Сказки для сильной женщины

– Чертей нам не надо. Мы и сами шутить умеем, – засмеялась я. – Хорошо, Дикая Женщина. Я поняла, и я подумаю.

– Удачи тебе. И учти: если ты какую-то часть себя ограничиваешь клеткой, она будет только разрастаться и пытаться вырваться наружу. А внутренняя война – оно тебе надо?

С этими словами дикарка взяла копье и испарилась у меня на глазах. Вот была амазонка у меня на кухне – и нет ее. А я позавтракала и пошла в магазин. Все равно болеть не получилось, куплю себе скакалку и боксерский мешок.

* * *

Я вынырнула из зеркальной реальности, почти задохнувшись. Видимо, дышать забыла, пока смотрела это кино.

– Ну и что это было? – спросила я, едва придя в себя.

– Это была ты, – ответила Яга Ядвига.

– Я погромов не устраиваю, – заявила я.

– Да лучше бы устраивала, – хладнокровно сказала она. – А то притворяешься девочкой-ромашкой, а внутри такая саблезубая хищница скалится, что смотреть страшно.

– Да какая еще саблезубая! – завопила уязвленная я.

– А вот, полюбуйся, – услужливо подсунула мне зеркало Яга.

Я не успела отшатнуться и увидела, как на меня из зеркала скалится такая страшная рожа, что я только пискнула: «ой, мамочки» и с головой провалилась в следующую сказку.

Сказка вторая Удар, удар, ещё удар

Удар, удар, ещё удар! В наушниках тяжёлый металл, сердце рвётся наружу, певец ревет что-то непонятное. Откуда эта песня взялась на плейере, Василиска не знала, но кулаки сами сжимались крепче и со всё большей силой летели в боксёрский мешок. Она уже не чувствовала костяшки пальцев, пинок, ещё пинок, коленом и пяткой, затем опять ногой. И вновь удар кулаком со всей силы, дыхание уже давно сбилось, ритм бешеный, но она не могла остановиться.

Она вцепилась в мешок обеими руками и стала молотить его снизу коленом. Ярость кипела в ней и не просто лилась наружу – она била из нее ключом. Музыка подначивала, заполняла её дверху, вызывала в ней все новые потоки злости, и она, откинув прядь со лба, замолотила невероятную дробь по мешку. И плевать, что песок сыплется на пол! Всё равно! ВСЁ! В этот момент не существовало ничего, кроме музыки и бешенства.

– Ненавижу! – закричала она вдруг не помня себя. – НЕНАВИЖУ!

И тут она только увидела, что другие люди в тренировочном зале бросили свои дела и смотрели на неё с удивлением и опаской. Из другого конца зала бежала ее подруга Женька, с другой стороны, бросив подопечных, мчался инструктор. Василиса посмотрела на кучу песка на полу, на измученный мешок, на ноющие руки. Женька в последний момент успела подхватить её, ноги сами по себе подкосились. Василиса прижалась спиной к стене, обняла колени и завыла. Слезы ручьем текли по щекам, а Женька, прижав её к себе, качала как ребёнка.

Как она оказалась в помещении для сотрудников, Васька не помнила, очнулась, когда ей пытались валерьянкой напоить. Она схватила стакан и швырнула его в стену. На шум прибежал менеджер, хотел скорую вызвать, но Женька не дала – посадила Василиску в машину и поскорее смылась. По дороге она остановилась у магазинчика.

– Васька, ты как? На пять минут можно тебя оставить? – опасливо спросила она. – Угу, – только и выдавила Василиса.

Пяти минут правда не прошло, Женька открыла багажник, и что-то звякнуло.

– Держись, ещё чуть-чуть потерпи, – закусывая губу и поглаживая по колену подругу бросила она и рванула за город.

– Приехали, выходи, – тряхнула Женька странно спокойную Ваську за плечо.

– Где мы? – голос Василисы был бесцветным, серым. Как в прочем всё вокруг. Развалины какие-то, бетон и кирпич, окна выбиты, двери вынесены.

– Пошли, сейчас всё узнаешь, – потащила тренер свою подопечную из машины.

Василиса стояла на ногах неуверенно, в голове вата, будто перепила или под легким наркозом. Женька вытащила из багажника большую коробку, подхватила Ваську за руку и повела в одну из руин. Внутри она открыла коробку, а там… Стаканы. Один к одному, гранённые, страшненькие такие, и кто такие производит ещё?

– На, – протянула Женька стакан подруге.

– И что мне с ним делать? Что, водку будем пить стаканами? – вяло попыталась она пошутить.

– Нет, об стену их крушить. Вот так! – и Женька с силой бросила стакан в стену. Грохот – и от стакана одни осколки.

Василиса без сил присела на корточки. Нет, это не то. Ничего не хотелось, хотелось только сидеть в уголке и тихонько выть.

– Плейер где? – не успокаивалась Женька.

– Вот, – пробормотала Васька вытаскивая его из кармана. – Давай сюда! – вырвала Женька его у неё из рук, вставила ей наушники и врубила повтор. Затем она рывком подняла Ваську на ноги и дала ей стакан в руки.

И тут ярость проснулась с новой силой. Василиска швырнула стакан об стену и почувствовала облегчение. А Женька подавала уже следующий. Удар, удар, ещё удар – и вдребезги. Вдребезги!!! Так невероятно приятно на секунду почувствовать прохладу стекла в руке и потом со всей яростью долбануть его об серую стену. Василиса вошла в раж, сердце вновь рвалось наружу.

– Ненавижу! Ненавижу тебя! И вас я тоже ненавижу! – вырвалось вновь из грудной клетки как животный рёв.

Василиса обессилев упала на колени и зарыдала. Она всхлипывала и выла, ревела и кричала до хрипа. Женька подошла и вытащив наушники убрала плейер в куртку.

– Кого ты ненавидишь? – тихо спросила она.

В ответ Васька принялась колотить руками по кирпичной крошке.

– Ненавижу!!! – взревела вновь она. Женька подняла её и прижала к себе. Ваську трясло, но будто пробило дамбу, поток слёз не кончался.

– Вот так, выпусти всё. Позволь этому чувству себя поглотить, я рядом, я тебя держу.

Минут пять спустя Женька достала из сумочки салфетки, вытерла Ваське руки и осмотрела ранки. Ничего страшного вроде.

– А теперь говори, кого ты ненавидишь? – протягивая бутылку с водой сказала Женька.

– ВСЕХ! – вырвалось у Васьки.

– И меня? – удивилась Женька.

– Нет, тебя нет, – шмыгая носом, ответила Васька.

– А кого тогда? Ты сказала: ненавижу тебя и вас тоже, – допытывалась Женька.

Василиса обмякла и жалобно посмотрела на подругу.

– Не могу, – ответила она, и слёзы опять потекли по щекам.

– Можешь! Сколько ты собираешься это в себе держать? – не поддалась Женька.

Васька опустила глаза и почти шёпотом сказала:

– Брата ненавижу и родителей своих.

– За что? Есть ведь что-то, да?

– Есть, но …

– Что, но? – Мне стыдно об этом говорить.

– Ты только что расшлёпала ящик стаканов, тебе за это не стыдно случайно тоже?

– И за это тоже стыдно.

– Ты что, спятила? Сколько же ты будешь держать в себе это? Блин, тебе что, надо до смирительной рубашки дотянуть?

Деваться было некуда, сил бороться все равно не осталось.

– За всю ту боль, за тот страх, за обиды, за все гадости, – выдавила Василиса.

– Ну это ты на брата, как я понимаю. А родители?