Сказания о недосказанном

…Ну, а, если, храбрец, да без страховки, приземлялся в это, то, – его, уж никто не гладил по головке. И долго. Очень долго, обходили стороной обзывая, так, ласково, как будто гладили крапивой и пели – говнючка – вонючка…

Драгоценный наш друг товарищ и брат, по несчастью, сидел как Ангел голенький, но не совсем был похож на Ангелов, которых нам показывала в своих мудрых книгах наша хозяйка. Там были Ангелочки дети, тоже голенькие и с крылышками.

… Мой тесть, много лет спустя про таких не Гераклов, говорил бы, что у твоего Демьяна мышцы большииее, как у воробья на коленках. Да ещё её, эту незагорелую, пятую точку, украшали пупырышки, где уже поработала соль, ну совсем малосольненький огурчик, а ладошками, поглаживал явные очаги и отметины былых сражений. Теперь мы все, обе боевые команды, белые и красные, были квиты. Ничья. У Фили был зад с автографами сотен египетских иероглифов великого фараона – Ёжика, а у Демьяна от соли, которая, ну никак не хотела покидать своих, пока ещё не насиженных мест.

День проходил в тоске и невесёлых раздумьях. Мы чистили песочком свои казаны и кастрюли, он сидел и оглядывался, как ворюга, нет ли кого. Ведь это была пора, когда нудистов ещё и в помине не водилось. А таких чудиков, как сейчас наш друг – просто величали бы – страмотищща!! Страмотища то какая. Гля! Дурень! Гоолыый. Стыдоба! А чей, это?…Аааа. Ну, тогда ясно. Яки сами, таки и сани. Это имели в виду его родителей.

Мы пока были не такие. Мама работала в карьере, правда то в прачечной, а то в магазине, – сельпо.

Отчим, зоотехник в колхозе. Дедушка чабаном, тоже колхоз. Ну а про нас, говорили ласково, с уважением. В семье не без урода. А иногда просто так – не в коня корм. Но причём тут корм и тем более конь, мы с братом так и не допетрили тогда.

Время.

Годы.

Пролетели как осенние птицы.

И звучит в моём сердце светлая грусть – песня, журчащая мелодия горного ручейка, курлыканье улетающих журавлей.

Песочные часы.

Поошёл песочек.

Вот и прошли минуты.

Перевернул кверху ногами, пробирку – часы и, и снова пошло время. Увы. Наше время не песочек и не колбочка – часы… Память. Вот наша копилка.

Память. Что ты записала, занесла в свои затаённые укромные уголки святого хранилища? А там, вот они, воспоминания весны человека.

Детство.

Школа.

Ремесленное училище.

Вот я уже судосборщик. Военный судостроительный завод. Пролистали страничку, четыре года, два – учёба, два – трудовая доблесть.

Художественно – промышленное училище. Тонкое ремесло резчика по кости…ещё пять лет.

Педагогический университет.

Ещё пятилетка, но уже не Сталинская…

Работа в художественной школе для особо одарённых детей.

Первые выставки, статьи в газетах. Первые рассказы в областных газетах. Творческие вечера в редакции и выставочных залах. Писатели, художники, музыканты. Педагогика Макаренко. Наши понятия задач педагогики.

Мама.

Почему то вспоминается она.

Все мы, часто там, в спорах сравнивали своих родителей почему-то с Макаренко…

В отпуск я приезжал домой и мама, как в детстве, мыла мне голову. …Виноградная беседка, тазик с колодезной водичкой, а рядом бегали малыши, племянники и смеялись, такой большой, а бабушка, своими руками, как маленькому… хихихи, да ха ха ха…

А мама, считала.

Отмечала мои первые сединки…

Она, очень осторожно, пыталась их, эти седые, первые, вычеркнуть. Убрать. Задержать то, что надвигается, на её сыночка…

Хочется.

Хотелось, хоть немного, хоть чуть-чуть, задержать, сохранить его, своего сына тем, молодым пацаном. И она гладила седеющую макушку, своими согнутыми временем, тяжёлой работой и годами. Своими натруженными святыми ладонями.

И всплывают в памяти строки из сборника орловского поэта Виктора Дронникова. Они всегда со мной, они всегда во мне, когда я думал там, так далеко от Крыма, думаю и сейчас о ней, – маме.

И звучат они как грустная песня и укор … « На твоих равнинных, ласковых ладонях, если б знали гнёзда свили соловьи…»

Литературные вечера.

Спорим, говорим о задачах, назначении искусства, литературы и, почти всегда, о детях и родителях.

Вспоминаю маму морозной зимой в мастерской, в северном холодном городе. Снег засыпал сугробами до самых окошек. Метёт пурга, свистит за окном ветер, а они, эти тёплые слова, здесь, со мной. Во мне.

Почему я их не подарил маме, её сердцу тогда.

Поздно.

Теперь уже не услышит.

Совсем недавно. Совсем неожиданно. Она ушла. Ушла в мир иной.

И не капнет моя замороженная слезинка на её ласковые ладони.

Не загремят битым стеклом эти осколки в моём сердце запоздалой памяти.

Не отогреет этот лёд, тёплая, святая, материнская рука.

Смертельный заплыв

В селении Ульяновка плещется красивое бирюзовое озеро. И как его только не дразнили, всякими кличками, обзывали и Байкалом, и Плещеевым.

Купались все, кто приходил, приезжал и местные. Были и такие, те, которые не принимали на душу винус, спиртус, денатуратис, говорили что – лечат эти воды – там живут водороды. Были и, которые не лечились сероводородом и не принимали на душу, а просто ушли навсегда к русалочкам, на постоянное пребывание. В их танцующее окружение, просто ушли и концы в воду. Даже водолазы Севастопольские, размахивали руками и говорили, что их, утопленников, нет. Как будто корова языком слизала. Неет и точка. Но вот правда, чего нет, того нет. Останков кораблей, которые нырнули безвозвратно в мировом океан-море, не обнаружено. Значит, и связи с океаном нет. А на Байкале, есть. Но куда же девались те храбрецы, которые ушли и не возвратились. Что там, на дне так долго ищут. Что потеряли.

И сколько их там, рыбок кормят.

Ночь. Костёр. Тишина и рыбалка. Наука ловить рыбку не сложная. И когда спрашивают, как ловить ночью – ответ. Наливай.

И вот ночная рыбалка. Налили. Сначала закусили, а потом уж и закинули удочки, снова налили. Прикинули куда бросить прикормку, куда? А сами забыли,– не закусили, но налили снова. Удочки спят. Ребята дремлют, скучно. Васька сидел, долго сидел. Надоело, взял удочку и пошёл вдоль берега.

Шёл ни много и не мало, сообразил, пока ещё, зашёл не далеко. Костёр оказался на другом берегу. Бросил в сердцах свою удочку, всё равно не клюёт. Вошёл в воду и поплыл…

На огонёк костра…

Зря поплыл. Озеро хоть и обмелело – за всё лето не было ни одного дождя. Поливали огороды, сады и водичка самотёком, ушла-утекла по огромной трубе в посёлок.

Васька переплывал его в самом узком месте.

…И… кормил бы он сейчас рыбок и раков своими красивыми, как у культуриста, бицепсами, трицепсами, большими ягодичными мышцами, и, и сосцевидным отростком… если бы не такая богатырская сила в его красивом теле…

Но сил хватило.

Доплыл.

Почти доплыл…