Вместо предисловия

«Таджики — это народ, чья интеллигенция породила великого поэта Фирдоуси, и недаром они, таджики, ведут от него свои культурные традиции».

И. В. Сталин

Предлагаемый в русском переводе эпизод из истории старого Ирана, заключающийся во всемирно-известной эпопее величайшего таджикского поэта Абулькасима Фирдоуси (ум. в 1025 г.), как увидим ниже, имеет известное касательство к истории таджикского народа. Давая характеристику нравов феодальной знати Ирана во главе с шахами из династии Сасанидов, Фирдоуси в то же время останавливается и на тяжелом положении народных масс. Мы не знаем, как излагалась вся эта история в не дошедшей до нас пехлевийской книге Хватай-намак (Худой-нома), истории царей, послужившей материалом для великой эпопеи Фирдоуси, но старейший исторический источник, Табари (IX–X в.в. н. э.), не расходится с Фирдоуси в изложении основных моментов этой истории.

Упоминаемый в этом переводе шах Ирана Ормузд есть Сасанид Хормизд IV (579–590), державшийся весьма высокомерно по отношению к персидской знати и к духовенству. Хормизд в войсках заботился о простых солдатах, а всадников-аристократов содержал плохо. Он терпимо относился к людям иной веры.

Когда жрецы (мобеды) обратились к нему с просьбой ограничить права покровительствуемых им христиан, Хормизд ответил, что государство не будет прочным, если подданные христиане и представители других негосподствующих религий будут озлоблены: царский престол держится не только на двух передних опорах, но и на двух задних. «Вместо того, — сказал он, — чтобы нападать на христиан и других иноверцев, старайтесь затмить их своими хорошими поступками, пусть таким путём они поймут превосходство вашей религии». [1]

1

Крымский А. История сасанидов. М. 1905, стр. 105, со ссылкою на арабскую историю Табари (1,991) и на немецкий перевод Нёльдеке этого труда (Geschichte der Perser und Araber. Leid. 1879), стр. 268.

Естественно, что такой государь был ненавидим и всемогущим жреческим сословием, и всей феодальной знатью. И когда внешние враги, византийцы, тюрки и арабы, ополчились против Хормизда, он не нашел опоры в жречестве и знати. Фирдоуси заставляет Хормизда раскаиваться в том,

Что им убиты мудрые мобеды: Не стало их — и не видать победы.

И продолжая, поэт поясняет, как правил Ираном Хормизд:

Давно в стране он правил без писцов, Советчиков и добрых мудрецов.

Вызванный Хормиздом правитель Рея, Бахрам Чубина, будучи назначен им главнокомандующим для отражения внешних врагов, успешно побеждает их, но духовенство и знать стремятся посеять подозрение в сердце ненавистного им Хормизда, внушая ему о замыслах победоносного полководца самому занять престол Ирана. И Хормизд в грубой форме приказывает Бахраму сложить должность главнокомандующего. [2] Бахрам поднимает восстание против шаха в пользу его сына Хосрова Парвиза, которого поддерживает знать. Отец узнает о заговоре и отдаст приказ — уничтожить сына. Последний, узнав об этом, спасается бегством в Азербайджан. К нему переходят вассалы Хормизда из разных областей и Хосров поднимает восстание против отца. Хормизд высылает против него войско, но его полководец падает жертвой измены и войско присоединяется к войскам Бахрама Чубина. В столице поднялась смута.

2

По данным арабоязычного историка Табари, это было сделано Хормиздом после того, как Бахрам потерпел поражение от византийцев.

Рабы, мечтая воевать со знатью, Вдруг перешли от похвалы к проклятью.

Из тюрем вышли все заключенные и вместе со всеми недовольными шахом подняли восстание. Представители знати проникли во дворец, схватили Хормизда и ослепили его. Затем послали приглашение Хосрову занять престол отца. Хосров спешно прибывает в столицу.

Он ничего не предпринимает против тех, кто искалечил его отца; напротив, он всячески благоволит к ним.

И когда Бахрам выступил против Хосрова (под внешним предлогом мести за ослепленного Хормизда) и разбитый им Хосров бежал в Византию, в это время знать, не желая опять видеть на престоле Хормизда, убивает его. Бахрам становится шахом Ирана. Тем временем Хосров униженно выпрашивает себе военную помощь у византийского императора (Маврикия, 582–602). Тот выдает за него свою дочь и посылает с ним в Иран свои войска.

Разбитый Бахрам Чубина бежит в Среднюю Азию к тюркскому хакану. Уговорив его выступать против Хосрова, Бахрам в этом походе гибнет от предательства представителей персидской знати, еще не так давно пресмыкавшейся перед Бахрамом, когда он был шахом.

