Сказочка дедушки Абдулы
Шрифт:
Эван проводил последние несколько недель в некоторой задумчивости. Вернувшись в цитадель, он поначалу погрустнел, но подобное настроение быстро прошло, а на смену ему пришла какая-то расслабленность. Дни теперь больше не проносились для него кадрами старой видеопленки а наоборот тянулись, погребая под собой тем о чем он уже давно и думать забыл — бытовухой. Делать было, в общем-то, нечего. Население Земли уничтожено на девяносто пять процентов, и семь пророчеств исполнено, но что делать дальше он не знал. Последнее пророчество гласило о том, что надо уничтожить надежду, но как ее уничтожить? Как, и что самое главное для кого? Он прокручивал в голове все возможные варианты, и пришел к единственному выводу — надо найти и убить героя. Он очень надеялся на то что уничтожит последнего своей атакой с Луны, но по всей видимости ошибся. Наверняка герой жив, и он и есть та самая надежда человечества.
Однако от того что он это понял легче не становилось. Как его искать, где он находится, кто он? Это были только три вопроса из тысячи, мучивших Эвана вечными ночами которые он сам устроил на планете. Теперь день отличался от ночи совсем чуть-чуть, иногда вообще нельзя было понять какое сейчас время суток. Но проблемы никто с него снять не
Самое противное во всем этом было то, что он не мог ни у кого спросить совета. Единственный кто знал его тайну был Эмет, но в последнее время он был очень, занят собирая остатки армии. Это тоже было необходимо, потому что на крайний случай Эван решил просто пройти по Земле новой войной и убить всех людей. Хотя и здесь был недостаток и вполне очевидный. Эван точно знал число своей армии, и не сомневался в том, что каждый его солдат героем не является. После своей "Лунной сонаты", как он любил называть полет на Луну, Эван невероятно возрос в силе и теперь чувствовал зло в людях настолько, что мог полностью контролировать их. Они шли на его зов, и готовы были отдать жизнь за своего властелина, но в армии численностью сто тысяч человек герой мог легко затеряться и ударить в спину. Можно было пустить армию в поход не присутствуя лично, но тогда есть шанс ее потерять. Все же число людей в мире еще очень велико — почти двести миллионов, если судить по результатам разведки. И есть хоть и небольшой шанс, что они смогут собрать собственную организованную силу. А тут еще доклады о новых терактах повстанцев. До этого Эван не обращал на них внимания, ведь те в итоге делали его работу — убивали людей. Но в последнее время это стало его слегка беспокоить. Хотя именно что слегка, для Эвана после полета на Луну все стало слегка. Он ел и испытывал легкое наслаждение пищей, пил и слегка пьянел, занимался сексом и получал легкий оргазм. Мысли его текли тоже легко и непринужденно. Это было странное состояние, раньше он подобного не испытывал. Ни в прошлой жизни ни в нынешней.
Иногда ему хотелось развлечься. Раньше в таких случаях он или напивался, или принимал наркотики, или затаскивал кого-нибудь в постель, а чаще все вместе, и в результате пустые бутылки недокуренный косяк или пара дорожек из белого порошка на лакированном столике и мертвый любовник, или любовница лежащая рядом на залитых кровью простынях. Но теперь он возрос в своих потребностях, и такие милые простые вещи его больше не привлекали. Эван сам того не подозревая столкнулся с тем же, с чем в свое время столкнулся ныне мертвый Кровавый Луи. Теперь он пил меньше, наркотики вообще забросил, они не доставляли былого удовольствия, а простой секс казался слишком банальным. Вместо этого у него появилась страсть к унижениям и пыткам. В своих мрачных застенках он замучивал людей до смерти растягивая их на дыбе, или часами изгалялся скальпелем. Были и другие развлечения, например своим шедевром он считал собственный туалет. Его конструкцию он придумал сам, но строили естественно другие. Под уборной устроили небольшую комнатку, и прорубили маленькое отверстие. Туда приводили человека, обычно кого-нибудь религиозного фанатика, или одного из особо рьяных повстанцев, и просовывали голову в отверстие. Потом герметично закрепляли его на уровне шеи, и на этом собственно все. Ну и естественно голова его была в унитазе антихриста. Такая пытка почему-то казалась Эвану очень изощренной — заключенный медленно погружался в фекалии Эвана пока они не доходили ему до носа и он не задыхался. Единственным выходом было, эти фекалии есть, и таким образом ненадолго продлить свое существование. Эвану очень нравилось, когда в первые дни голова, торчавшая в сортире сначала ругалась и проклинала его, потом просила смиловаться и наконец, как ни странно просила накормить чем-нибудь кроме дерьма. Такие заключенные жили недолго, обычно они умирали даже не от того что задыхались а просто от отравления или от нехватки воды. Но был и редкий случай когда один из них прожил целую неделю, и умер от того что Эван его пристрелил. Это был один из немногих оставшихся в живых священников. На него то, что он находится в луже дерьма не производило никакого впечатления, и каждый раз когда Эван приходил и садился на унитаз от только читал ему Библию наизусть. Эвана это поначалу забавляло, потом стало раздражать, и наконец, он не выдержал и в первый раз убил человека из огнестрельного оружия. Ему просто не хотелось дотрагиваться до священника руками.
