Скандал у озера [litres]

– Это отучит тебя так пугать меня, дурак несчастный! – крикнул Пьер Дебьен, сотрясаясь от гнева. – Никогда так больше не делай! Имей смелость жить, черт возьми!

Его голос дрогнул. Он снова бросился на Лорика, но на этот раз со всей силой сжал его в объятиях. Растерянный и ошеломленный, Лорик неожиданно принялся плакать: это были громкие всхлипывания маленького мальчика, которого взяли с поличным. Он освобождался от скрытой боли, от унижений со стороны отца, от пагубного яда преступной любви к собственной сестре. Таким образом он пытался избавиться и от кошмара мучительных воспоминаний: Эмма в белом платье под церковным сводом, бледная невеста с красивым восковым лицом, обрученная с пустотой, повенчанная со смертью.

– Ты мой друг, Пьер, да, настоящий друг! – пробормотал Лорик, успокоившись.

Деревенский колокол пробил семь часов. Дымовая труба на ферме уже дымилась.

– Идем, я проведу тебя. Скажем, что мы купались и плавали вместе, как в былые времена, – вздохнул Пьер.

* * *

Сидя за большим семейным столом, Шамплен с помощью точильного камня заострял свои ножницы – большой инструмент с широкими и довольно короткими лезвиями, служащий для стрижки овец. Сидящие напротив него Сидони и Жасент, казалось, были зачарованы работой отца, который, протирая металл, часто макал камень в стоящую на табурете миску с водой.

– Как думаете, ваша мать спустится? – спросил он, проверяя острие инструмента большим пальцем. – Обычно в такие дни она мне помогает. Шерсть – это ее забота.

– Мама попросила меня принести ей чашечку кафе, – сказала Сидони. – Выглядит она лучше, но есть ничего не хочет.

– Черт побери, скоро уже пройдет это нервное расстройство? – пробурчал он.

– По словам Матильды, мама может ослабнуть, – призналась Жасент отцу. – Она может оставаться в постели, пить воду или чай, но от еды отказываться. Если доктор Мюррей получит строгое наказание, это, возможно, ее утешит, но я знаю, что придаст ей силы жить дальше.

– И что же это? – недоверчиво глядя на дочь, обронил Шамплен.

– Нам нужно найти ребенка Эммы и привезти его сюда. У мамы появится ощущение, будто ее дорогая малышка, как она сама говорит, умерла не совсем.

– И как ты рассчитываешь это сделать? – сурово спросил отец. – Будешь рыскать по всей провинции, болтая о нашем бесчестии направо и налево? Думаешь, будет лучше, если наша семья станет хвастаться тем, что шестнадцатилетняя девочка втайне от всех родила, а затем бросила своего ребенка? Хватит с нас тех гадостей, о которых мы бы никогда не узнали, если бы не твое неуемное любопытство!

– Папа, ты несправедлив с Жасент, – в сердцах возразила Сидони. – Ты предпочел бы, чтобы все оставалось в тайне навсегда. По-твоему, для семьи Клутье было бы лучше, если бы Эмма оставалась молодой примерной учительницей, пойманной в ловушку наводнением и случайно утонувшей. Не была ли твоя дочь для тебя всего лишь средством влияния на людей из правительства, чтобы они выделили тебе больше денег, чем другим фермерам в округе? Моя сестра и дедушка Фердинанд – единственные, кто почувствовал, что дело нечисто. Я тогда разделяла твое мнение. Считала, что нужно было молчать, ничего не замечать, ничего не слышать. Но это в прошлом. Правда раскрылась. Я согласна с Жасент – мы должны хотя бы узнать, что случилось с этим ребенком, нашей племянницей. Ей три года, папа. Это твоя внучка, и она, возможно, ютится в каком-то приюте, а ведь у нее есть семья – это мы.

