Сказка Шварцвальда

Тихий стук в дверь прервал ее бесплодные попытки осознать сон. Унесенная ветром утренняя греза моментально исчезла из памяти…

Дверь приоткрылась и высокий человек, нагнувшись, шагнул в ее келью. Держа в руке факел, он подошел к Кристине. Добрые ясные как летнее небо глаза лучились морщинками, на губах играла искренняя улыбка.

— Как спалось, дитя мое? — тихий вкрадчивый голос Конрада, заставил девушку вздрогнуть. Она не могла ожидать прихода столь высокого гостя.

Испугавшись, она почтительно поклонилась присевшему на край ее кровати епископу.

— Не бойся меня, Кристина. Подойди ближе. Как ты себя чувствуешь? Ты голодна?

Кристина, не веря ушам, неслышно прошептала — Хорошо и следом отрицательно мотнула головой, стараясь ответить на два вопроса сразу. Почему он столь любезен?

Конрад недоверчиво взглянул не нее.

— Ты лукавишь или боишься. Сейчас необходимо восстановить силы, которые важны не только для тебя, но и для малыша, что ты носишь… Я прикажу накормить тебя…

Кристина опустилась перед священником на колени и, схватившись за край его фиолетовой сутаны, подняла на него умоляющие глаза.

— Ваше Святейшество, скажите, что с Яковом. Он спасен??

Лицо Конрада омрачилось. Ясные глаза потемнели как небо перед грозой.

— Мне жаль огорчать, бедное мое дитя, но твоя опрометчивая жертва была бесполезна…Оболгав и отправив себя на костер, ты только оттянула мучения своего любимого. Но не спасла его.

Кристина без сил опустилась на холодный каменный пол. У нее не оставалось желания продолжать бессмысленное существование.

Конрад нагнулся, поднял беднягу, и усадив ее рядом, продолжил.

— Видела ли ты хотя бы раз, чтобы паук, запустив жало в свою жертву, выпустит ее из паутины. Инквизитор, испробовав сладкого тела твоего возлюбленного, тайком слизнув в иглы каплю его крови, завершит начатое. В тайне от следствия, медленно истязая его душу на аутодафе, будет получать несравнимое ни с чем удовольствие и постепенно высосет из него жизнь.

Сердце бедной девушки еле билось.

— Но, надежда остается всегда…Не находишь ли ты странности в том, что проснулась не в темном подземелье, кишащим крысами и тараканами, где в общих камерах сидят обвиненные в колдовстве, а в тайной камере, принадлежащей епархии. Да, на твоем окне крепкая решетка, ты спишь на соломе., но признай разницу…

— Почему я здесь? — еле слышно промолвила Кристина.

Епископ вновь улыбнулся.

— У тебя богатый покровитель, глупышка. Барон фон Берен заплатил немалую сумму, чтобы уберечь мать своего ребенка от промозглой темницы. Ведь ты беременна от него, дитя мое?

Хотя сердце обещала другому?

Голос епископа задрожал от еле скрываемой насмешки.

Кристина готова была сгореть от стыда, она смиренно опустилась перед священником на колени, умоляя отпустить грех прелюбодеяния…

Конрад снисходительно улыбнулся и подал ей руку для поцелуя. Крупный рубин на его перстне налился кровью, блеснув в свете факела. Кристина благоговейно коснулась теплого камня губами.

— Людям свойственно совершать ошибки. Хорошо, когда мы имеем возможность их исправить.

Бедный Михаэль, его сердце разрывалось на части, когда ты лжесвидетельствовала, обрекая себя и его будущего сына или дочь на погибель.

Но участия бескорыстного богатого вельможи в твоем деле было бы маловато. Мне безразличен его залог, выложенный за твою сохранность. Деньги очень давно перестали играть в моей жизни привычную роль. Ты сейчас в относительной безопасности, только потому, что нужна лично мне. А я, напротив — очень нужен тебе и твоему Якову.

Кристина жадно слушала. Не вдаваясь в смысл, вкладываемый святым отцом в произносимые слова, она была рада даже крошечной надежде, обещанной ей.

