Сказка Востока

— Я не способен на это, — резок голос Малцага.

— О, как грубо. А способности, я вижу, еще какие есть. Иди ко мне, и я приведу тебя в райский сад, блаженный оазис, где ты будешь вечно есть сладостный шербет из золотых сосудов.

— Скверен водопой, к которому ведут.

— О! Мой дорогой, ты знаешь выдержки из Корана? Малцаг Коран не изучал, но эти слова слышал.

При упоминании Священного писания, Бочек, словно в знак уважения, попытался как-то изменить свою вальяжную позу, даже сел и продолжал со знающим видом:

— А знаешь ли ты, что сказано там же? «И твой Господь не обидчик для рабов».

— Ты хочешь сравнить себя с Богом?

— Хм, — скривилось в гримасе оплывшее лицо Бочека. — Вы, кавказцы, все строптивые. Хе-хе, о рабстве и понятия не имеете, мол, все благородного происхождения. Но тебе, я думаю, рабство на пользу пойдет, — он лишь сделал жест рукой.

Вот когда Малцаг подвергся жесточайшим пыткам, после чего на плече и правой груди ему выжгли клеймо «пожизненный раб» на арабском и греческом языках. И на этом не угомонились: раскаленный прут вонзили в пятки так, что от долгого истошного крика воздух просто звенел.

Малцаг теперь уже ни на что не способен, и его можно было просто умертвить. Да потому и богат купец Бочек, что каждой мелочью дорожил. Как никчемный груз бросили раба на захудалую арбу, на которой перевозили всякую хозяйственную утварь, довезли с караваном до Черного моря, а там работорговля испокон веков процветет.

Рабство — это безбожие, безнравственность, дикость. Однако этот бизнес во все времена есть. А в средневековье это дело особенно доходно. И на первый взгляд кажется, что работорговля — это что-то хаотичное, спонтанное, полулегальное, ведь любая вера выступает против этого, и служителей веры — хоть отбавляй. Да на самом деле все узаконено, все по порядку, под строгим контролем, и облагается пошлиной и налогом, есть санитарный досмотр.

В Северо-Причерноморском регионе всего несколько мест, где можно продавать рабов и откуда их вывозят. Это в основном итальянские генуэзские и венецианские колонии-порты, такие как Кафа в Крыму, Азак в устье Дона, а также Анапа и Геленджик, где больше хозяйничают местные черкесы.

Как и в любом сегменте рынка, здесь есть свои пики и падения, и как в любой торговле, все зависит от спроса. Так, настоящий работорговый бум в черноморских портах начался с 1230 года и продолжался вплоть до середины XV века. Это было связано с высокой потребностью в рабочей силе, вызванной эпидемиями «черной смерти» — чумы в Европе, а также огромным спросом на молодежь для пополнения армий и гаремов мамлюкских султанов Египта и Сирии.

Акт купли-продажи раба — это не просто эквивалентный обмен денег на живой товар. Каждая сделка должна быть обязательно нотариально заверена. И многочисленные записи в форме справки дошли до наших дней. В этой справке помимо даты и суммы указываются все данные на товар: имя, происхождение, место прежнего жительства, возраст, статус, вероисповедание, национальность, состояние здоровья и, наконец, обстоятельства, приведшие к такой судьбе.

Последнее наиболее ценно для покупателя, потому что, как в христианстве, так и в мусульманстве насильственная эксплуатация человека человеком запрещена. Но раз так сложились обстоятельства, то покупатель, в каком-то смысле даже благодетель и ни в чем не виноват, ибо он наделяет обделенного судьбой пропитанием, жильем и даже надеждой. А работать все должны.

Ну, а виноват перед Богом не покупатель и даже не продавец рабов, а завоеватель (в нашем случае Тамерлан), который лишил человека очага, крова и родины. Есть такие, которых продают родители. Есть украденные и насильственно продаваемые люди. А есть и добровольно идущие в рабство, те, кто ищет лучшей, сытой доли, например, где-то в гареме или в гвардии. (В той или иной мере эти формы эксплуатации есть и поныне.)

Когда существовала Золотая Орда, то пленники и дети, продаваемые своими родителями, записывались зачастую как «татары», хотя все они были различного происхождения (русские, черкесы, аланы, дагестанцы, монголы, башкиры, куманы и прочие).

