Скажи смерти «Да»

— Все, что пожелаете, мистер. Все, что пожелаете…

Днем это было, а вечером, абсолютно обессиленные — по крайней мере это касается меня, изнасилованной трижды и потом оседлавшей Корейца и взявшей роль насильницы на себя, если с ним такое возможно вообще, — сидим, как всегда, у бассейна и гадаем, куда бы нам отправиться. В принципе, глупо говорить об отдыхе, живя в Лос-Анджелесе, — отъехал чуть-чуть, и вот тебе и океан, и знаменитые пляжи Малибу, Вениса, Санта-Моника, Марина-дель-Рэй. Можно отдохнуть и в Майами, где у меня, кстати, был дом — не у меня, а у несостоявшегося супруга господина Кронина, — но я там была, еще с тобой, и ничего особенного там нет, тот же океан, тот же огромный город.

Нет, в Америке отдыхать, конечно, ни к чему, везде одно и то же. К тому же я ради Корейца, чтобы ему нескучно было, летала с ним несколько раз в Лас-Вегас на боксерские матчи — ну любит он бокс, так почему бы не сделать человеку приятное. Останавливались в том же отеле, где когда-то мы жили с тобой, ходили по тем же казино, я его даже специально сводила к той часовенке, Литтл Уайт Чэпэл, в которой мы когда-то зарегистрировали наш брак. Я тогда сразу вспомнила свое настроение и состояние — ты мне в конце нашего пребывания в Лос-Анджелесе сам это предложил, я ведь совершенно не думала, что ты собираешься на мне жениться, и не поверила своим ушам, когда ты заговорил о семье и о будущих детях, о своих планах перебраться в Штаты и начать работать в Голливуде. Именно там я и узнала про деньги на фильм, и про Кронина, и про многое другое. Да ладно, что сейчас говорить об этом.

Я, честно говоря, опасалась, что один только вид этой часовенки, маленькой и белой, вызовет у меня массу отрицательных эмоций, но, как ни странно, не было ничего, потому что ты уже ушел из моей жизни, после того как я за тебя отомстила. Легкая-легкая грусть была, осенняя и ностальгическая, как при воспоминании о чем-то далеком и очень приятном, ушедшем навсегда. Ты ушел, и жена твоя Оля Сергеева ушла, а я, Оливия Лански, тебе совсем бы не понравилась. Слишком жесткая, трезвая, деловитая, жестокая. Глупо говорить, что такой меня сделала жизнь, а точнее, смерть, после которой я стала иной: что есть — то есть.

Кореец, правда, на часовенку всякий раз косился со значением, но молчал, верный своим привычкам. А я делала вид, что не замечаю ничего: мы уже к тому времени жили вместе, говорить же о большем я была не готова. Конечно, может, это смешно так серьезно относиться к браку, который заключается за пять минут, безо всякого предварительного ожидания и всяких заявлений, за который платишь тридцать пять, кажется, долларов и тут же тебя регистрируют. Но мы с тобой поженились именно здесь — в России это не котировалось, конечно, хотя в большинстве стран мира лас-вегасский брак считается действительным, но нам было все равно, ведь мы сюда собирались перебраться. Для меня выданное здесь свидетельство о браке было серьезней любого другого документа. Кстати, именно в этой церквушке я и стала Оливией Лански — по ошибке вместо “Ольга” написали “Оливия”. Так это имя и стало моим.

Это я к тому, что мы не сидели безвылазно в Лос-Анджелесе с момента возвращения из Москвы и до выхода фильма, но отдых нам обоим, наверное, не помешал бы, потому что в последние месяцы суеты хватало, и на студии я бывала чуть ли не ежедневно. Только вот куда — в Мексику, на Гавайи, на Багамы? В какую-нибудь далекую дыру, вроде Австралии или Новой Зеландии? В Европу?

Кореец при слове “Европа” оживляется: у него там много знакомых из числа бывшей российской братвы, превратившейся ныне в западных бизнесменов, — в Германии, Австрии, Швейцарии, Италии, Голландии, не говоря уже о Польше с Чехией. Мне это, признаться, не слишком нравится: хорошо помню, с какими людьми мы встречались в Швейцарии, куда летали проверить счета переведшего на меня все свое состояние мистера Кронина. Кореец тогда предварительно со своими знакомыми связался, просто на всякий случай, вдруг чего, — и хотя подъезжали люди на “Роллс-Ройсе”, и одеты были получше многих миллиардеров, и вели себя солидно, вид их не говорил, а кричал о том, кто они и откуда. Но, с другой стороны, я понимаю прекрасно, что хочется Корейцу пообщаться со старыми знакомыми и что заслужил он такую поездку. Выждав паузу, словно не замечая его внимательного взгляда, наконец киваю:

— Что ж, в Европу — так в Европу…

— Генаха, братан!