Но кроме издевательств над людьми у Эвана появились и еще парочка развлечений. Примерно раз в два-три дня он покидал свою цитадель и ехал в Чикаго. В старом городе ни осталось и следа былого величия одного из самых красивых городов США. Теперь тут была стоянка для армии Эвана, но не она привлекала Эвана — он ездил в аэропорт. Это был самый последний из работающих аэродромов мира. Был еще один, но Эван разрушил его после того как прилетел с Луны и добирался из России в цитадель. Теперь только у темного властелина, и еще у Эмета была возможность полетать в воздухе. Эван умел водить самолет, этому он научился еще во время завоевания мира, и теперь он с удовольствием садился за штурвал. Недавно он издал указ о том, что всем в мире запрещено летать на самолетах, а если кого заметят, то должны убить. Его приказ стали исполнять как всегда с большим рвением, и пошли по самому простому пути — уничтожив всю летательную технику которая еще осталась.
Многие недоумевали зачем Эван отдал такой приказ, и строили различные предположения. Кто-то говорил что это для того чтобы противостоять повстанцам, кто-то что это начало какого-то нового плана который унесет еще миллионы жизней, кто-то считал что за темными облаками летает сам Иисус с ангелами и антихрист не хочет чтобы последние земляне его видели. И все они были неправы.
Эван завел двигатель и слегка прогрев выехал на взлетную полосу. Сегодня для полета он выбрал огромный пассажирский Боинг. Ему нравился этот мощный самолет,
потому что он напоминал Эвану самого себя. Такой же огромный и сильный, он мог везти пассажиров, а мог в одно мгновение уничтожить их. Эван находил в этом какой-то философский смысл понятный только ему. Самолет взлетел и стал набирать высоту. На стекла падали хлопья темного снега, но тут же таяли не способные прилипнуть к ним. Эти хлопья напоминали ему людей. Такие же жалкие, и грязные они пытались что-то сделать, но мощный Боинг был им не по зубам. Его настроение постепенно поднималось. На устах наметилась улыбка, но это было лишь прелюдия — главное начнется чуть позже. Самолет медленно набирал высоту, и вот уже достиг плотных коричневых облаков. Облака такого цвета показал людям Эван.— Радуйтесь людишки, когда бы вы такое увидели. — сказал Эван в пустоту салона и рассмеялся.
Видимость полностью пропала, но Эван умел летать по приборам. Он знал что после того как самолет пролетит облака он станет темно серого цвета. Пыль покроет его, и он станет цвета этих самых туч. Но на передних стеклах стояли специальные щетки, которые установили специально по заказу Эвана, и сейчас они работали на всю катушку, очищая небольшой участок от грязи. Вот вроде стало немного светлее. Облака слегка рассеялись, и самолет внезапно вылетел под атаку света. Эван увидел солнце и голубое небо. Под ним словно вторая земля переливались грязные облака и как будто сердились на антихриста за то, что он смог вырваться из их объятий. Зрелище было потрясающим. Небо казалось настолько пронзительно голубым после уже привычного коричнево-серого, что контраст завораживал. Солнце заставило зрачки Эвана сузиться и они потерялись в его темных глазах. Но он все равно смотрел прямо на него. Другому человеку такие лучи обожгли бы сетчатку, но Эвану не могло повредить даже солнце. Постепенно зрачки расширились и Эван смог уловить не только пронзительно яркое сияние солнца, но и едва видные на дневном небе звезды. Когда он увидел их в первый раз, то подумал что это просто солнечные зайчики на его глазах, но потом понял что это все-таки звезды. Пару раз он поднимался в воздух ночью и тогда смотрел на Луну, которая принесла ему триумф. После унылого темного неба, которым приходилось любоваться миллионам жителей Земли, голубое небо не могло никого оставить равнодушным. Никого кроме Эвана.