При покупке рабов национальности придавалось особое значение. Перо оставило след — наставление сыну одного иранского купца: «Славяне, русские и аланы сходны по нраву с тюрками, но более терпеливы. Аланы мужественнее тюрков ночью и более дружелюбно расположены к своим хозяевам. Хотя мастерством они ближе к византийцам и имеют художественные наклонности, у них все же есть разного рода недостатки. К примеру, они склонны к воровству, неповиновению, разглашению секретов, им присущи нетерпеливость, глупость, леность, враждебность по отношению к хозяевам и стремление к побегам. Достоинствами для хозяев являются мягкость нрава, покладистость и быстрота соображения. К тому же они действуют осмотрительно, говорят прямо, храбры, хорошие проводники и обладают хорошей памятью».

Что касаемо цены, то она на Черноморском побережье в три-четыре раза ниже, чем в местах назначения — средиземноморских портах. Дороже всех, а это сотни, порой и тысячи дукатов, стоят юные красавицы — черкешенки, аланки и грузинки. (Для сравнения, так же оценивается и хороший конь.) Очень дорого, до 50–70 дукатов, стоит кавказская молодежь, как будущие воины и охранники. Дорого стоят и дети, особенно девочки, продаваемые собственными родителями. Очень мало, как ущербные и не сумевшие защитить себя, стоят разного рода пленные, особенно люди в возрасте, раненые и больные: эти годятся лишь для грубой или сельскохозяйственной работы. Их так и называют: «сезонный» раб. К примеру, таких во множестве закупают египетские землевладельцы и под африканским солнцем нещадно используют на выращивании и сборе хлопка, на тяжелых строительных работах. За один сезон в невыносимых условиях (плохое питание, болезни, тоска и пр.) эти люди выматываются, буквально иссыхают от палящего зноя. И они вряд ли доживут до следующего сезона, и нет смысла их кормить. И тут возможен торг: полуживых рабов продают любителям экзотической охоты, они служат приманкой для крокодилов Нила. А тех рабов, которые и на приманку не сгодились, просто так в Ниле топят (на то он и раб!).

Аналогичная ситуация складывалась и с нашим Малцагом. Кто его купит, если он не только ходить, даже стоять не может? Дабы украсить товар, по указке Бочека Малцаг первые два-три дня стоял, опершись на поручни телег. Покупатель подойдет, пощупает, толкнет, и он со стоном падает. Тогда охрана в досаде его еще пинает, так что на четвертый день он уже и встать не мог и поставить его невозможно. На такой товар уже спроса нет, и раздосадованный Бочек долго злобно смотрел на совсем жалкого Малцага, у коего в глазах лишь тоска, как у старой загнанной собаки, которая и мух отогнать не может. А купец, подсчитывая убытки, перевел взгляд на бескрайнее штормящее море: туда ночью придется раба бросить. И в это время, а дело шло к закату, с моря, прямо из-под солнца, как спасение, к каменистому берегу подошла небольшая гребная галера, с которой по-хозяйски, уверенно сошел крепкий, хромой, высокий мужчина — ярко выраженный кавказец. Направился к брошенному наземь Малцагу, как у скотины, руки, грудь пощупал, в рот, на зубы посмотрел и спросил:

— Сидеть можешь?

— Он все может, — угодливо зашевелилось толстое тело Бочека, и, уловив вопросительный взгляд, ласково выпалил: — Всего десять дукатов.

— Три, — последовал ответ, и на этом торг свершился. Кавказец с галеры оказался местным черкесом. Черкесы или, как правильно, адыги обитали на обширных территориях западной части Северного Кавказа по бассейну реки Кубань, от абхазов на юге, до Дона и Крыма на севере. Адыги — развитое многочисленное общество, где уже сформировались феодальные отношения, и, как писали историки, у них одна беда: нет единого царя, оттого междоусобица, распри.

В каждом поселении кто самый богатый, тот местный феодал и хозяин. И он никого не чтит и никому не подчиняется. Такой же феодал из соседнего села — первый враг, конкурент и с ним постоянная вражда.

Главная статья экспорта, а значит и дохода Адыгеи — рабы. Похищение человека, даже соплеменника, особенно ребенка, — дело обыденное, доблестное. Адыгейские феодалы не отказывались от продажи в рабство своих собственных родственников. Богатые и могущественные адыги нападали на бедных и беззащитных. И дело дошло до того, что не только в одиночку, семьями, и даже целыми селами адыгейцы из-за притеснения и нищеты убегали в Египет, где был шанс попасть под опеку знатного земляка и стать беем, эмиром, а может, даже султаном.