Сказание о ночном цветке
Шрифт:
— Держись, Бонфаер! — кричал охрипшим голосом Обсидиан брату, который уже был на половине в портале.
Мальчик хотел было кивнуть, он он заметил, что веревка, за которую держался Пирит, также стала медленно рваться. Он почувствовал, как сердце безумно колотиться, и хоть не уверенно, но сказал:
— Нет… — его брат понял, что если он сейчас же не отпустит руку, то они втроём улетят в на неизвестную планету. — Обсидиан, обещай, что найдёшь меня! — Бонфаер чувствовал, как сам начинает плакать, смотря на лицо брата.
— Что?! Нет, не смей! — Обсидиан
— Пообещай…! — Бонфаер отпустил руку и улетел в неизвестном направлении. Обсидиан кричал и плакал, а его слезы прямо с лица улетали в воронку. Пирит закончил читать заклинание, но было уже слишком поздно.
Обсидиан сидел один на полу, весь в пыли, а по его щекам текли горячие слёзы.
— Я найду тебя! Бонфаер, я найду тебя, обещаю! — до него дошло то, что произошло, и что говорил ему его брат. Обсидиан ответил ему, но знал, что тот его никогда не услышит.
Ворвалась стража, забирая принца и Егеря огня.
***
Мальчик очнулся от ужасной вони и стука копыт. Он лежал по середине улицы в грязной луже. Сначала он забыл, что произошло, почему он сейчас не дома, но потом воспоминания, словно тупой нож, проникли в голову. Вокруг Бонфаера шли разные люди, кто-то ехал на повозке с сеном, запряжённую лошадью. Но все, как один, обходили мальчика, смотря на него с опаской.
Он услышал звук грома на мрачном, пожелтевшем небе и на него стали падать капли дождя. Даже погода была настроена против юноши.
Бонфаер встал и, когда проходил мимо огромной лужи, его глаза округлились: волосы, которые были когда-то русого цвета, стали огненно-рыжие, на концах становясь светлее. Глаза, которые были цвета аметиста, слабо горели пламенем. Мальчик изумлялся своему виду до тех пор, пока в лицо ему не прилетел пропавшее яблоко от которого пахло тухлятиной. От неожиданности он отшатнулся и услышал крики:
— Уходи отсюда, ты, нечисть! — кричала ему грязная женщина с чёрными зубами, в руках она держала наготове ещё один прогнивший овощ.
Он не обратил на это внимание и с поникшим настроением продолжил шататься по улице. Мальчик то и дело ощущал на себе то злобные взгляды, то удары небольших предметов и вещей. Но тут ему на встречу попалась толпа подростков, держащих в руках булыжники.
— Ну, что, урод, пора получить по заслугам! — и они стали прицеливаться, чтобы попасть в мальчика. Бонфаер от страха, завидев, что на него летит множество камней, закрыл лицо руками. И тут его окружило пламя, которое отражало каменный дождь. Подростки, испугавшись, разбежались. Мальчик в это время смотрел на свои трясущиеся руки, но тут он увидел, как все люди, стоящие на улице, смотрят на него. Не зная почему, он побежал.
За ребенком погналась толпа людей с вилами, камнями, кто-то успел зажечь факелы, все они бежали за ним, словно рой ядовитых пчел. Споткнувшись, об камень, мальчик упал в грязь и старался сдержать свои слёзы, как почувствовал, что толпа приближалась к нему. Он лежал измазанный в грязи, а потом они стали его бить. Озверевшие от гнева и страха, они истязали мальчика до тех пор, пока он не потерял сознание от боли…
Мальчик очнулся от того, что ему было ужасно жарко и он слышал возгласы людей. Бонфаер увидел, что сейчас глубокая ночь, а он привязан к высокому столбу, под которым была куча с сеном. Снизу он слышал море криков от толпы, все они были до безумия злы, их лица исказились от гнева. Они все были измазаны грязью, кожа была сухой, а глаза безумны. Они кричали:
— Сожгите ведьм, сожгите этих тварей!
— Демоны, вас только на костер и надо!
— Смерть этим выродкам!
Рядом с мальчиком также к столбам были привязаны истерзанные рыжеволосые девушки. Все они плакали и истекали кровью, моля о пощаде.
— Заткнись, уродка! — крикнула одна женщина, кинув в молодую девушку камень. Она попала ей по лицу, и глаз девушки заплыл. Но она старалась держаться как можно дольше, чтобы не закричать.
К костру ближе всех стоял мужчина с длинной бородой и черным, изодранным одеянием. В одной из жилистых рук он держал факел.
— Уничтожим нечисть, покончим с ними, избавив Англию от ведьм! — крикнул он, высоко подняв факел над головой. Толпа стала хором кричать, поднимая кулаки вверх:
— Сжечь, сжечь, сжечь!
Мужчина поднес факел к сухой траве, которая тут же разгорелась ярким, обжигающим пламенем. Костер поднялся в небо испуская искры. Крик молодых девушек,
как казалось Бонфаеру, он не забудет никогда в своей жизни. Они кричали, кровь на их теле начинала спекаться. Рыжие волосы девушек загорелись восхитительным костром, обжигая голову и лицо. Они кричали, кричали и кричали. А толпа, словно звери, с жадностью смотрела на «представление».
Бонфаер почувствовал огромный прилив злости, и чуть приподнял руку вверх. Трава под ногами толпы загорелась, и все они стали кричать и бежать от костра как можно дальше. Принц был настолько удивлен отвратительностью людей, что не мог поступить иначе. Махнув другой рукой, он пожег дома, находящиеся рядом. Солома на них мигом воспламенилась и воздух наполнился запахом гари и адским жаром, смешанным с людскими криками…
***
Темнота окружала его уже очень долгое время. Запах сырости и плесени стал привычным. Единственный огонек, который был в этом месте, это маленькая щелочка в старой, деревянной двери. Именно через неё несколько веков юноша, в чьем сердце горело пламя, наблюдал за миром. Ну, ещё через тяжелую, железную маску, закрывающую его лицо. Он не мог даже пройтись. Лишь встать на колени, и немного приблизиться к свету. Руки были окованы железными наручниками, полностью закрывавшие кисти, которые были настолько тяжелые, что юноша почти всегда держал их у земли. Звук цепей стал для выросшего мальчика мелодией, напоминавшей, где он, и кто он есть.
Как говорили люди, он монстр, чудовище, которое должно было погибнуть при рождении. Но Бонфаер все же помнил, частично, кем он был на самом деле. Был, когда-то. Он не знал, какой сейчас год, неделя, время суток. Совершенно ничего, что могло бы быть связано с внешним миром. Лишь иногда он слышал шепот и иногда под дверь кидали черствый кусок хлеба и маленькую миску с водой.
Юноша уже давно потерял веру в то, что за ним кто-то вернется, веру в то, что его найдут. Ему казалось, что его брат даже рад, что избавился теперь от него… В такие моменты горячие слезы обжигали лицо, оставляя раны.