Сказка Востока

Далее — женщины. Как говорят на Востоке, там, где женщина, — все непросто. Женщина — это военная добыча, трофей. Каждый воин имеет право обладать им, за это проливается кровь. После каждой значительной победы по указу Повелителя несколько дней продолжаются дикие оргии, после чего всех женщин необходимо сдать в особое место в подчинение визиря людей. Тогда женщина уже не наложница, а рабыня — объект торга, живой товар, который надо беречь.

Во время похода лишь крупные военачальники, такие как командиры туменов да сыновья и внуки Тамерлана, имеют право обладать небольшим передвижным гаремом. Есть походные наложницы (одна-две) и у тысячников и некоторых особо отличившихся сотенных командиров. Больше — ни у кого. У каждого воина должен быть стимул для новых побед. А если этот стимул — белокожая девушка из Руси или Кавказа, то большего поощрения и не надо.

Дети — есть дети, да это о своих чадах. А дети покоренных народов? Ну, не смогли их родители своих потомков отстоять, значит, такова судьба. Мальчиков вывезут и поместят в специальные учреждения, где из них выбьют, если надо, и выжгут всякую память о родине и предках, воспитают неких манкуртов — доблестных воинов. И мало кто из них доживет до зрелого возраста и умрет своей смертью. Еще печальнее участь девочек.

С мужчинами попроще. В первую очередь отберут хороших ремесленников и мастеровых. Их отправят прямо в Среднюю Азию для строительных работ в Самарканде, Бухаре и других городах (так, после похода на Золотую Орду было отправлено более сорока тысяч человек). Остальные мужчины-рабы, впрочем, как и многие женщины и дети, будут на месте проданы привилегированным или специально аккредитованным купцам — перекупщикам, для которых Тамерлан — одновременно варвар и кумир, а в целом — партнер по чрезвычайному обогащению.

Сам Тамерлан тоже относится к купцам по-разному, в своих интересах, зачастую высокомерно и потребительски. Среди них у него есть «любимчики». Они из кожи вон лезут, пытаясь угодить Тамерлану, чтобы выкупить побольше «товару» (а как же иначе, ведь и они рабы своих страстей, своей алчности). А Повелитель — не скупой продавец, он тоже торгуется, делает скидки и подарки. И вот надумал Повелитель особо одарить одного рьяно услужливого купца по имени Бочек: лично повел показать необычный товар.

— Где этот безухий урод? — в сопровождении небольшой свиты Тамерлан появился в покоях евнуха Кульбачтая. Повелитель небрежно пнул лежащего под окровавленной грубой простыней и, вздернув вверх бородку, властно процедил: — Покажи.

— Показать уже нечего, — тоненько слащав голос евнуха, — разве что ватка на ране, — и он очень медленно, но демонстративно стал стягивать простыню.

От этого зрелища в ужасе исказились холеные лица купцов.

— Оставь, раз не на что глядеть, — довольство в хриплом голосе Тамерлана. Нагнувшись, вглядываясь в истерзанное лицо поверженного: — Ну что, рыжий пес, мой дорогой Малцаг?.. Хе-хе, как дела? Хе-хе, — он перевел довольный взгляд на толстого купца. — Этого, — он еще раз его пнул, — лично дарю. Определи в особый дом, к любителям юношей, — и вновь наклонившись: — У тебя, Малцаг, все впереди, хе-хе, точнее, теперь сзади. Крепись, пока кишку наизнанку не вывернут.

Задрожало молодое тело, вздулись вены на шее, исказилось в потуге изможденное лицо. Хотел было привязанный Малцаг хотя бы плюнуть, да и этого не смог: во рту песочная сухость, в горле ком, а в глазах слезы, в душе, как и в теле, жгучая неистребимая боль. За свою короткую, но слишком буйную жизнь он многое повидал, многое пережил, многое перенес и ко всему, особенно к смерти в бою, был давно готов, но такого, да в своих же горах Кавказа, даже не представлял: он раб, и не просто раб — кастрат! Позор!

— А-а-а! — жалобно простонал Малцаг.

— Ха-ха-ха! — вот этого жаждал Тамерлан.

В тот же вечер в честь богатых купцов был дан званый пир, на котором от гильдии купцов слово держал тот же Бочек:

— Наш Повелитель! О Великий Тимур! Когда Всевышний и славный Господь пожелает сделать одного из своих слуг вождем и возложить на его голову корону царства и диадему верховной власти, так чтобы благодаря его справедливости и беспристрастности опустевший мир вновь расцвел, и жребий жителей обитаемой части был облачен потоком его щедрости и милосердия, в первую очередь «Тот, кто создал душу прежде тела» украшает жизнь того человека вышивкой блаженства и освещает его душу светом великой мудрости. А потом, когда он спускается из высшего мира к месту привала, Всевышний взращивает его душу в колыбели мудрости и благоразумия и прикладывает грудь кормилицы, которая есть сама доброта и степенность, ко рту его сокровенного знания и вдохновляет его на благие дела и откровенные речи и усмиряет его в его поступках уздою разумения, так что он постепенно, день за днем поднимается по ступеням величия и всемогущества, как предрек это Всевышний в его судьбе. За тебя, наш Властелин! За твою Богом избранную судьбу!

