Сказки. Фантастика и вымысел в мировом кинематографе

Невзрачность названия компенсирована выразительным постером: на картинке хижина превращена в трехуровневую головоломку, странный кубик Рубика. Лучше строение фильма не описать. Есть верхний (он же поверхностный) уровень: пятеро студентов едут на уик-энд в лес – отдохнуть в загородном домике, приобретенном по случаю кузеном одного из них. Обшарпанное, но вполне уютное сооружение, окружающий пейзаж, живописные горы и дикое озеро… Чуть ниже – подвал, полный загадочных артефактов, за каждым из которых скрывается угроза: туда герои фильма спускаются во время невинной игры, затеянной ими, как водится, по молодости и глупости. На этом же уровне – могилы тех зомби, которые были когда-то первыми владельцами хижины, но пали жертвами пагубного культа садомазохистского толка; их-то и разбудит неосмотрительная молодежь. Еще ниже – секретная лаборатория, из которой невозмутимые люди в белых халатах управляют действиями монстров, заодно наблюдая за подопытными кроликами – студентами и манипулируя ими при помощи различных химических ухищрений (пускают феромоновый туман, подмешивают наркотик в краску для волос и т. д.). А есть и другие измерения, иные этажи и уровни, которые даже показывать не нужно. Достаточно намекнуть на их существование.

Практика «многослойного пирога» в постмодернистском мейнстриме применяется широко и давно. Однако приготовлен пирог по необычному рецепту. Слои в нем не отделены и неотделимы один от другого, они предназначены не разным категориям зрителей, а всей аудитории сразу: удивительно, но авторы даже отказались от преимущества неожиданности, с первых кадров намекнув на существование «второй реальности». Преамбула еще до начальных титров знакомит нас с мистером Ситтерсоном (Ричард Дженкинс) и мистером Хэдли (Брэдли Уитфорд), которые направляются по длинным коридорам к центральной лаборатории, и пока мы не понимаем, в чем суть профессии и работы этих деловитых мужчин. Собственно, в этом и есть основная интрига: кто они и что делают? Потому что с молодежью-то все как раз предельно ясно. Пока они собирают немудрящий багаж и грузятся в минивэн, мы уже представляем себе дальнейший сценарий. В хрестоматийно-обязательной стычке с неприветливым хозяином заброшенной бензозаправки выясняется остальное: хижина – дом с дурной славой, никто еще оттуда не возвращался. Само собой, пренебрегши предостережением, студенты весело отправляются к финальной точке назначения – прямиком зверю в пасть.

Вопрос лишь в том, кто и как выполнит техническую задачу – съест, расчленит, убьет пятерых простаков. На это и делают ставки все более многочисленные обитатели и сотрудники таинственной лаборатории, чтобы в нужный момент подвести итоги лотереи: победили ремонтный отдел и интерн Рональд, на сцену выходят (вернее, выползают из-под земли) зомби-мучители из глубинки! А пока зловещие мертвецы расправляются с героями, здесь, у мониторов, делят деньги и готовятся к afterparty. И в самом деле, финал слишком предсказуем, можно и отвлечься. Что же творится в этих секретных стенах? Очередное «Шоу Трумана»: недаром серьезного молодого человека, впервые участвующего в эксперименте, зовут Труман (в культурных референциях и цитатах Уидону нет равных). Хэдли с Ситтерсоном при помощи остальных – химотдела, ремонтников, транспортного цеха и т. д. – не только наблюдают за подопытными, но и воздействуют на их поступки.

Нет, здесь не социальный опыт, не Большой Брат, а что-то поглубже, причем во всех смыслах: лаборатория подземная. Ее обитатели управляют действиями пятерых героев, производя на ходу легкую настройку. Мы видим, как нормальные люди, сами того не осознавая, надевают навязанные им маски. Студентка-медик (Анна Хатчинсон) красится в блондинку, моментально превращаясь в распутную дурочку. Студент-социолог на полной академической ставке (Крис Хемсворт; кстати, он одновременно снимался в «Мстителях», собственном режиссерском проекте Уидона) ведет себя, как глуповатый мачо. Яйцеголовый отличник (Джесси Уильямс) демонстрирует накачанный торс, проявляя свой ум исключительно в умении перевести цитату с латыни. Зато безголовый шутник-торчок (Фрэн Кранц) оказывается единственным разумным человеком, чующим за всем происходящим «кукловодов».

