Скандал у озера [litres]
Шрифт:
Жасент, вся в слезах, подняла обе руки, собираясь закрыть уши. Пьер помешал ей, поймав ее за запястья.
– Уходи! – приказала ему Жасент. – Ты приехал, чтобы снова меня мучить, чтобы чернить память моей бедной сестры! Оставь меня в покое. Я уже и так достаточно настрадалась. Душа и плоть каждого из нас подвергаются испытаниям. Если бы ты видел лицо Лорика в тот момент, когда мы с Сидо рассказали ему о том, что Эмма покончила с собой… Охваченный ужасом, он весь дрожал от возмущения. Он мечтает найти виновного, чтобы ему было кому отомстить.
Пьер смотрел на Жасент затуманенным взором, не в силах оторвать
– Прошу тебя, оставь меня, – сказала Жасент, и в ее голосе слышалась ненависть. – Теперь у нас нет никаких шансов быть вместе.
– Тогда скажи мне об этом, глядя в глаза! Почему же ты опускаешь голову? Почему ты не сопротивлялась, когда я обнял тебя?
Попав в плен его пылкого, страстного взгляда, Жасент растерялась. Безумная любовь, которую вызывал в ней этот мужчина, разрывала ей сердце. Она безнадежно поддавалась этой неудержимой и колдовской силе, толкавшей ее к нему.
– Почему, Пьер, почему? – простонала она.
Он притянул Жасент к себе, прильнув к ее губам, словно жаждущий – к роднику. На какое-то мгновение Жасент забылась, сраженная и опьяненная от нахлынувшего чувства. Но уже через несколько секунд к ней вернулся рассудок: туман влечения развеял пронзительный крик новорожденного, донесшийся из дома.
– Прошу тебя, уходи, уходи сейчас же, – взмолилась Жасент. – Я должна возвращаться к мадам Плурд. Нужно приготовить ей поесть и успокоить ребенка.
– Позволь мне вернуться сюда сегодня ночью, прошу тебя!
– Нет, Пьер, сжалься надо мной, лучше езжай к отцу. Этот поцелуй ничего не значит, это всего лишь мимолетное возвращение в прошлое, мгновение безумия. Давай ничего не будем менять в наших жизнях. У тебя есть Эльфин, у меня – работа, кроме того, я в трауре. И это надолго.
Жасент грустно смотрела на Пьера, с ужасом осознавая, что навсегда теряет любовь, которую приносит сейчас в жертву. Другого мужчины в ее жизни не будет, но она должна была его бросить. Бросить вновь.
– Пожалуйста, уважай мое решение, – пробормотала она, бросаясь в дом.
Она взбежала по лестнице и поспешила в комнату. Антуанетта в этот момент пыталась дать грудь громко кричащему младенцу.
– Ах, мадемуазель! Я как раз хотела звать вас на помощь! Моисей не хочет брать грудь! Боже милостивый! Мой Жюль, едва родившись, сразу же захотел есть!
– Дайте-ка мне его.
Она взяла ребенка из рук матери, стала баюкать. Эта ноша, почти невесомая и такая нежная, уняла тревогу Жасент. Ребенок успокоился, часто моргая, словно чтобы снять пелену с синеватых зрачков. «Два года назад я тоже могла бы стать матерью, и на моем лице было бы такое же преисполненное счастьем выражение, как у Антуанетты», – подумала Жасент, охваченная внезапным приступом ностальгии.
Фермерша смотрела на нее, лежа на боку; ночная рубашка ее была расстегнута. Темные вьющиеся волосы женщины, не касаясь плеч, аккуратно обрамляли ее посвежевшее румяное лицо.
– Он ведь не болен, мадемуазель? – тревожилась она. – Я потеряла троих детей, родившихся после
Жюля: мальчик умер во сне, когда ему было всего четыре месяца, а двоих дочек унес грипп. Мы с мужем достаточно настрадались. Я очень хочу, чтобы наш Моисей был таким же крепким мальчиком, как и старший сын.– Мне очень жаль, мадам. Нет ничего тяжелее утраты любимого существа.
– Доктор Ланжелье рассказал мне о том, что случилось с вашей сестрой. Однако у вас хватает мужества работать!
– Мне очень сложно оставаться без дела, – призналась Жасент. – Возьмите пока этого маленького господина. Он уснул, а я сейчас спущусь поискать вам еды.
Несмотря на принятое решение, Жасент в глубине души надеялась увидеть Пьера все там же, на крыльце. Но его не было.
Глава 5
Жертва озера
На кладбище Сен-Прима, расположенном совсем недалеко от церкви, пополудни толпились люди. Жители всей деревни пришли проводить Эмму в последний путь. Только несколько семей, обосновавшихся в этих краях совсем недавно, не были знакомы с младшей дочерью Клутье. Однако и они пришли на похороны, сочувствуя горю семьи погибшей девушки. Что же касается всех остальных, то каждому из них чем-то запомнилась юная девушка, будь то при обычном обмене приветствиями на главной улице или же в разговоре перед кассой магазина.
Жасент и Сидони поддерживали Альберту, все еще погруженную мыслями в тот светлый мир, где ее любимая девочка была жива.
– Это скверно, что вы не дали матери возможности увидеть, как кладут в гроб ее дочь, как закрывается крышка гроба, что она не смогла даже поцеловать свою дочь в последний раз, – тихо сказала Матильда, подойдя к девушкам.
Лорик, облаченный в черный костюм, бросил на нее недружелюбный взгляд – в своем горе он и без ее упреков был не в силах осмыслить ни самоубийство сестры, ни отцовский приказ держать правду в тайне.
– Зачем вы вмешиваетесь? – проворчал он. – Так по крайней мере наша мать не страдает!
– Она будет страдать еще сильнее, когда к ней вернется разум! С мертвецами принято прощаться, молиться за упокой их души!
– Имейте же совесть! Сейчас не время спорить! – вполголоса оборвала их Сидони. – Что подумают люди? А папа?
Шамплен обернулся – слух у него был превосходный. Выражение его лица было скрыто за маской сдержанного смирения, что являло полную противоположность поведению его тестя, Фердинанда Лавиолетта, – бедный старик безутешно рыдал, цепляясь за руку Лорика.
«Я никогда больше не увижу улыбки сестры!» – думала Жасент; на голове у нее был повязан черный платок.
Доктор Ланжелье привез ее в Сен-Прим около полудня и остался на похоронах. Скрывшись под зонтиком от дождя, доктор печально смотрел на деревянный гроб, опущенный в глубокую, вырытую на рассвете в набухшей от влаги земле яму.
Кюре произносил речь, подготовленную накануне; из-за условий, поставленных Шампленом Клутье, ему пришлось исписать множество черновиков. Фермер настойчиво потребовал, чтобы кюре говорил об Эмме как о первой жертве наводнения. Под этим следовало понимать – о первой жертве правительства и электрической компании Иль-Малиня.