Сказка Востока

— А я тебе сейчас покажу камешек, который почти ничего не стоит, но польза от которого очень велика, — Несарт достал из кармана оселок. ^[121]

— Каждому свое, — удовлетворенно развел руками Повелитель.

— Туда с собой ничего не возьмешь.

— Это ты не возьмешь, а я. — Повелитель надолго задумался. Чувствовалось, в нем шла непростая борьба, и ее итог: — Ты видел, какие усыпальницы я для жен и сыновей воздвиг?

— Боже, Повелитель, и не думай! — в каком-то порыве искренности Молла Несарт посмел схватить его больную руку. — Ты истребил мой народ, однако в сердце моем, как Всевышний сказал, хвала Ему, нет места мести, вражде и зависти. Я свыкся с тобой и судьбой. Но ты подумай о будущем.

— Я только о нем и думаю, — процедил Повелитель.

— Вспомни, что рыжий Малцаг предсказал, что в вещем сне ты видел.

— Замолкни, урод, — Повелитель грубо выдернул руку, а здоровой так ткнул Несарта в грудь, что он провалился в гору сокровищ.

— Ха-ха-ха, — натужно захохотал Молла, — мало кто такое испытал… даже ты, — он с трудом выбрался. — Фу ты, остры как щебенка, а вонь — как город после твоей осады, — он стал отряхивать одежду, — не дай Бог, в карманы попали — страшный харам.

— А мой хлеб есть — не харам? — другой горой встал над ним Повелитель.

— Взяв в плен — корми, не хочешь — убей, но куском хлеба не попрекай, тем более что я его заработал.

— Это как же ты его заработал?

— Хотя бы этим советом.

— Каков же твой совет? — как обычно, надменен голос Властелина.

Молла Несарт без опаски подошел поближе к Тамерлану и, строго всматриваясь в сощуренные глаза:

— Ты ревностно относишься к Чингисхану, во всем следуешь ему и пытаешься держаться его Яса. Так его могилы до сих пор не нашли и не найдут.

— Молчи! — оборвал Тимур. — Ты думаешь лишь о смерти, а я — о величии и бессмертии.

— Смерть неминуема.

— Мои потомки будут чтить меня и вечно охранять. Ты видел раньше Самарканд? И посмотри теперь — такого чуда в мире нет! И никто — ни Чингисхан, ни Искандер, ни Дарий — такого не смогли. Они лишь разрушали, а я в пустыне рай возвел. Пошли, я покажу тебе свой город, что я за сказку сотворил!

Самарканд, чьим древним центром являлся холм-городище Афрасиаб, полностью разрушенный чингисидами, еле-еле отстраивался, и до прихода к власти Тамерлана представлял собой заурядный азиатский городишко из саманных домов. Беззаветно любящий свою столицу Тимур задался целью превратить Самарканд в метрополию, достойную его величия.

После каждой победы не только сам Повелитель, но и его военачальники и сотни тысяч воинов возвращались домой с огромной добычей. В Самарканде и в его окрестностях скопились несметные богатства. Сюда потянулись со всех концов света караваны купцов. Город буквально на глазах стал строиться, расти. Этот был спонтанный, взрывной бум, без планомерной архитектуры и цельного градостроительства. На узких грязных улочках теснились базарчики и многоликий люд. Здесь, в этой новой столице зарождающейся империи, в коловерти излишеств, смешались все расы, языки и религии. Был полный хаос и кавардак: там, где богатые, — там и нищие, попрошайки и воры.

Всему этому пришел конец, и начался подлинный расцвет Самарканда в июле 1396 года, когда Тамерлан, разгромив Золотую Орду, с несметными богатствами вернулся домой. Он провел в Самарканде безвыездно более двух лет, и именно в это время шло самое широкомасштабное строительство.

Тимур ненавидел нищих, попрошаек, боролся с этим злом, но избавиться не смог, ибо сама мусульманская религия предполагает давать милостыню, значит должны быть и те, кто ее берет. А вот воровство он искоренил как никто иной. И рук не отрезал, а сделал это очень искусно. Каждый факт воровства по закону Тимура должен был докладываться местному судье-кадию. Последний, по указу того же Тимура, безапелляционно возлагал всю ответственность на местного правителя, который обязан был восстановить ущерб из личных средств. Воров практически не стало.