Действительно, от судьбы никуда не уйдешь. На словах, порой и в делах, Тамерлан, как ретивый борец за чистоту веры, долгую часть жизни крайне негативно относился к мужчинам с неестественными наклонностями. И он прекрасно знал, что толстый купец Бочек относится к такому меньшинству.

За это Тамерлан купца глубоко презирал, да отвергнуть, даже несмотря на свое всемогущество, не мог, ибо это тоже каста, и не такая, как каста евнухов, а гораздо могущественнее и влиятельнее, существует испокон веков. Это люди с некоторыми физиологическими отклонениями, которые зачастую встречаются и в животном мире. Они буквально по нюху узнают друг друга, любят, ценят, значит — помогают друг другу, образуя издревле некие братства иль сообщества, скрытую мощь и огромный капитал которых даже Тамерлан вынужден невольно признавать.

Отдавая ненавистного Малцага своеобразному купцу, Тамерлан ожидал наиболее презренную участь для убийцы своего сына. Однако сам купец Бочек отнесся к судьбе пленного по-своему, посчитав, что сама судьба преподнесла ему в руки переделанную субстанцию, и посему он к ней должен отнестись с особым вниманием, тем более что даже на первый взгляд этот молодой, симпатичный парень харизматичен, и в нем что-то бунтарское и необычное есть.

Купец Бочек далеко не молод. Он давно и досконально изучил рынок человеческих потребностей и знает, что в каждом здоровом человеке, каким бы целомудренным он ни казался, присутствует чувственный потенциал, который, будь возможность, порою берет верх над разумом, совестью и богобоязненностью. Это есть похоть. Именно в этом завуалированном сегменте потребления Бочек является специалистом, даже монополистом. Свое дело он любит, товар ценит, особо бережет. Поэтому, вопреки пожеланиям Тамерлана, Малцагу на первых порах где-то даже повезло. Просто он этого не понимает, ведь он не кочевник степей, который где бы юрту ни поставил, там и дом его. И кто кочевника на новом месте знает? Кому он нужен и что ему нужно? Не понравится — отправится дальше, куда глаза глядят. А глаза глядят вдаль: там, может, лучше. И плевать, что было и осталось позади.

Совсем иная психология горца. Горец зажат в теснине гор. Здесь все на виду. Здесь нет сыпучих песков, где носится перекати-поле. Здесь на отвесных горных склонах, пустив мощные корни сквозь каменную твердь, растут многовековые кряжистые деревья-исполины, которые все знают, все помнят, за все воздадут и ничего не простят. И люди здесь такие же: по-своему суровые, по-мирски наивные, любят гостей, да сами в гости мало ходят, свой родной край им особо мил, помнят и знают предков до седьмого колена. И вдаль здесь не глядят — невозможно, лишь ввысь, к вершинам. И оттого честолюбие, но не тщеславие, долг, а не торг, импульсивность, а не уравновешенность, индивидуализм, а не общность, дерзость, но не раболепие. Вот примерно таким был молодой Малцаг, который родился и вырос на южных склонах главного Кавказского хребта, в верховьях реки Алазань, где традиционно занимались выращиванием винограда.

Малцаг был совсем мал, когда его отец и два старших брата, которые поехали в Тбилиси продавать виноградное сусло, без вести пропали. Это было время первого похода Тамерлана на Грузию, когда была разрушена столица. А потом тюркские воины добрались и до высокогорья. Диким вихрем они ворвались в их небольшое село. Мать успела спрятать Малцага в темном погребе, и он, зажимая уши, еще слышал, как она кричала и стонала. Наверное, он никогда бы не вылез из укрытия: так он был испуган. Да голод, страх, гнетущая тишина и удушающий дым поманили к свету. А там растерзанная, голая мать со вспоротым животом, и злые языки пламени, спускающиеся по крыше.

Он бежал, бежал из сожженного села. Спасло его то, что он чисто инстинктивно взял направление не вниз, откуда явились варвары, а вверх, в леса, где его подобрал пасечник, грузин, который жил за перевалом. Именно в этой приютившей его семье его новым старшим братом стал Тамарзо. Но и в этой семье с миром долго жить не удалось: и до этого поселения добрались кровавые щупальца Тамерлана. Однако отсюда, зная о надвигающейся опасности, детей заблаговременно отправили подальше в горы, в Сванетию, к родственникам Тамарзо по материнской линии.