Такова эта история в передаче Фирдоуси; вся она полна отвратительного лицемерия, лжи и мерзостей, которые отличали персидскую знать и духовенство. И в то же время характерным для нее являлся тот фанатизм, от которого погиб Бахрам Чубина, незадолго перед тем сидевший на троне сасанидов. Знать (да и прочие слои населения), как бы враждебно не смотрела на личности отдельных своих шахов — Сасанидов, могла признать право ношения царского венца только за сасанидом потомком Ардашира; только с его домом, по ее представлению была связана «царская благодать» (фаррахи-кайаник). [3] Преемником Хормизда теперь стал Хосров, вошедший в историю с прозванием парвиз (победоносный), отличавшийся необычайно красивой внешностью и в качестве обожателя красавицы-армянки Ширин, ставший героем многочисленных восточных повестей и поэм (нередко разрабатывавшихся первоклассными поэтами) с названиями «Хосров и Ширин» или «Фархад и Ширин».

3

Крымский А. Тот же труд, стр. 107

Народные же массы страдали от его жестокости, жадности и тяжелых налогов, как страдали они, впрочем, и до него.

«Надели вы кольчуги и венцы, Чужим добром украсили дворцы. И эти украшенья и убранства — Свидетели насилья и тиранства»,

говорит Фирдоуси устами мудрого Харрода и продолжает дальше слова горькой укоризны правителям государств:

Как смеют шахи веру продавать? Они должны увидеть благодать В том, чтоб радовать сердца голодных, В том, чтоб жить для целей благородных, В том, чтоб стремиться к правде и добру, А не к жемчужинам и серебру. Как ни был бы силён, отважен воин, Тогда лишь восхваленья он достоен, Когда вступает в правую войну, Чтоб защитить от недругов страну, А тот, кто пользы ждет себе от веры, (Мы знаем — есть подобные примеры), А тот, кто жаждой правды не томим, — Будь проклят он и мертвым, и живым!

Бахрам Чубина, по-видимому, вел свое происхождение от парфянских царей, Аршакидов, эпоха которых по тем или иным причинам совершенно вычеркнута из великой эпопеи Фирдоуси. По крайней мере поэт влагает Бахраму Чубина в уста такие слова во время его словесного препирательства с Хосровом Парвизом:

«…Как лев свирепый прянув, С лица земли смету я род каянов, Их злые уничтожу семена, В сказаниях сотру их имена. Да станут все они добычей мрака, Да воцарится снова род Аршака».

Т.е. Бахрам Чубина обещает Хосрову II то же самое, что сделали Сасаниды с своими предшественниками парфянами — предали их абсолютному забвению не только в истории, но даже и в народных сказаниях.

Бахрам Чубина, бежав в Среднюю Азию, стал родоначальником так называемых «саман-худатов». До арабского завоевания они были в Средней Азии людьми владетельными и именитыми, при арабах утратили прежнее влияние и могущество, но переход одного из них в VIII в. в мусульманство снова возвысил их род до царственного достоинства. Они под именем «саманидов» создали сильное и высоко-культурное для своего времени таджикское государство, просуществовавшее без малого 125 лет (с 875 по 999 г. н. э.)