Сидони спала от силы два часа, и под ее глазами появились сиреневые круги. Однако от возбуждения ее взгляд оживился. Обычно тихая и скромная, сама вежливость, в это утро Сидони проявила себя совсем с другой стороны. Растерянный Шамплен уткнулся в работу.

– Делайте что хотите, – бросил он. – Если вы найдете эту малышку, ее место будет здесь, с нами.

Шум голосов на крыльце помешал Жасент ответить отцу. Растроганная реакцией сестры, она взяла ее за руку.

– К нам гости, – заметила Сидони. – Полиция, так скоро?

Вскоре все трое с удивлением увидели входящих в дом Пьера и Лорика, оборванных, с мокрыми волосами и пристыженными лицами, как у напроказничавших детей.

– Смотрите-ка, и Дебьен здесь! – удивился Шамплен. – В последнее время ты зачастил к нам… Сегодня я стригу овец. Если хочешь нам помочь, я не откажусь.

Жасент бросила на своего любовника заговорщицкий взгляд, тогда как Сидони озадаченно уставилась на брата.

– Я прогуливался по пляжу с самого рассвета, – объяснил Пьер, – рассчитывая навестить вас часам к восьми, чтобы узнать, как у вас дела. Мне стало известно о том, как умерла Эмма. Один человек позвонил вчера в школу Сен-Фелисьена из Роберваля, и я решил приехать.

– Ты правильно сделал, – одобрил хозяин. – Девочки, приготовьте кофе! Я не очень-то люблю чай.

– На пляже, – продолжил Пьер, – я встретил Лорика, который собирался искупаться. Вчера он маленько злоупотребил алкоголем – он хотел освежиться.

– Да, а потом мы соревновались, кто быстрее доплывет кролем и брассом, – добавил Лорик. – Еще мы здорово повеселились, отвесили друг другу пару-тройку тумаков. Все, как в старые добрые времена. Ты помнишь, Жасент?

Жасент поднялась и уже разжигала печь. Она подготовилась ко дню, посвященному стрижке овец: надела поверх черного платья широкую серую блузу и заплела волосы в косу, которая в свете танцующих на ее спине солнечных зайчиков напоминала шелковый трос.

– Я помню, – тихо ответила она.

Ее беспокоило то, что Пьер оказался на кухне на час раньше условленного времени. Она мысленно вспомнила себя у хижины, голой, бесстыдной, охваченной любовным исступлением, и ее щеки вспыхнули краской. Она быстро отвернулась.

– Доброе утро, Сидо, – пробормотал Лорик, проходя мимо сестры-близняшки.

– Доброе утро. Тебе стоило бы подняться в свою комнату, надеть чистую одежду, – сухо сказала она. – Заодно поцелуешь маму.

– Спорить не буду, – неожиданно весело ответил он.

Лорик исчез в коридоре; было слышно, как он вприпрыжку взбегает по лестнице.

Шамплен знаком попросил Пьера сесть рядом.

– Посмотри-ка на две пары моих ножниц для стрижки овец. Лезвия острые как бритва. Когда Сен-Прим был подключен к общей сети, Альберта предложила купить электрическую машинку для стрижки, но все эти современные приборы не внушают мне доверия. А ты как думаешь?

– Я в этом не разбираюсь. Я всегда видел, как вы стрижете своими инструментами. Но в целом электричество – полезное изобретение.

– А ведь и вправду, вы в Ривербенде, должно быть, извлекаете из него выгоду. Недалеко от вас – гидроэлектростанции, рядом – эти проклятые плотины. Я бы лучше еще десять лет спокойно пользовался канделябрами, чтобы больше не видеть всего того, что видел в прошлом месяце. Не знаю, что удерживает меня от того, чтобы продать свои земли, постройки, жилье и уехать работать на какой-нибудь завод.

Недовольная тем, какой оборот принимал разговор, Жасент разложила чашки, сахарницу и тарелку с холодными блинами, оставшимися со вчерашнего ужина.