А обреченная на выживание девственница (Кристен Коннолли), как сообщается в первой же сцене, девственницей вовсе не является; более того, бесполезное для развития сюжета упоминание о ее любовнике-преподавателе введено в фильм исключительно для того, чтобы на это указать. Да, они соответствуют жанровым архетипам, вырубленным (в пространстве фильма – буквально) в скале: Шлюха, Атлет, Ученый, Шут, Девственница. Но лишь условно.

Ну и что? Это всего лишь кино. Причем не только для нас, но и для обитателей лаборатории, сгрудившихся перед экраном. «Давай, детка, раздевайся, мы тут одни», – шепчет в лесу здоровяк социолог, на что его подружка возражает: «В лесу холодно», – и публика издает разочарованный вздох (мы присоединяемся), пока один из управляющих процессом джентльменов лихорадочно выкручивает ручку на пульте, повышая температуру. «Нам нельзя разделяться», – резюмирует мужественный лидер группы, но в вентиляционное отверстие пускают одуряющий дым, и он тут же поправляется: «Проверим комнаты по одному, так быстрее». Нормальное кино. Мы глазеем, авторы управляют. И если нам выпал американский зомби-хоррор, в соседних залах показывают ужастики других жанров. В Киото визжащие школьницы пытаются прогнать черный призрак одноклассницы, зависший в классе. В Стокгольме дымятся какие-то развалины, в Буэнос-Айресе испускает дух гигантский монстр. Везде, увы, торжествуют силы добра – а значит, жертвы будут принесены в Штатах, где, по законам жанра, можно обойтись и без выживших.

Незачем страдать из-за мучительных смертей симпатичных пареньков и девчонок; за нас пусть переживают убийцы в белых халатах, подписавшие им приговор. Все чуть-чуть не по-настоящему, кровь актеров жиже клюквенного сока, а потому – долой угрызения. Пусть начнется вечеринка. И мы по-настоящему удивимся, когда вечеринку с пивом в лаборатории прервет тревожный звонок до тех пор незаметного красного телефона, «вертушки» без единой кнопки. Звонок сверху – или, точнее, снизу. Неожиданно? Мы будто забыли, как за полчаса до того потешались над наивными студентами, устроившими вечеринку в хижине. Она была прервана так же внезапно, стуком двери распахнувшегося погреба. Приглашение спуститься на этаж ниже. А теперь, со звонком красного телефона, и еще ниже. Упс. Нас все-таки перехитрили. Есть еще куда спускаться.

До того, как погреб открылся, они играли в игру «Вызов или правда?». И каждый раз выбирали не правду (она-то будет скрыта до последнего кадра), а вызов. Блондинке пришлось всего-навсего соблазнить чучело волка, поцеловав его взасос, а вот застенчивой брюнетке достался спуск в подвал. Вызов, брошенный нам, – разгадать замысел, предсказать следующий поворот; первичная шаблонность интриги – ловушка. Сценаристы – профессиональные обманщики, «Хижина в лесу» – реванш сценаристов, теледраматурга Годдарда и сериального криэйтора Уидона; к слову, нет сомнения, что парочка Ситтерсон – Хэдли не что иное, как автопародия. Когда-то фильмы ужасов делались харизматичными актерами и сногсшибательными спецэффектами. Затем пугать помогало последовательное избавление от табу – на кровь, на секс, на пытки и извращения. Приелось, надоело. Режиссеры пошли на ухищрения: то снимут на цифровую камеру и выдадут за хоум-видео, то добавят 3D. «Хижина в лесу» снята тонко, но традиционно: стилевое отличие между уровнями реальности решено выдающимся оператором Питером Демингом едва заметно (свято соблюдая законы жанра в окрестностях хижины, он переходит на почти сериальную сухость в лабораторных эпизодах, приберегая импрессионистскую какофонию для гранд-финала). Кайф здесь другой. Этот фильм – настоящее семантическое пиршество, глобальная угадайка.