Профессор А. Семенов

Глава первая Приход войск со всех стран света на бой с Ормуздом

Богат, могуч, под грохот барабана, Вдруг Совашах нагрянул из Турана. Когда войска его считать начнешь, Четыреста по тысяче сочтешь. Ты нити видел ли в основе ткани? Отрядов столько ж, собранных для брани! Одних слонов — до тысячи двухсот, Меж них тропинки путник не найдет. Отряды вражьи к Мерву подступили, Земля незримой сделалась от пыли. Письмо Ормузду написал Сова, Такие он послал ему слова: «Да загремит в стране приказ твой строгий. Зови стрелков, благоустрой дороги, Припасы пищи, сена приготовь И помни, что пришел пролить я кровь. Я к царству твоему веду дружины От горных кряжей до песков долины». Прочел письмо, — пришла другая весть: «Всех всадников на западе не счесть, То двинулся в поход кайсар из Рума, Селенья разрушает он угрюмо». Текли, текли войска из разных стран, Из городов, которым Нуширван Внушил когда-то страх, принудив к дани, И потемнели небеса в Иране. Пришли войска из множества земель: Хазары потрясали Ардабель, А копьеносные аравитяне Неслись, добыче радуясь заране. Достигли полчища реки Евфрат. Казалось, что побил жестокий град Луга, сады, возделанные нивы, Увял и омрачился край счастливый. Ормузд был этой вестью удручен, И горько в том раскаивался он, Что им убиты мудрые мобеды: Не стало их — и не видать победы. Давно в стране он правил без писцов, Советчиков и добрых мудрецов, А так нуждался он в совете мудром! И вот он порешил однажды утром Созвать из пограничных областей Правителей и сведущих людей: Такой грозы, с таким раскатом бранным, Ни разу мир не видел над Ираном! Сказали воеводы: «Мудрый шах! Ты всемогущ, а мы — ничтожный прах. Что в силах высказать наш слабый разум? Мы можем подчиняться лишь приказам. Обычаи былые ты отверг, И над Ираном свет добра померк. Тобой мобеды мудрые убиты, Отныне нашим семьям нет защиты». Тогда в живых оставшийся мобед, Визирь Ормузда, подал свой совет: «Всеведающий шах! Вступив в сраженье, Мы нанесем хазарам пораженье, А если волю нам напрячь и ум, То победить мы можем гордый Рум, Не так уже твои дружины слабы, И в страхе побегут от них арабы, Но если турки двинулись на рать, Нам за Джейхун их трудно отогнать. Один лишь Совашах тебе опасен. Он топчет пашни наши, он ужасен, Он грабит земледельцев, горожан, — Нам угрожает гибелью Туран». Спросил Ормузд с надеждою и страхом: «Но как же мы поступим с Совашахом?» Тот молвил: «Собери богатырей, Которыми гордился б царь царей, Пусть воинов, без лишних проволочек, Всех, годных к делу, сосчитает счетчик». И вскоре донесение пришло От счетчика: сто тысяч — вот число Всех воинов, исправно службу несших, Но много было между ними пеших. Сказал мобед: «Ужель такая рать Заставит Совашаха трепетать? Когда ты доблесть ищешь в нашем царстве, О шах, забудь о кознях и коварстве, Иди прямым путем, и ты спасешь Всех простолюдинов и всех вельмож. Тебе рассказ известен величавый? Арджасп достиг когда-то бранной славы. Сломив Китай, вернулся он домой, Но правил он неправедно страной. Тогда Исфандиор, сорвав оковы, Повел своих сограждан в бой суровый. Прими, владыка мира, мой совет: Туранцы причинят нам много бед. Ни слова больше не скажу, великий: Хотя годами старше я владыки, Не выше я владыки по уму. Не будь же строг к ответу моему». Сказал Ормузд: «Кайсар не рвется к бою. Верну ему добытые войною, Отцом захваченные города, И войско вспять он повернет тогда». Вот прибыло посольство в стан кайсара. Глава послов — писец, священник старый, Знаток наук, искусный златоуст — Сказал кайсару: «Говорит Ормузд: «Я отбирать края твои не стану. Кайсар, и ты не угрожай Ирану, И тем свое величье сохрани, Да в радости твои продлятся дни». Кайсару это слово было внятно, Он повернул свои войска обратно. Иранский шах, едва ушел кайсар, Послал такое войско на хазар, Что страх и трепет он внушил хазарам, И города их предал он пожарам. Его слуга Харрод, что был умен, Величием, отвагой наделен, Победоносно путь проделал длинный, В Армению привел свои дружины, Где с полчищем хазар они сошлись И, обратив их в бегство, понеслись, Хазарских всадников уничтожая. Была добыча там взята большая. Узнав, что прибыла такая рать, Арабы двинуться решили вспять. Когда услышал весть глава народа, Что победили воины Харрода, Покрыли славою себя в бою, — Благословил Ормузд судьбу свою. Теперь он знал одной заботы бремя: О Совашахе думал он все время.

