Сказка Востока

Отчего-то Малцаг вспомнил пир Тамерлана под Тбилиси. С удовлетворением отметил, что Властелин мира не во всем первый. Оказывается, есть места и пощедрее, ведь все перечисленное бесплатно, а платить надо в игорном зале, где тихая музыка, выступают маги и циркачи. Но более всего здесь заняты сами посетители: играют на деньги, в шахматы или кегли, нарды иль шеш-беш, кости иль шары, и самое заманчивое — китайский круг, подобие рулетки. В этом зале нет блаженства и эйфории. Тут царят страсть, азарт, драматизм, ведь порой проигрываются целые состояния.

А еще платить надо на втором этаже, где можно уединиться для интимных услуг. Есть прейскурант цен, и лишь начальная сумма — от одного динара, а дальше все зависит от фантазии и средств.

Капитан — завсегдатай, хотел было начать, как положено, с банного комплекса. Однако Малцаг резко воспротивился: шапку не снять, да и свежие раны на груди и плече. Он сказался уж очень голодным, что так и было, и они начали с застолья, где кавказец чуть пригубил, а капитан изрядно выпил вина, и его сразу же потянуло к азарту, в игорный зал, где новоиспеченный мамлюк сразу же раскошелился на ставку.

Малцаг в играх ничего не понимал, лениво послонялся средь играющих, потом с несказанным любопытством ознакомился с другими развлечениями и, убедившись, что Шадомы нигде не видно, он обратился к администратору — толстому, слащавому евнуху.

— Э-э, к сожалению, — очень обходительны тон и манеры и если бы Малцаг услышал, что Шадомы нет, с ним случился бы удар, но евнух после долгой паузы сказал: — она не принимает. Я могу предложить еще более утонченные варианты, на любой вкус. У нас все есть, и все возможно.

— И концерты она не дает? — на своем настаивал Малцаг.

— Больна, — вежливый и короткий ответ. — Не может обслужить. Но у нас широчайший выбор. Что вы хотите?

— Я хочу ее видеть, — Малцаг незаметно сунул монету в руку евнуха.

Тот понимающе кивнул, быстро удалился. Вернулся не скоро, с кислой миной на лице:

— Простите, даже дверь не открывает. Она много дней не ест. Что-то с ней стряслось, будто подменили.

— Могу я к ней пройти? — кипит нутро Малцага.

— О, нет, посетителям туда вход воспрещен, — равнодушный взгляд администратора устремлен под потолок, но, почувствовав в руке вновь прохладу металла, он быстро оживился: — Учитывая ваши чувства и постоянство, пройдемте.

По рассказам доктора Сакрела, Шадома находилась в роскошных апартаментах, где от толщи ковров и идти тяжело. А они идут по какому-то темному сырому коридору, где от разбитых полов чеканится каждый шаг его стильных сапог, и так низко, что он невольно пригибается.

Без слов администратор указал на обшарпанную дверь.

— Шадома, Шадома, — Малцаг толкнул, легонько постучал — ни шороха. Тогда он на грузинском стал читать любимый отрывок из Шота Руставели.

— Малцаг, — послышался голос изнутри, дверь распахнулась. Увидев его, она в испуге воскликнула, попятилась, упала на кровать.

Прикрывая за собой скрипучую дверь, Малцаг вошел. Это маленькая, узкая комнатенка с узким обрешеченным окном, спертый, если не дурной, запах и полумрак.

— Малцаг, Малцаг, это ты?! — она отпрянула в самый конец кровати, как испуганный котенок, свернулась в клубок, поджимая ноги. — Как ты преобразился. Откуда этот наряд?

— Шадома, — он мечтал, как обнимет ее при встрече. Однако теперь он едва сделал всего один шаг и не оттого, что захотел.

Просто здесь с его ростом очень тесно, и, чтобы не прогибаться, он, как скорый гость, сел на самый край кровати, не глядел в ее сторону. Правда он мало что различал, лишь силуэты.

От неожиданной встречи оба были ошеломлены, долго пребывали в молчании, которое нарушил Малцаг:

— Что с тобой, Шадома? Она не ответила. Он повторил, уже пытаясь разглядеть ее. А она, уткнув лицо в колени, вдруг стала рыдать.

— Шадома, перестань, успокойся, — он только теперь попытался легонько дотронуться до нее.

Ее словно током прошибло, она как-то судорожно дернулась, вытянулась вперед, и в слабом свете окна Малцаг увидел скуластый контур ее осунувшегося, изможденного лица, эти слипшиеся, в беспорядке спадающие засаленные космы. А синих, этих темно-синих, бархатистых глаз совсем не видно. Ему стало не по себе, видимо, он машинально отпрянул.

— Хм, что, ныне брезгуешь, дотронуться боишься? — она уже не плачет, вызов во всем.

Он обернулся к ней и, видя, как она вся дрожит, он с силой схватил ее, прижал к себе.

— Шадома, что с тобой, что? — горячо зашептал он, уже привыкая к этому едкому запаху, вспоминая, что он ему уж больно знаком, — это запах рабства, сопряженный со смертью. — Что с тобой, Шадома? Что они сделали? — Она молчала. Теперь, поддавшись его силе, тихо и жалобно скулила. — Это из-за меня? Может, из-за девочек Сакрела?

Тут она ожила, робко отстранилась, пытаясь заглянуть в его лицо.

— Как они? — тепло появилось в ее голосе. — Хм, хоть одно доброе дело в жизни сделала.

— И меня спасла, — напомнил он и, видя, как вновь сникла: — Что с тобой, скажи, что? — и доподлинно зная, что в этом мире, тем более в этом заведении, все решают деньги, он, как тайну, выдал: — У меня есть деньги. На, возьми.

Приглушенный звон монет в кожаном мешочке их обоих будто отрезвил. Она выскользнула из его объятий, подошла к окну, пытаясь вдохнуть свежий воздух. В комнатенке стало совсем темно.

— Малцаг, — она стояла к нему спиной, — разве ты не знаешь, что со мной? Ты теперь свободен и забыл, что такое рабство?

— Я ничего не забыл.

— А знаешь, каково быть женщиной-рабыней?

— Я тебя выкуплю.

— Хм, кого еще хочешь ограбить? Раз повезло, может, два, но не более. Здесь свое охранять умеют.

— Мы убежим, — он подошел к ней сзади, как-то робко, словно неумело, попытался обнять.

— Не насилуй себя, — отстранила она его руки, впервые усмешка появилась в ее тоне. — Уходи!