Сказки долгой зимы

— С чего бы?

— Во-первых, тебе будет с кем поговорить. Этот-то с афазией, из него собеседник не лучше собаки.

— Гав!

— Я со всем почтением, друг, не сердись! Во-вторых, я знаю дорогу, которая гораздо удобнее, чем тащиться напрямую буераками, как вы собрались. Ну и в-третьих, у меня есть чай. И печеньки!

— Уговорил, — согласился Ингвар. — За чай и печеньки я готов на многое.

* * *

— Нам сюда, — сказал Драган.

— Это и есть твой «лёгкий путь»? — недоверчиво спросил Ингвар, глядя на уходящие в темноту бетонные ступени.

— А что тебе не нравится? Тоннель идёт до самого излучателя, это часть подземной кабельной энергосистемы. Он удачно попал между двух тектонических волн и не обвалился. Да, там темно, но теплее, чем наверху, нет ветра и не нужны снегоступы.

— Ломайте дождём, безжалостно! — взмолился, судя по интонации, уставший топтать снег Деян.

— И откуда ты о нём знаешь?

— У меня тут база. Не в самом тоннеле, а в техническом помещении, примерно на полпути отсюда. Сможем там заночевать. Угощу тебя крепким алкоголем из винограда.

— В смысле коньяком?

— Он прозрачный или коричневый?

— Коричневатый от выдержки в бочке.

— Коньяк и есть. Точнее, виноградный бренди, но «коньяк» короче. Откуда он у тебя?

— А что ты так удивляешься? Не всё стекло побилось при Катастрофе, кое-что уцелело, а я умею искать. У меня приличная коллекция алкоголя, но нет собутыльников.

— Пошли, — решительно сказал Ингвар.

Тоннель идёт по прямой, Драган несёт в руке большой батарейный фонарь, но смотреть тут не на что: просто стены, иногда пустые, иногда с кабельными сборками на них, иногда с трубами.

— В такие тоннели закладывалась большая часть междугородной инфраструктуры, — поясняет Драган. — До того, как загремел на коррекцию, я занимался её обслуживанием, поэтому знаю, где искать планы. Большинство, конечно, обрушилось при Катастрофе, но уцелело тоже немало, залегание глубокое, сам видишь, и сделано крепко. Мрачновато, но тепло, а батареек в руинах много.

— И за что тебя замели? — поинтересовался Ингвар. — По морде кому-то дал?

— Нет, так глупо я бы не спалился. Взяли, я бы сказал, по совокупности косвенных признаков. Доказать ничего не смогли бы, но этого и не требовалось. Коррекционная система считалась не судебной, а медицинской, адвокаты пациентам не положены. Попал под подозрение, прошёл тесты, выявили резистентность — и готово. Я пытался сымитировать, но оказалось, что систему не обманешь. Может быть, всю жизнь бы там провёл, но Катастрофа помогла. Потом было много всякого, но в конце концов осел в пригороде Кареграда.

— А остальные изолянты? Те, кто с тобой сидел? Выжил кто-то ещё?

— Не знаю. Видишь ли, у меня уникально высокая резистентность, природный феномен, поэтому меня задействовали в программе исследований, так что в момент Катастрофы я был не в коррекционном центре, а в… другом месте.

— Тебя исследовали? И что нашли?

— Не меня, скорее с моей помощью всякие другие вещи. Я могу находится в таком поле излучения, где у другого мозги сварятся, вот и приходилось… делать всякое.

— И агрорадиуса у тебя потом не было?

— Нет. Не могу сказать, что совсем крыша не поехала, но это больше от общего стресса. Когда мир вокруг разом рушится, кого хочешь с резьбы сорвёт, даже если этот мир тебе вообще не нравился.

— А он не нравился?

— Как тебе сказать… До Катастрофы я думал, что нет. Я же резистентный, на меня излучатели не влияли и взаимопонимания с соплеменниками не было. Я даже не женился. Сойдёшься с женщиной, и всё вроде нормально, но… Нет полного контакта. У меня метания, а она как все. Это сложно объяснить, просто вечное ощущение, что чего-то не хватает. Чувствовал себя изолянтом ещё до того, как стал им. Но теперь понимаю, что, в сравнении, это был рай. По крайней мере все были живы, сыты и благополучны. Это начинаешь ценить, только когда теряешь. Особенно возможность питаться не кашей. Вот, пришли. Это моя берлога.

Небольшое помещение, стены без отделки, кровать, стол, стул, полки с коробками, маленькая железная печка, запас дров. На столе посуда и большой ламповый радиоприёмник.

— Предлагаю тут заночевать, — сказал Драган. — Наверху уже вечер. Тесновато, зато тепло. Кровать одна, но на складе есть раскладушки. Склад за следующей дверью, вот где места дофига, но там слишком большой объём, его не прогреть. Вы тут первые гости, мне хватало.

— А где коньяк?

— Всё будет! Сейчас растоплю печку и зайдём на склад, возьмём всё, что нужно.

Железная массивная дверь дальше по коридору ведёт в огромный подземный зал. В свете фонаря не видно, где он кончается. Металлические стеллажи заполнены стандартными фанерными ящиками с цифровыми индексами, их ряды уходят вдаль и теряются в темноте.

— И что тут хранится? — спросил Ингвар.

— То, что я натаскал из развалин. Вот, берите раскладушки и пару стульев. Алкоголь у меня в берлоге, держу поближе.

— Драган, копаясь на помойке,

нашёл бутылку коньяка,

потом, ни с кем не поделившись,

всё постепенно выжрал сам… —

продекламировал Ингвар.

— Я не особо компанейский тип, а бутылок мало.

* * *

— Хм… Вкус дитакии, — оценил Ингвар. — А и правда, съедобно. Как пирожок с яблоками и помидорами. Непривычно, но не противно. Долго выбирал?

— У меня полно времени, — ответил Драган. — И огромный склад.

— Гнусная мяша! — согласился Деян.

— Держи, Мудень, это твоя миска.

— Гав!

— Почему у него такое странное имя?

— При первом знакомстве он меня укусил. Потом осознал пользу сотрудничества, но переименовывать я уже не стал. Ему, вроде, нравится. Да, Мудень?

— Гав!

— Я включу? — Драган протянул руку к приёмнику.

— Это твой дом, — пожал плечами Ингвар.

— '…Вот такая история, да, — прорвался сквозь треск помех голос из динамика. — О чём это нам говорит, мои гипотетические слушатели? Что даже если сидеть на печи тридцать лет и три года, как делал герой этой сказки, всё равно найдётся тот, кто заставит тебя с ним выпить, и начнутся приключения.