В природе пустот не бывает. Тамерлан, разрушив многие города, стал возводить свои, и это не только Самарканд, но и Хива, Бухара, Карши, Шахрисабз и другие. Что касается столицы, то Самарканд, как город-град, он воздвиг за очень короткое время. Как и в ратных делах, и здесь гораздо преуспел, лично сам весь процесс строительства контролировал. И есть сведения, что, будучи недовольным, он приказал разобрать до основания два уже построенных дворца и начать строить заново.

Самарканд, как мыслил Повелитель, раем на земле не стал, но город-сад, оазис в степи, он сумел в кратчайшие сроки соорудить. Так, на севере города находился Баг-и Шамаль (Северный сад), где в 1397 году по приказу Тамерлана построили павильон, облицованный фаянсовой плиткой. По свидетельству летописцев, это сооружение по своему великолепию равных не имело. В том же году Тимур приказал разбить сад в степи Кани Гуль. Тот сад был назван открывающим сердце (Баг-и Дилафша), подарен очередной жене. А еще был Новый сад сплошь из длинных тутовых и фруктовых аллей, которые сходились в центре, где стоял белокаменный дворец с золоченой крышей, под которой Повелитель обычно принимал послов. Чуть позже были заложены платановый и райский сады, посредине которых красовались прохладные водоемы.

Однако главная достопримечательность Тимуровского Самарканда — это существующая и поныне центральная площадь Регистан, от которой подобно лучам расходятся проспекты. И существует поверье, что, стоя именно на этой площади, Повелитель с надменной гордостью спросил у Моллы Несарта:

— Ну, как тебе мой город? Потрясен?

На что Молла, дабы хоть как-то досадить, не без ревности заметил:

— Город ты возвел чудесный. Но вот эта улица вроде и центральная, да очень узкая, не твоего размаха.

Это был бульвар, который проходил от Регистана до реки. Щуря на солнце глаза, как на поле боя внимательно осмотрел Повелитель эту многолюдную улицу и сказал:

— Действительно узка, — он усмехнулся, — как ты думаешь, шелудивый пес, за какой срок я ее сумею преобразить?

— Ну, — призадумался Несарт, — зная твой нрав, месяца за два-три.

— Ха-ха-ха, — властный смех. — Командиры, ко мне. — Два высших военачальника из свиты Тамерлана спешно приблизились, склонились в почтении. — Приказ! Вот эту улицу вы должны расширить в два… нет, в три раза. Все перестроить, чтобы был блеск, простор и величие. Срок — месяц… нет, двадцать дней. Не уложитесь вовремя — казню.

Естественно, оба военачальника взялись за дело с максимальным рвением. На эту улицу были вызваны две тысячи воинов, как надсмотрщиков, и около трех десятков тысяч ремесленников, мастеровых, рабочих и рабов. Все дома вдоль респектабельной улицы были за сутки снесены. Протестовать бесполезно: все владельцы домов бежали с пожитками, которые удалось унести, пока рушились стены их жилищ. Работы велись круглые сутки, ночью — при свете факелов. И как сообщает летопись, они были похожи на бесов, работающих у адского пламени.

Тамерлан лично почти каждый день приезжал и каждый раз все усложнял и усложнял задание, за невыполнение которого проводилась казнь, и не одного-двух, а целой группы людей, якобы замешанных в казнокрадстве, предательстве, неверности вере и Повелителю. Обычно апогеем этого действа или зрелища было то, что кое-кого Повелитель в самый последний момент щадил. Спасенный, обезумев от счастья, бросался в ноги Великому эмиру, сапоги целовал, обливал их слезами. А завороженная представлением толпа в удовлетворении гудела: «Справедливый суд, справедливый Государь!» и как доказательство — щедрый бесплатный пир, значительный капитал в воздух.