Сказка о колдовстве, гаданиях и проваленной охоте на ведьм
Шрифт:
Староста ничего не ответил, но Адам чётко ощутил вес камня, который рухнул на чужое сердце. Лоурес приподнялся на цыпочках.
– А, и да. Правильно твои люди делают, что березу на костёр тащат. Так чёрт быстрее задолхнётся.
Адам хорошенько потянулся, развернулся и пошёл в сторону местных каземат.
Роль тюрьмы в этой дыре на одеждах Всевышнего играла старая крепость, оставшаяся с какой-то древней войны. Адам был уверен, что каменный короб простоял два или три столетия. Тем не менее, крепость сохранилась
Внутри пахло мочой, плесенью и чем-то хуже. Адам скривился. Он совсем отвык от подобных запахов за время отстранения от инквизиции.
На входе, где располагалась «тюрьма», сидели два охранника. Случайные мужчины, Адаму смутно незнакомые, играли в кости. Лоуренс закашлялся и игра оборвалась.
– О! Отче! Зд…
– Откройте.
Он не стал церемониться. Люди не оценили доброго Адама, и Лоуренс решил не идти протоптанной дорогой. Со страшным скрежетом дверь отварилась. Неприятные запахи сгустились, но Адам бесстрашно вошёл внутрь.
Со стороны дальней стены послышался стон. Адам прошёл мимо тёмных комнат, заваленных хламом, и вышел к единственному помещению, годному для клетки. Грубо скованные прутья оплетали дыру, которая некогда вела в казармы. По ту сторону решетки, из маленьких окон, лился серый, унылый свет.
Древние кровати валялись по всему периметру комнатки, в самом углу смердела выгребная яма.
– Оставьте.
Один из сопровождающих тут же ушёл в тень и закрыл большую дверь. Какое-то время Адам смотрел ему вслед. Одна минута, две. Что-то подсказывало, что «охранники» грели уши.
Кретины.
Адам перевёл взгляд на клетку и покачал головой.
Прошка, измученный, испуганный и избитый, жался к стене, напрасно стараясь слиться с мраком. Ведьмы на практике Адама поступали точно также, что уже доказывало – Лоуренс правильно вселяет страх. Адам подошёл ближе к решётке и всмотрелся в испуганного человека.
– Ну, как ты, нечистый?
Прошка поднял испуганные глаза и Адам невольно удивился переменам, которые произошли за сутки. Тело, пышущее здоровьем и жизнью, будто усохло. Глаза, казалось, впали. Щетина походила на свиную.
– Я не виноват…
– Все вы так говорите. – Проворчал Адам, сощурившись. – Все.
Прежде чем Прошка набросился на решетку, Адам отошёл. Отчаяние мерцало в глазах приговорённого.
– Я не виноват! Я – Прошка! Прошка! Никакой я не чёрт!
Он напоминал тех, кого Лоуренс надеялся оставить позади. В какой-то момент все увиденные испуганные, искалеченные и обреченные лица сошлись в одно. Адам отпрянул, но потом снова взял себя в руки. Язык нащупал отсутствующий зуб. А ведь Адам был уверен, что у того же
Прошки все зубы были на месте.– Лучше покайся, пока не поздно.
Адам, колдующий
Во взгляде Прошки что-то переменилось.
Адам не успел среагировать, когда парень вскочил на ноги и изо всех сил приложился плечом к клетке. Прутья жалобно заскрежетали. Прошка втянул носом воздух и опять навалился на них.
— А ну хватит! Перестань!
Адам ударил ногой по клетке и Прошка проворно вытянул руки сквозь прутья. Лоуренс вскрикнул и с силой потянул ногу на себя. Раздался глухой звон. Это голова Прошки стукнулась о преграду.
— Выпусти меня! Выпусти!
— Покайся!
Злой Прошка снова высунул руки и Адам, мысленно попросив прощения у Всевышнего, стукнул по чужим пальцам пухлым корешком карманного богослова. И ещё раз. И ещё раз. Теперь уже кричал Прошка. Его короткие, толстые пальцы налились кровью. Зарычав, Прошка принялся стучать бедром по клетке.
«Чёрт!»
Едва ли это было чистым железом. Адам не понял, чего он боялся больше — слома прутьев или то, что Прошка просто выбьет преграду из петель. Это ведь не было настоящей тюрьмой.
— Эй! Он буянит!
Никто не пришёл.
— Чтоб тебя черти драли! Чтоб мамка твоя пресмыкалась! Чтоб батя твой горел!
Слова шли мимо. Всё внимание Адама было сосредоточенно на поступках. Прутья клетки начали поддаваться агрессивному натиску. Плюнув, Адам поспешил назад, но толстая, нормальная дверь, не поддалась. Лоуренс снова потянул ту сначала на грудь, потом от груди. Ничего.
Скрежет, скрип, ругань и проклятия сбились в один клубок. Прошка буянил изо всех сил, и Адам боялся встретиться с ним глазами. Лоуренс снова потянул дверь и та не шевельнулась.
— Я ж зубы твои выбью. Брюхо вырву. Горло разорву. Ты ещё пожалеешь…
— Эй, вы! Олухи! Откройте!
Впереди нарастала тишина.
Снова что-то лязгнуло. Скрипнуло. Начало отходить.
Холодный пот градом покатился по спине. Ещё чистая утром рубашка тут же налилась влагой, а вполне себе свободный ворот пальто принялся душить. Адам не хотел оборачиваться. Руки тут же машинально принялись искать оружие. Клинок, зубочистка на фоне Прошки, не внушал никакой уверенности в победе. Маленький богослов тоже не был оружием.
Железо заскрежетало о камень. Адам смотрел вперёд, но затылком чувствовал, как злой и запуганный Прошка вылезает из заточения. Он, будто дикий медведь, вылезает на свободу, чтобы отомстить. Сколько таких историй уже было? В очередной раз Адам вспомнил старую инквизиторскую мудрость: никогда не оставайся с подозреваемым один на один.
За этим откровением последовало и другое: не прогуливай занятия по владению оружием.
— Если я и сдохну, Отче, я утащу тебя с собой.
— Ну, попробуй, дьявольское отродье.
Кинжал выскочил легко, хотя Адам имел крайне смутное представление о том, что требуется делать дальше. Обёрнутая тряпкой рукоять неприятно холодила руку. Адам всё ещё смотрел на дверь, вглядывался в бледную тень, которая разрослась по поверхности. Запоздало пришла мысль — он никогда не сражался. Всю подобную работу делали за него.
Кряхтя, рыча и плюясь, Прошка вылезал прочь. Адам крепче сжал оружие. В голове, как назло, ничего не было. Никакого урока самообороны, никакого спарринга, никаких уворотов. Хотя… Адам зажмурился. Он вспомнил, как старик Мирча, отцовский, заставлял драться с чучелами.