Сказка о Шуте и ведьме. Госпожа Янига
Шрифт:
Не виноваты?! Это они-то?!
Да что он такое несёт?!
— Верно, госпожа Янига! — Вран ухватился за спасительный бред. — Правду ваш дурачок говорит! Не виноватые мы, это всё госпожа Вахала! Её это прислужник был, всех нас в страхе держал! Вельми благодарны вам за спасение от чудища этого! Благодарствуем, госпожа Янига! Правду про вас сказывают, великая вы ведьма!
Атаман истово поклонился в пояс и остальные разбойники недовольно и хмуро стягивали с голов шапки и неловко изображали поклоны, что-то неразборчиво бурча.
—
В любое другое время я бы могла поверить в его искренность, но не сейчас.
Особенно, когда лица разбойников скривились в понимании, что «гостей» придётся кормить.
— Конечно, конечно, госпожа Янига! — Вран пришёл в себя первым. — Всё будет в лучшем виде! Самое вкусное для вас приготовим! Не извольте беспокоиться!
Самое вкусное они приготовят….
Ага. Топориком в лоб или ножиком в живот изволите?
Но выбора у меня не было. Шут, стоя на коленях, поправлял пожитки, падающие с плеча, пока он старательно расправлял рюши и оборки на юбке госпожи, а атаман с угодливой улыбочкой предложил мне пройти в его «скромную сторожку».
«Сторожка» оказалась небольшим срубом. Окон в нём не было, и потому разбойник распахнул дверь, чтобы осветить жилище изнутри, пока он зажигал лампу, стоявшую на столе.
— О, красота какая! — Джастер просочился в «сторожку» следом за разбойником. — Это ж не в каждом доме такое увидишь!
Я шагнула следом за Шутом, стараясь не слишком пялиться по сторонам.
Но Джастер был прав. Такого богатства не в каждом доме увидишь.
Пол устилали ковры и дорожки в несколько слоёв. На крепко сколоченной грубой кровати лежало несколько матрасов, поверх них — настоящая перина, с целым ворохом покрывал и подушек. Грубый стол был заставлен золотой и серебряной посудой, правда грязной и с остатками засохшего завтрака.
Вдоль стен стояли сундуки, украшенные резьбой, камнями и накрытые богатыми тканями.
В свете лампы, которую Вран держал в руках, «сторожка» казалась настоящей сокровищницей.
— Бедные и убогие, говоришь… — я посмотрела на разбойника, пока Джастер что-то стянул со стола и устраивался на полу, набив едой рот и вытирая руку об одежду. Свёрнутый полог он пристроил на один из сундуков, торбу передвинул за спину, а лютню положил себе на колени.
Можно подумать и в самом деле с детства в прислуге ходит…
— Так и есть, госпожа, — разбойник нагло ухмыльнулся. — Живём мы сами видите как, бедно да убого, домишки худые, хозяйства нету. Люди мои по дорогам милостыню собирают, по деревням подаяние просят. Что добрые люди подают, тем и живём!
Я только стиснула зубы, чувствуя, как во мне опять закипает гнев и поражаясь такому наглому вранью.
—
Садитесь, госпожа, — разбойник кивнул мне на стул. — Откушайте, чем богат…— Ты меня за кого принимаешь, с грязной посуды за тобой остатки подъедать?! — Я не сдержала новой волны раздражения. — Совсем страх потерял?!
Вран слегка побелел, поняв, что и в самом деле перестарался с наглостью, а меня подёргали за юбку.
— Госпожа, пока со стола убирают и кабанчик жарится, хотите я вам сказку расскажу? — Шут мило улыбался, устроившись на полу «сторожки».
— Рассказывай, — разрешила я, не давая Врану, и в самом деле сгребавшему грязную посуду в одну кучу, и рта раскрыть. Не смотря на план Джастера, мне совсем не хотелось оставаться с разбойником один на один, и пока Шут рядом, я чувствовала себя уверенней.
К тому же отказывать себе в удовольствии послушать очередную сказку или песню я не собиралась.
С радостной улыбкой Джастер устроился поудобнее, подождал, пока один из разбойников по короткому приказу атамана не унёс грязную посуду, обласкал лютню и заиграл странную мелодию, совсем не похожую на то, что я слышала прежде. Музыка накатывала и отступала, словно волны, но за её переливами слышалась глубокая и грозная сила.
— Когда ещё не было света и тьмы,
И не натянулось Великой струны,
Один Изначальный лишь в хаос играл
И вдруг невзначай Струну он создал.
Порядок от хаоса он отделил.
Струну натянул и миры сотворил.
Играл Изначальный, творил чудеса.
А с песней росла Мировая лоза.
В ней листья и гроздья различных миров
А ствол — то Дорога из сотен дорог.
По нраву пришлась эта песня ему,
Но скучно же жить в тех мирах одному.
И новую песню Игрок тот сложил,
И души в творенья свои он вложил.
Так стали богами все дети его.
Себе ж не оставил творец ничего.
Он в игры другие решил поиграть
В мирах сотворённых пошёл погулять.
Его называют с тех пор Игроком,
Но имя его стало тайной притом.
Лишь тот, кто его на дорогах найдёт
И верное имя в тиши назовёт,
Тот станет легендой прославлен в веках:
Он счастье получит из рук Игрока.
Но чтобы игра не простою была
Людей научил он валять дурака:
Ходить по дорогам и песнями течь,
Бубенчиков звоном удачу привлечь.
Среди менестрелей, шутов и бродяг
Игрок затерялся — не сыщет и враг.
Но ставки в Игре как всегда велики:
Удача навеки иль жизнь не с руки.
Играет на равных Всесильный всегда.
Но коли обманешь — наступит беда.
От гнева его достаётся богам
И демонам он надаёт по рогам.
А смертный подпишет себе приговор:
Судьбины несчастной по жизням узор.
С тех пор его ищут, кто знает о том
Что имя его станет счастья ключом.
Но только проходят века и века…