Смотрю, как Кореец обнимается и целуется по бандитскому обычаю с таким же здоровенным детиной с торчащим ежиком и толстенной цепью под расстегнутой рубашкой. Вроде далеко мы от Москвы, в Германии, а типаж точно оттуда. Кивает на меня, смотрит вопросительно на Корейца.

— Любовница моя, — поясняет тот. — Американка.

— Ничего бабу себе оторвал, Генаха! Небось миллионершу еб…шь, колись давай! Слышь, братан, а она по-нашему?..

— Да нет, только по-английски.

— Баба — класс, Генаха. А я не в курсах, что ты не один, и организовал тут тебе программу на вечерок. Она же не обидится, если ты на одну ночь свалишь: девок приготовил — закачаешься!

Кореец оглядывается на меня, видит только мою милую непонимающую улыбку.

— Да нет, я никак. Потрем за жизнь, за братву, и порядок.

И мне, уже по-английски:

— До вечера, мисс Лански.

Я, так же мило улыбаясь, отвечаю в тон:

— До вечера. Но если хотите повеселиться — то до утра…

Вот такие деньки нам выпадали в отпуске — но надо ж сделать приятное близкому человеку, тем более что улетели мы только через три недели после того разговора — сначала слетали в Нью-Йорк, переговорили с Яшей по поводу моей идеи насчет клуба, а по возвращении с помощью его советов и связей занялись делами, чтобы потом уехать спокойно и процесс бы шел уже без нас. Так что отбыли в отпуск не в конце сентября, а в середине октября — и отдохнули, признаться, классно. Я даже удивлялась себе: вроде не слишком любознательным была человеком, а тут охотно осматривала всякие достопримечательности, часами перемещалась без устали по новым для меня городам.

В турагентстве, рекомендованном Мартеном, поездку нам организовали, естественно, на высшем уровне: все перелеты первым классом, гостиницы только пятизвездочные, номера люкс и все такое. Отдыхать — так отдыхать, верно? Особо, конечно, не шиковали, чтобы слишком внимания к себе не привлекать, — никаких там президентских апартаментов и лимузинов с утра до вечера у подъезда. Но и не скромничали. Мы объехали бог знает сколько стран — Англия, Германия, Швейцария, Голландия. В Швейцарии даже задержались на пару дней, где я со своим адвокатом пообщалась — бывшим кронинским. И прошлась по маленькой улочке мимо цюрихского банка, в котором лежали мои денежки — десять с лишним миллионов, оставленных мне господином Крониным, плюс семь с небольшим миллионов от продажи его дома в Майами.

Я еще удивилась, подумав, что в Америке банки огромные и внушительные, а тут небольшие такие домишки, хотя деньги в них лежат огромные. Правильно их называют цюрихскими гномами, этих банкиров. Все такие старомодные, вежливые, чинные, никакого американского темпа, срывов и потрясений, ярких эмоций. Все размеренно, чинно, и спокойно, и консервативно. Да и сама страна, если честно, не слишком приятная — красивая, наверное, хотя в горах я не была, но холодая и напыщенная, гордящаяся своим высоким уровнем жизни, и жуткой дороговизной, и вечным нейтралитетом, на котором Швейцария зарабатывала деньги, когда по всей Европе лилась кровь.

Странно, но я совсем не чувствую себя русской — нет ни капли ностальгии по стране, в которой я родилась и столько прожила, нет никаких национальных чувств. Я не горжусь этим и не огорчаюсь — и не называю себя кичливо гражданином мира. Я — это я, просто поняла в очередной раз, как все это от меня далеко — Союз, Россия, Москва. Далеко, забыто и, в общем, неинтересно. Хотела спросить Корейца, не скучает ли он по Москве, но на всякий случай не стала — просто выключила телевизор, и весь следующий день вообще не выходили из отеля, занимаясь сексом и завтракая, обедая и ужиная в гостиничных ресторанах.