Глава вторая Ормузд призывает Бахрама Чубина

У шаха был слуга: отважный дух И ум соединял в себе Настух. Сказал он шаху: «Дружен будь с победой И горя никогда, о шах, не ведай! Отец мой, праведник Михронситод, В глухом углу отшельником живет. Душою в Зенд-Авесту погруженный, Он изучает божества законы. Живя вдали от суеты сует, Он многое познал на склоне лет. Он к нашей бренной жизни равнодушен, Но светлый разум старику послушен. Придя к нему из мира бед и зол, Я сутки у него в гостях провел. Я рассказал отцу о нашем страхе — Я рассказал ему о Совашахе. Ответил он: «Подобная беда Грозила нам и в древние года». Тут задал я вопрос Михронситоду: «Как вражьему противостать приходу? Что помнишь ты о прежних временах?» Он молвил: «Если спросит шахиншах, Свою обитель я тотчас покину И тайну я открою властелину». И приказал вельможам властелин, Чтоб старца посадили в паланкин, Чтоб во дворец доставили поспешно. Явился старец, мудрый и безгрешный. Спросил Михронситода шахиншах: «Что помнишь ты о прежних временах?» Ответил старец: «Слово правды — свято. Я во главе посольства был когда-то, Я возглавлял сто шестьдесят мужей, Поехавших за матерью твоей. Родитель твой, посольство отправляя, Сказал: «Вы привезите из Китая Царевну, чтобы стала мне четой. Я не женюсь на девушке простой. Рабе не быть подругой Нуширвана, Женюсь я лишь на дочери хакана!» И вот к хакану прибыли послы, И молвили ему слова хвалы. Пять дочерей хранил он в тайном месте, Об их красе я всюду слышал вести. Вот я вошел в священный тот приют, Где женщины и девушки живут. Украсили царевен жемчугами И перевили косы их цветами. У всех венцы светлы, как у отца, Лишь мать твоя стояла без венца. Но все пред матерью твоей тускнели, Хотя сверкала блеском ожерелий. Она стояла, царственно-светла: Недаром от Фагфура род вела. Вздыхала мать ее, познав кручину: Ее дитя увозят на чужбину. Вздыхала также дочь, познав печаль: Покинуть отчий дом ей было жаль. На ней остановил я выбор скорый, От прочих четырех отвел я взоры. «Другую выбери, — сказал отец, — Все пятеро — отрада для сердец». «Подходит мне, — я молвил, — только эта, — Другую выберу — лишусь я света: Весьма печален будет мой удел!» Тогда хакан, подумав, повелел Немедленно явиться звездочету. Предстал провидец, радуясь почету. Спросил отец: «Вот дочь моя. Куда, Ответствуй мне, ведет ее звезда?» А тот: «Царевна, скромная по нраву, Тебе лишь благо принесет и славу. От шахиншаха, вот мои слова, Она родит не мальчика, а льва, И этот лев, дитя твоей царевны, Нетерпеливый, черноглазый, гневный, Пройдет над миром облаком щедрот. Когда же старый шахиншах умрет, Он будет, крепкий телом, стройный станом, Богатый мощью управлять Ираном. Убавит он отцовскую казну, Но этим лишь украсит он страну. Затем, внезапно, грозный враг нагрянет. Он во главе туранских полчищ встанет. Он громом над Ираном прогремит, На всех собраньях станет знаменит, Живое на пути своем раздавит И шахиншаха трепетать заставит. Но шахиншаху будет подчинен Вельможа, что для подвигов рожден. Могучий всадник и поклонник славы, Крепыш черноволосый и кудрявый, Стремителен, умен, красноречив, Опасности, тревоги полюбив, Придет он, гордый и сильноголосый, Высокорослый и орлиноносый, Он будет прозываться Чубина, Порода будет витязя видна, К иранскому придет он властелину, Он приведет к нему свою дружину, На турков он отправится в поход И грозного врага он разобьет!» Когда хакан услышал звездочета, Растаяла тотчас его забота, И дочь свою, внимая мудрецу, Он отдал в жены твоему отцу. Тогда возрадовался я душевно: Всех девушек венцом была царевна! В обратный путь пустился караван. Богатствами нас одарил хакан. Не в силах с дочерью расстаться юной, Он проводил царевну до Джейхуна, И, бросив на нее прощальный взгляд, В слезах, в тоске вернулся он назад. Теперь, о властелин всего живого, Когда ты старца выслушал седого, Я ищущему говорю: найдешь. Ищи богатыря среди вельмож. Он победит врага на поле брани: Твоя судьба — в его могучей длани». Сказал — и тут же испустил он дух. В слезах склонился над отцом Настух. Дворец внезапно огласили стоны, И шахиншах воскликнул, потрясенный: «Нам передав пророческий рассказ, Увы, Михронситод ушел от нас. Хвала Яздану, что благое слово Услышал я от мудреца святого: Когда бы я один помешкал час, Унес бы он в могилу свой рассказ. Мужи простые и мужи совета! Пока не выполните вы завета, — Не зная сна, усердием горя, Ищите вы того богатыря, Ищите, чтоб спасти себя от смерти, Шагами землю всю теперь промерьте!» У шахиншаха верный был слуга. Была ему держава дорога. Фарруха сын, известный простодушьем, Он величался во дворце конюшим. «Пребудь, — сказал он шаху, — милосерд. Мне кажется, что-то собранье черт, О коем старец говорил правдивый, Являет всадник смелый, горделивый, Из тех людей, чье ремесло — война. Зовется он Бахрамом Чубина. Им пренебречь не вправе мысль благая: Останемся ни с чем, пренебрегая. Он управляет далеко отсель: Ты дал ему Барду и Ардабель. Он возглавляет малую дружину, Правитель он, покорный господину». Тогда к Бахраму послан был гонец, Чтоб он привел Бахрама во дворец. Приказ Ормузда, речь Михронситода Услышал от посланца воевода.