Сказка для Беллы
Шрифт:
– Я не хочу! – Беллатрикс разрыдалась, после долгой паузы Антонин крепко обнял ее и прижал голову к плечу.
– Поздно. – Шептал он. – Слишком поздно. Можешь утешить себя тем, что малыш умер мгновенно. Он теперь на небесах вместе с родителями.
– Ненавижу, ненавижу, как же я его ненавижу!
Долохов не стал уточнять, кого именно. Слишком много кандидатов было вокруг на такое искреннее чувство.
– Белла, жизнь, несмотря ни на что, продолжается. Помнишь царя Соломона? Все проходит, и это тоже пройдет.
– Вот только когда…
– Иди, Белла. Тебя ищут, будь осторожна
Она отстранилась и долго смотрела в прозрачные голубые глаза.
– Белла, что же ты делаешь, – он судорожно стиснул ее в объятиях и поцеловал податливые, соленые от слез губы.
Беллатрикс всхлипывала и цеплялась за широкую спину, понимая, что сама бы не поставила на свою жизнь ни кната и что кроме Долохова ей положиться не на кого. Что никому из нового круга общения нет дела до миссис Лестрейндж, что Руди и Басти плевать на нее и что родителей и сестер посвящать в такого рода проблемы последнее дело.
***
Она не помнила, как добралась до спальни, где над лежащим неподвижно братом бестолково суетился Рабастан.
– Явилась наконец? – неприязненно спросил он.
– Что с Руди?
– Я же не целитель!
Беллатрикс пожала плечами. Кто виноват в том, что этот болван подставился? Кто виноват в том, что из-за возможной огласки нельзя обратиться в Мунго?
– Сделай же что-нибудь!
– Я тоже не лекарь, – но все же подняла палочку – нескольким базовым заклинаниям для диагностики их учили в школе, считая, что будущим матерям пригодится. – Ничего страшного нет.
– Говоришь так, будто страшно разочарована этим обстоятельством, – прошипел Басти, кажется, не поверив.
Криво улыбнувшись и не испытывая веселья ни на гран, Беллатрикс снова пожала плечами: не спорить же.
– Кроветворное, заживляющий бальзам, – перечисляла она. – Укрепляющее еще можно.
– Укрепляющего нет.
– Попробую сварить, – Беллатрикс постаралась не заметить удивленного взгляда мужа и поскорее ушла: сидеть у постели больного, проявлять милосердие и ухаживать за ним было выше ее сил. Гораздо лучше запереться в лаборатории и побыть одной, успокоиться и попытаться забыть.
Зельеделие не терпит суеты и посторонних мыслей. Беллатрикс, ругаясь как портовый грузчик, очистила котел от очередного неудачного эксперимента. Нужно было всего лишь успокоиться, но никак не выходило. Мысли упорно возвращались к ребенку, которого пришлось заавадить. Сколько ни убеждай себя, что выхода не было, что если не ты, то тебя, но легче не становилось. А еще зародыш, растущий в чреве… Что ждет его с такими родителями, и кем станет он сам? Беллатрикс потрясла головой: хорошо Долохову говорить про защиту разума, это-то как раз меньшая из всех проблем. С укрепляющим так ничего и не вышло. Даже облегченный вариант, которым пользовались, когда времени готовить полноценное зелье не было, получился отвратительным. Возвращаться с пустыми руками было нельзя. Кое-как осилив приготовление настойки из растопырника и ускорив ее созревание магией, Беллатрикс вернулась в спальню.
– Прости, Руди, но я не очень хороший зельедел.
– Я не знаю, что ты сварила, но пить это не буду. Укрепляющее уж точно не фиолетового цвета!
– Зато настойка растопырника
как раз фиолетовая, – процедила Беллатрикс. – Я старалась, между прочим. И советую принять эту мордредову настойку, пока я сама не влила ее тебе в глотку!– Эй, потише! – Рабастан попытался оттащить ее от постели брата. – Откуда мы знаем, вдруг ты отравить его решила? Или случайно не то положила, – он попытался немного смягчить первое высказывание, но не преуспел.
– Открой справочник, олух! Настойка каноничного фиолетового цвета!
– Не ори! Я не буду принимать это зелье, – Рудольфус попытался приподняться, помогая себе руками, без зелья восстановление шло плохо, и он прекрасно знал, что проваляется в кровати не меньше недели. – Пока сама не выпьешь половину…
Беллатрикс смотрела на обливающегося потом от слабости и боли мужа. Злобная усмешка сама собой наползала на лицо, и прогнать ее не было никакой возможности.
– Хорошо, – обманчиво мягко произнесла она и открыла бутылочку. – Ты сам сделал выбор, я подчиняюсь.
Густая горько-вяжущая жидкость медленно потекла в горло. Мерзость! Никто никогда не принимал растопырник внутрь в таких количествах, а уж беременным ее точно нельзя – даже в малых дозах настойка была способна вызвать выкидыш. Внутренности скрутило невыносимой болью – организм отторгал ребенка, а магия сопротивлялась. Беллатрикс повалилась на ковер и кричала, кричала, держась за живот.
– Белла! Белла! Что с тобой? Что ты сделала?! – Рабастан метался рядом, не зная, что делать, куда бежать, кого звать.
«Все правильно сделала, чудовища не должны размножаться», – подумала она и хотела сказать это вслух, но разомкнуть губы так и не смогла.
Вокруг суетились испуганные люди, говорили все разом – Беллатрикс пыталась разобрать, о чем, но угасающее сознание делало голоса глухими и неразборчивыми. Кажется, потом появился целитель в мантии такого ужасного цвета, что нестерпимо захотелось закрыть глаза и никогда не открывать.
– Не спать, не спать, – кто-то бил ее по щекам, ее куда-то несли, тормошили и запрещали уходить в блаженную спокойную тьму, которая манила и обещала покой.
Беллатрикс вздохнула и все-таки потеряла сознание.
Она провела в постели почти месяц. Сначала в отдельной палате святого Мунго, где ее навещал нервный Рабастан.
– Мы не стали говорить твоим родным, Белла. Зачем тревожить, правда? Вот придешь в себя, нагуляешь румянец на щечках…
– Не заговаривай мне зубы, Баст. Что там с Руди? Не сдох еще?
– Какая ты смелая стала.
– Я больше не боюсь, – сказала она, а про себя добавила: «Погубить свою бессмертную душу». – Так что там с муженьком?
– Руди уже почти оправился после того проклятия, которое уложило его в постель, – чопорно, как на великосветском приеме, произнес Рабастан.
– Хм, – Беллатрикс скептически подняла бровь. – Да там и оправляться особо не от чего было. А вот откат… Магический брак – это меч обоюдоострый. Так чем его там приложило? Чего лишился мой дорогой супруг?
– У вас больше не будет детей, – выдавил из себя Басти.
– Могло быть хуже, а так всего лишь справедливо, – она почувствовала ни с чем не сравнимое облегчение.