Мы угадываем амплуа персонажей одно за другим. Узнаем в младшей зомби, однорукой девушке с топором, подросшую Джодель Ферланд из «Страны приливов» и «Сайлент Хилла». Копаемся в смысле названия: ага, хижина, пространство общее – и ничье, симулирующее уют, но и обманывающее. Мнимая граница защиты от всеведущего леса. И туннель, врата между цивилизацией и заколдованным краем, где царят иные законы. Главное блюдо подают в подвале: очарованные герои рассматривают причудливые артефакты – головоломка, медальон, музыкальная шкатулка, раковина, дневник, – не подозревая, что за каждым из них скрыт определенный вид смерти. Мы уже догадались, а они нет, да и куда им, они даже волка от лося отличить не способны. А чего стоит оружие противоборствующих сторон – капкан у зомби (они «захватывают» внимание) и одурманивающий кальян, становящийся битой (раскрепощенное воображение есть оружие) в руках шутника! Наслаждаясь своей насмотренностью и просвещенностью, мы разгадываем, какая метафора скрыта за лифтом без единой кнопки, едущим исключительно вниз, и сколь многозначен образ открывающихся дверей, выпускающих ревущий, щебечущий, дико хохочущий хаос наружу. И радуемся, как дети, опознав многократно упомянутого водяного в склизком чудище, высасывающем кишки очередного остолопа.

Ты умен, значит, защищен; ты смеешься, значит, это все еще игра. Кино. Но твой заговор со сценаристом прерывает выход из-за кулис режиссера. Это он звонил по красному телефону. Вернее, она: в чертах бизнес-леди, взявшей на себя роль deus ex machina, мы узнаем Сигурни Уивер. Очередная ухмылка Уидона: она, былая соперница инопланетных монстров, со временем сроднилась с Чужими, стала их матерью и другом. А здесь выступает как посредник. Мы уже знакомы с участниками и исполнителями этого шоу. Но есть и заказчики, продюсеры и зрители в одном лице. Если бы задачей было скучное ритуальное жертвоприношение, детей можно было бы убить сразу. Нет, их смерти должны были стать зрелищем и существовать по его законам. Стоит нарушить правила, и общественный договор с заказчиками отменяется. Сломаешь жанр, и они вылезут с самого нижнего этажа, чтобы съесть всех и устроить конец света. Они? Кто «они»? Да называй, как хочешь, хоть Чужие, хоть Древние, как у Лавкрафта («Хижина в лесу» вновь доказывает, что другого родоначальника у американского хоррора нет и быть не могло). Боги.

Если верить не чуждому хоррора Нилу Гейману, пока мы верим в богов, питаем их кровью и молитвами, они набираются сил и растут. Когда забываем о них, слабеют и гибнут. Но боги с нижнего этажа хижины вечно жаждут – поскольку необорима и жажда человека к наслаждению чужими страданиями, к самоутверждению себя, живущего за счет того, кто умирает. Древние просыпаются к развязке, когда пути назад нет. Помните: лифт едет только вниз. В начале фильма есть эффектная сцена: девушка в спальне раздевается перед зеркалом, которое прозрачно с обратной стороны, как в комнате для допросов, а там за ней подглядывает сосед. После недолгой борьбы с собой он стучит в стену и предлагает ей поменяться местами… после чего уже она не может справиться с собой, подсматривая за ним.

За стеклом, как за витриной, каждый из них. За ними наблюдают кукловоды из лаборатории, но и за теми, судя по всему, подглядывает режиссер. Они считают себя неприкасаемыми, но заблуждаются. Вот уже обреченные на гибель студенты почему-то выжили и спрятались в будке с пуленепробиваемым стеклом, из-за него наблюдая, как жители Преисподней рвут на части ее охранников-спецназовцев. Система эта бесконечна, и потому ни у кого нет преимущества: каждый подглядывающий на самом деле смотрится в зеркало и провидит собственную судьбу, еще того не понимая. Who watch the watchmen? В этом зеркальном лабиринте вечный вопрос актуален как никогда и нигде.