Скандал у озера [litres]

– Куда ты снова ходила? – недружелюбным тоном спросила Сидони. – Кажется, здесь осмелился показаться кто-то из семьи Ганье. Господи, я чуть не выбросила его проклятые белые розы в окно.

За этими словами последовала бурная дискуссия, подхваченная спустя десять минут Шампленом и Лориком. В итоге цветы оказались в куче навоза, за сараем.

– Нас не подкупить, – до хрипоты в горле кричал хозяин дома, избавившись от букета. – Скоро нам предложат денег, чтобы Мюррей оказался на свободе.

Матильда предпочла уйти, чтобы не видеть разыгравшейся семейной бури.

Успокоившись, Жасент размышляла под монотонное кваканье лягушек: «Маму можно понять, папа за это время ни разу к ней не обратился. Похлебав вечером миску овощного бульона, мама поднялась отдыхать к себе, умоляя отца ложиться спать, где он хочет, но только не в одной с ней комнате».

Сидони, все еще дуясь, заявила, что проведет ночь на диване в своей мастерской. Шамплен и Лорик снова выпили лишнего.

«Уже поднимаясь по лестнице, они все еще продолжали брюзжать, оба пьяные», – думала девушка.

Она металась в простынях, изнывая от удушливой спертости воздуха. Ветер стих с наступлением сумерек, уступив место влажной духоте. Чтобы сделать хоть глоток свежего воздуха, Жасент широко распахнула окно, защищенное старой москитной сеткой. Обычно ее обновляли здесь каждое лето, однако с того времени как Жасент два года назад уехала в Роберваль, сетку никто не менял.

Собака Жактанса Тибо залаяла; из деревни ей ответила другая. Лягушки смолкли.

«Все было как тогда, когда Эмма жила под этой крышей и целомудренно спала в своей постели, – вспоминала Жасент. – Наша малышка Эмма, с косичками, украшенными розовыми лентами… Которой было всего девять… Боже мой, я не могу поверить в ее тайную беременность, в этого брошенного ребенка! Кто может быть отцом? Это наверняка кто-то из местных».

Жасент вздрогнула. Ее преследовали, словно кадры из фильма, обрывки семейной сцены этого мрачного дня, перипетии которого никак не давали ей отдохнуть. В ее голове промелькнул стоящий на крыльце Валлас Ганье, вооруженный букетом роз, затем – Эммина могила, безлюдное кладбище, мистический ужас, который она испытала, представив, как тело сестры навеки заключено под землей. Затем из воспоминаний выплыло лицо отца, искаженное ненавистью. За ужином, жадно осушив два стакана джина, он вновь принялся обвинять Жасент, тыча в нее указательным пальцем:

– Кем ты себя возомнила, чтобы везде рыскать, выведывать грязные тайны, которые совсем не обязательно было предавать огласке? Если бы не ты, моя дорогая Жасент, мы бы сейчас не опасались того, что опозоримся на весь Сен-Прим. Если бы не ты, память об Эмме была бы чиста, не запятнана липкой грязью, ведь утонуть во время больших паводков – это естественно!

Никто не вступился за Жасент. Виной тому была то ли трусость, то ли усталость, то ли страх еще больше рассердить огромного Шамплена Клутье. Погруженная в свои мысли Сидони казалась необыкновенно рассеянной. Лорик одурел от горя и алкоголя. Что же касается Альберты, то она только и делала, что с отсутствующим взглядом покачивала головой.

Жасент свернулась калачиком. Из ее глаз текли слезы.

– По сути, они правы, что злятся на меня! – с прискорбием произнесла она очень тихо. – Я посеяла бурю против своей же воли… Но я ни о чем не жалею.

Соседская собака снова залаяла, ее лай постепенно перешел в короткое тявканье, за которым последовал протяжный вой. Вскоре Жасент встрепенулась от негромкого шума, словно москитную сетку задело какое-то животное. Она приподнялась на локте и стала всматриваться в окно. Ничего. Однако внезапно вновь послышался тихий удар, затем еще один.

«Кто-то бросает камни, маленькие камушки. Однажды так делал Пьер. Пьер – это он!»

Жасент в возбуждении вскочила – на ней была только белая ночная рубашка без бретелек. Она поспешно прижалась лицом к тонкой металлической решетке. В темноте можно было разглядеть силуэт какого-то мужчины, который, заметив Жасент, быстро отошел назад. Показавшийся на горизонте полумесяц бросил тусклый свет на его лицо.

«Пьер, это и впрямь он!»

Жасент набросила широкий сатиновый шарф и вышла из комнаты, соблюдая множество предосторожностей. Она на цыпочках спустилась по лестнице, держа в руке мягкие кожаные туфли. Петли входной двери заскрипели; Жасент не стала закрывать ее за собой. Вне себя от радости, отогнав от себя все дурные мысли, она дрожала в такт своему преисполненному счастья сердцу.

Он действительно стоял здесь, у крыльца, улыбающийся, протягивающий к ней руки. Жасент бросилась к Пьеру и сжала его в объятиях. Они целовались до самозабвения, не заботясь о том, что их могут увидеть.

– Идем, – прошептал он ей на ухо.

– Да, да! Секундочку, я только обуюсь.

Взявшись за руки, они побежали к озеру. Очутившись на берегу, запыхавшиеся, тесно сплетенные, они почувствовали, что их обоих пробирает беззвучный смех.

– Как ты добрался? – спросила Жасент. – На лодке?

– Нет, на своей машине, я оставил ее у причала. Было уже поздно, и я боялся всех перебудить. До фермы я дошел пешком. Жасент, моя дорогая, моя хорошая, я так тосковал по тебе… Ты ничего не писала, не отправила даже телеграммы. И все же…

– Все же?

– Как только я узнал все об Эмме, я пришел в ужас, ошеломленный такой новостью, но решил немного выждать, чтобы не заявиться сюда в самый разгар трагедии. Но больше выдержать не смог – я должен был утешить тебя.

Жасент мягко оттолкнула Пьера и вопросительно посмотрела ему в глаза:

– Кто тебе рассказал? Как ты узнал? Об этом разве уже написали в газетах? Это просто невозможно. Сегодня у нас была полиция – начальник заверил меня, что прессе не сообщили ни слова.

– Я был в Сен-Фелисьене. В школе есть телефон, и Эльфин смогла до меня дозвониться. Трубку снял мой отец, затем позвал меня. Вот и все! Она и сообщила мне эту плохую новость.

– Зачем она вмешивается? Завтра я бы тебе написала сама.

– Да какая разница! Даже если ее звонок был всего лишь предлогом для пятиминутного разговора со мной, это по крайней мере побудило меня приехать и наконец мы снова вместе. Жасент, это же такое чудо, что мы так сильно друг друга любим! Я не выношу разлуки с тобой.

В его голосе слышалась неподдельная искренность. Он ласкал щеки, волосы и плечи Жасент, страстно пожирая ее взглядом.

– Ты прав, это неважно. Ты приехал именно тогда, когда я так в тебе нуждалась! – прошептала девушка, опьянев от неожиданного успокоения.

– Как ты красива в свете луны, вся в белом! Твоя ночная рубашка – словно подвенечное платье! Родная моя, c тех пор как мы с тобой оказались на острове Кулёвр, я постоянно о тебе думаю! А ты этого не забыла?

– О нет! Если бы мы только могли убежать туда, остаться там наедине, будучи уверенными в том, что нам никто не помешает!