— Я спасу тебя от костра, а твоего любимого от лап извращенца, который ходит вокруг сужая круги, мечтая прикоснуться к молодому телу и насладиться его мучениями, но взамен потребую услугу, которую ты мне пообещаешь оказать…

— Любую, клянусь! Я сделаю все, чтобы спасти его!!

— Не торопись с клятвами, дитя мое. А если я потребую взамен твою невинную душу?

Кристина удивлено взглянула на епископа, скрестившего руки на груди и облокотившегося на каменную стену. Его скрытые в сумраке глаза казались черными дырами…

— Кто вы? — раздался ее робкий вопрос.

— Ты умна. Но вопрос твой не уместен. Я Конрад Макленбургский, глава фрайбургской епархии, ведущий процесс дознания по делу Кристины уроженцы Фогельбаха… или ты видишь во мне другого человека?

Не дождавшись ответа, священник продолжил.

— Я попытаюсь вырвать несчастного художника из цепких лап синьора Баттисты, но, когда мне понадобится твоя услуга… я не премину напомнить о долге. Согласна ли ты на столь неравнозначную сделку?

Кристина, зачарованная бархатным голосом Конрада послушно кивнула. Конечно.

Епископ, довольно улыбнувшись, поднялся с ее кровати и, направляясь к выходу, бросил на ходу

— И не потребую скрепить договор кровью…

Увидев, что девушка отшатнулась от него, улыбнулся и проведя рукой по воздуху, отгоняя морок, добавил

— Прикажу сейчас принести немного еды. Набирайся сил, Кристина. На днях начинается процесс по обвинению тебя в сношении с дьяволом и сотворения зла против рода людского. Как впечатляюще звучит… — он усмехнулся, — Но ты сама себе выбрала незавидную участь… Увы…

С этими словами тяжелая дверь за ним закрылась. Кристина, боясь дышать, присела на кровать. Надежда, родившаяся в ее маленьком сердце, словно лучик солнца освещала крошечную мрачную каморку, даря возможность жить.

Конрад выполнил свою часть обещания с дьявольской точностью. Он спас жизнь несчастного, не пощадив его тела. Решил проблему с максимальной для себя пользой. Пристально следя за сжимающимся кольцом болезненной инквизиторской страсти, точно рассчитав время, епископ послал за Яковом, когда роковой произвол синьора Баттисты стал на лицо. После последней тайной экзекуции художника бросили в подземную камеру полуживого, изнуренного от многочасовых бдений на инквизиторском троне, оставившем многочисленные раны на коже рук и задней поверхности ног. Не смотря на прозвучавшее прилюдно признание Кристины, не обращая внимание на покаяния измученного Якова, вновь и вновь сознававшегося в несуществующей вине, дабы избежать пыток, его истязания не прекращались в течении нескольких дней. Упырь в человеческом обличии свято обходил грань, перейдя которую, он вызовет физическую смерть. Его плоть само удовлетворялась не единожды, пока звучали вопли несчастного. Но пришло время и слезы истязаемого иссякли. Яков смирился с неминуемой смертью и впал в бесчувственный транс. Это стало сигналом для инквизитора, что пора переходить на новый уровень боли.

Пришедшие следующим утром за художником слуги епископа, нашли полуживой труп, валяющийся в куче мокрой, гниющей соломы. Погрузив на телегу, Якова некоторое время намеренно держали у входа в подземную тюрьму на виду у толпы зевак, потом провезли ничем не прикрытое истерзанное тело, окоченевшее от январского холода через весь город, направляясь в поместье епископа. Где по приказу светлейшего несчастному, невинно пострадавшему от произвола инквизиции калеке была немедленно оказана помощь. Весть о бедном художнике, чуть не погибшего от любви к прекрасной ведьме мгновенно разнеслась по городу, через день о нем уже слагали сонеты и пели песни. Экзальтированные кумушки приукрашивали историю, добавляя новые душещипательные подробности страдания влюбленных. Но с еще большей скоростью город охватила ненависть к посланцу Римской католической церкви, подвергшего невинного, оправданного самим Конрадом Справедливым Якова смертельным пыткам.