Он не наслаждался красотой этой безбрежной голубизны, или ярким сиянием желтого круга. Для него все это не имело никакого значения. Он поднимался сюда снова и снова, чтобы поразмышлять. И мысли в это время у него были одни и те же. Как много людей восхитились бы увидев это. Многие из них наверняка тут же накатали бы несколько поэм или бездарных стихов, а пару строчек в голове сложил бы каждый. По щекам людей потекли бы слезы от умиления и того чего они навсегда лишились. Того чего он их лишил. Он явственно представлял их с глупыми рожами стоявшими посреди салона, ибо нельзя смотреть на такое сидя, и в их сердцах закипала радость. Но они этого не видели.
Эвану нравилось именно это. Он возможно единственный человек, которому подобный пейзаж был до лампочки, имел возможность видеть его хоть каждый день. А все остальные не могли. Он таким образом обрекал всех людей на самую изощренную из пыток, а то что они даже не знали о ней только делало ее более пикантной. Эван сидел за штурвалом, пил пиво и смеялся над всеми людьми мира. Он произносил самому себе, как ему казалось, пламенные речи, и поносил в них род человеческий. Сначала они звучали насмешливо потом злобно затем в них проявлялась обида и наконец, Эван переходил на мат и кричал на мир, забрызгивая приборы слюной. Он вставал и ходил по салону, вырывал сидения кричал с такой силой, что по нескольким иллюминаторам пробежали мельчайшие трещинки. В самом конце возвращался в кабину пилота, плюхался в кресло и начинал безудержно хохотать. Он смеялся над этим миром, который еще так недавно пинал его при любом удобном и неудобном случае, а теперь лежал у ног как шелудивая шавка. А вернее под его ногами. Отсмеявшись и успокоившись Эван весь покрытый липким потом, допивал пиво и возвращался на землю. Его поношение мира заканчивалось, и он ждал следующего раза. Да, именно так — он поднимался сюда чтобы поиздеваться над миром, и то что он мог это сделать наполняло его. Только в небе он чувствовал себя не "слегка", а "полностью".
Сегодня вечером он как раз только что вернулся с заоблачных высот, но оставил на их уровне собственное настроение. Приехав в цитадель, он прошел в главный зал, уселся на огромном троне, построенном из человеческих черепов и стал думать, что делать дальше. Чем можно дополнить такой прекрасный вечер, и сделать его незабываемым? Если бы в замке был Эмет, то вопрос отпал сам собой. В компании своего давнего любовника Эван мог позволить себе расслабиться и ничего не скрывать. С Эметом можно было поговорить по душам и не поддерживать сказку о том, что Эван и не человек вовсе, а чуть ли не воплощение Сэта на Земле. Можно поговорить о том что его действительно беспокоило, например о героях или о том что твориться в его душе. Но Эмета не было. Он уехал еще позавчера и должен был прибыть только послезавтра. Эмет разъезжал по всей Америке и собирал остатки войск, а так же заглядывал к охотникам за рабами, чтобы пополнить человеческий материал. Человеческий материал — так Эмет называл рабов, и Эвану очень нравилось такое определение. Только сам Эван расширял его и распространял не только на невольников, но и на все человечество. Мысли о рабах слегка возбудили его, он почувствовал, как натянулась материя на брюках. Эван сначала решил сказать, чтобы ему как всегда привели отобранных рабов, но подумал, что будет гораздо забавнее самому выбрать. Ведь в бараках неподалеку от цитадели томились сотни пленников, а он не был там уже больше года. Быть может он сможет отыскать себе что-нибудь оригинальное. Эван опрокинул стакан коньяка и улыбнулся. А потом встал и, приказав страже следовать за ним, пошел к выходу.
До бараков с рабами было не меньше километра, и Эван приказал подать машину. С неба почти все время шел снег, но дороги вокруг крепости были тщательно вычищены и вылизаны теми же рабами. Машина легко преодолела небольшое расстояние, и Эван пошел внутрь. Сначала его спросили кто идет, но он просто свернул охраннику шею. Эван не любил когда его не узнавали с первого взгляда. Вскоре к нему прибежал главный надсмотрщик и, сделав глубокий поклон, залепетал:
— Это такая честь для меня владыка, такая честь. Вы не представляете как я рад, что вы удостоили своим посещением нашу убогую обитель…