем. Так что за слово начертал великий писатель О. Бендер?
Миклошко быстро вернулся к прежнему состоянию. Он поднял палец и торжественно произнес:
– Конгениально, господа! Конгениально. А теперь, Мирослав, поройся в памяти. Вернись сюда, – он топнул ногой в камень, – на двадцать два года назад. Что здесь было?
– Здесь был наш базовый лагерь.
– А как сторонний наблюдатель мог определить, что это наш, чешский лагерь? – напирал Миклошко.
Кроужек, склонив голову, несколько секунд смотрел на пыжившегося пресс-секретаря. Новак тоже смотрел на него; по его глазам нельзя было понять – сообразил он что или нет. Но губы шефа охраны слегка дрогнули.
Мирослав медленно качнул головой:
– Флаг.
Миклошко залился смехом:
– Действительно, глупость конгениальная!
Новак робко придвинулся к приятелям. В открытую спросить он не решался, но его поза походила на знак вопроса.
Петр огляделся, призывая глазами и восторженным видом альпинистов и охранников себе в слушатели. Но те спешно ставили палатки и налаживали походную кухню и к разговору между «белыми воротничками» от политики не прислушивались.
– Переносимся на двадцать два года назад. Я как сейчас помню неистовые пререкания с непальцами, когда мы поставили в базовом лагере мачту и подняли свой флаг. Я никак не ожидал, что непальцы тоже повесят свой флаг.
Кроужек перебил его:
– Не только ты. – Он повернулся к Новаку: – Знаешь, что они сделали?
– Не знаю, – покачал головой телохранитель.
– Повесили непальский флаг выше нашего. Мы снова перевесили, непальцы стали возмущаться.
– Правильно, – подтвердил Миклошко. – В конце концов мы сняли свой флаг, а непальцы, как бы идя нам навстречу, сняли с мачты свой, закрепив его где-то на камнях возле кухни. – Он перевел дух. – Да… Не знал, что в русских все еще живет эта тяга к первобытному первенству. Оказывается, еще тогда, в 1975 году, нам не нужна была пальма – я имею в виду – первобытного первенства, и мы слезли с нее. А русские, как обезьяны, не хотят с нею расставаться.
Новак, казалось, пребывал в растерянности.
– Так вы думаете, что русские специально перенесли базовый лагерь туда, где нет непальцев? – спросил он, поочередно оглядывая приятелей. – Туда, где никто не сдернет их триколор?
– Ну да! – горячо подтвердил Миклошко. – А если бы они были в курсе нашей экспедиции?.. Я даже не знаю…
– О боже… – простонал Новак. – Когда же они перестанут фанатеть?
В конце всеобъясняющей речи Миклошко к слушателям присоединился Лев Базилевич, 35-летний помощник Новака. Когда пресс-секретарь закончил, Базилевич с сомнением покачал головой: доводы Миклошко и самого Кроужека его не совсем устраивали, от них за версту попахивало удалью. Уверенный, что русские разбили базовый лагерь за ледопадом совсем по иной причине, Базилевич сказал: