Скиф-Эллин
Шрифт:
— Где твои хозяева? — спросил я.
— Не знаю, — ответил старый раб. — Уехали из города перед осадой. Меня оставили присматривать за домом.
— Только тебя одного? — задал я второй вопрос.
— И еще двух старых рабынь. Никому не нужны старики, — рассказал он.
— Что ж, показывай дом и что в нем осталось ценное, — предложил я.
В конюшне стояли две верховые лошади и мул. Лошади были справные. Фиванцы славились разведением и выучкой боевых жеребцов. Эти два и мул пригодились бы в пути. Странно, что их оставили. Наверное, хозяева убегали впопыхах. Еще два стойла были пусты. Ни курятника, ни свинарника не обнаружил. Наверное, у хозяев аллергия на курятину и свинину. Зато в большой кладовой стояли нижней частью в углублениях, вырытых в земле, восемь красновато-коричневых пифосов, больших,
В хозяйских комнатах был небольшой бардак. Заметно, что отсюда убегали впопыхах. Обстановка простенькая. В гостиной низкий большой стол и шесть лож возле него. Бедные греки едят сидя, богатые — лежа. У македонцев все сложнее: знатный юноша ест сидя, как простой пастух, пока не убьет кабана. Видимо, это у них такой способ извести диких свиней. Вторым признаком богатства был мраморный пол. Третьим — мозаика во всю стену. Какой-то мужик со свирепой, зверской мордой душил маленького льва с милой мордашкой, похожего на котенка. Видимо, это один из подвигов Геракла, причем схвачена вся морально-этическая суть этого действа. В следующей комнате тот же психопат издевался над безобидной ланью. Здесь, кроме двух скамей и трех табуреточек с мягкими, из овчины, сиденьями, стоял сундук с шерстяными и льняными тканями разных расцветок. В третьей, самой дальней, комнате тот же самый изверг душил змейку с непропорционально большими глазами, наверное, вылезшими из орбит от боли. Здесь стояла широкая низкая кровать, застеленная плотной шерстяной тканью темно-красного цвета. Возле дальней стены расположились два больших ларя из дерева, покрытого черновато-красным лаком. Когда я зашел в эту комнату, старая рабыня укладывала в ближний ларь какие-то тряпки. Увидев меня, испуганно вжала голову в плечи, будто ждала, что сейчас рубану саблей, хотя оружие было в ножнах, и выронила на мраморный пол женский хитон желтого цвета с красной каймой по подолу.
— Выложи все из ларей, — приказал я. — Сейчас приедет моя жена и выберет, что ей понравится.
— Да, господин, — покорно молвила старуха.
— Потом иди на кухню, готовь обед. Нас будет пятеро, и про себя не забудьте, — распорядился я.
— Да, господин, — повторила она.
Наверное, старушку перемкнуло от страха.
Я вышел во двор. Там как раз Скилур отгонял от ворот македонских гоплитов из фаланги, которые пришли налегке, без сарисс. Тоже хотят поживиться. Их было шестеро. Если бы не мое появление, скифа смяли бы.
— Идите дальше! Город большой, добычи хватит всем! — крикнул я.
Не уверен, что гоплиты знали меня, но, видимо, угадали, что командир, и решили не спорить, торопливо зашагали по улице.
— Поезжай за нашей арбой. Пусть быстро едут сюда, — отдал я распоряжение Скилуру.
Того, что захватим в этом доме, на двух и даже четырех лошадях и муле не увезешь. Это не нищих трибаллов и иллирийцев гонять по лесам. Такая война мне нравится больше.
17
Хотя над воротами занятого мной дома висело знамя нашего отряда — две скрещенные, золотые ромфеи на синем фоне — посыльный от командира наемной конницы нашел меня не сразу. Может быть, потому, что был изрядно пьян. Фиванцы добавляют в вино травы, благодаря чему вставляет оно быстро и непредсказуемо. Мои бессы по пьяне передрались между собой. Выясняли, какой род важнее. В итоге решили пить вино только разбавленным водой наполовину, не меньше.
На улицах
города нам постоянно попадались арбы, везущие трупы убитых горожан. Мы в городе уже третий день, а покойников все никак не вывезут. Заносчивых и беспринципных фиванцев не любили не только варвары, но и греки из других полисов, и, пользуясь случаем, отыгрались. Мужчин перебили почти всех. Оставшиеся в живых сейчас вывозили убитых в братскую могилу — большой овраг за городом — или ломали крепостные стены. Александр Македонский приказал стереть Фивы с лица земли, как первого и главного предателя.Эригий жил под другую сторону агоры и тоже в богатом доме. Принимал меня в гостиной, возлежа на ложе, застеленном львиной шкурой. Мне предложил возлечь по другую сторону стола на ложе, застеленное черной овчиной. Будем считать это признанием того, что я по жизни черная овца. Судя по припухшему лицу, местное вино не оставило командира равнодушным. Языком он шевелил с трудом, поэтому я не сразу понимал, что говорит.
— Наш царь приказал отдать ему всех фиванцев. Завтра утром их надо вывести на поле возле храма Аполлона. Туда же придут работорговцы. Все горожане, метеки и рабы будут проданы в рабство, — огласил Эригий царскую волю.
— У меня только старик и две старухи, — сообщил я. — Их тоже пригнать?
Командир наемной конницы посмотрел на меня, как на недоумка, и произнес медленно, с трудом управляясь с языком:
— Кто купит стариков?!
— Вдруг наш царь решил разбогатеть?! — пошутил я.
Эригий шутку не понял:
— Ему и без стариков хватит.
— А что с остальной добычей? — поинтересовался я.
— Всё остальное наше! — гордо заявил командир, словно именно по его наущению царь отказался от своей доли.
Если учесть, что мы до сих пор не получили ни гроша из зарплаты, Александр Македонский принял мудрое решение.
— Город будет разрушен. Перед уходом каждый воин должен поджечь дом, в котором сейчас живет, — продолжил Эригий.
Дома построены их камня, деревянных деталей в них кот наплакал, так что сжечь будет трудно, но спорить я не стал. Подожжем, что сможем. Остальное бесхозное добро растащат жители окрестных деревень.
— Когда уходим? — спросил я.
— Пока не знаю, — честно признался командир наемной конницы, наверное, потому, что вранье потребовало бы более длительного издевательства над языком. — Может, когда стены разрушим.
Сжалившись над ним, я не стал задерживаться, поехал к себе. По пути заглянул к Битюсу и проинформировал о приказе македонского царя. Новость огорчила бесса. Он завел себе юную наложницу — гречанку, дочь хозяев дома. То ли сказалось длительное воздержание, то ли нашел свою вторую половинку, но старый вояка запал на девчонку. Ни расставаться с ней, ни продавать ее родителей в рабство Битюс явно не хотел. У бессов принято заботиться о родственниках, даже если это родственники наложницы.
— Девчонку можно спрятать в арбе с награбленным, а вот что делать с ее родителями — не знаю, — сказал я. — Кто-нибудь обязательно донесет, что ты их скрываешь.
— Ладно, время до завтра есть, что-нибудь придумаем, — решил Битюс.
Дома, а я считал свое нынешнее место обитания своим домом, меня удивил Скилур. Скифы слабоваты на выпивку. Остановиться не могут и пьянеют быстро. У греков даже есть выражение «Наливай по-скифски», то есть неразбавленное вино. Скилур нашел дорогу в винный погреб — и никакие мои уговоры и приказы не смогли свернуть его с пути праведного. Вот и сейчас юноша был пьян и при этом усиленно изображал из себя трезвого.
— Я слышал голоса в погребе, хотя там больше никого не было! — громко, но, по его мнению, шепотом, сообщил Скилур.
— Больше пей — и будешь слышать голоса везде, — сказал я, решив, что у скифа началась белая горячка или, по-простонародному, «белочка».
— Они говорили, что скорей бы мы убрались отсюда! — продолжил юноша. — Это проклятое место, надо срочно уйти из этого дома, иначе с нами будет беда!
Я, конечно, не специалист по пьяным галлюцинациям и прочим чертям, но из общения с более удачливыми пьяницами знал, что «белочка» предпочитает обсуждать абстрактные темы, типа «быть или не быть?» или «кто виноват и что с ним сделать?». Рекомендации убраться из какого-то места обычно имеют материальную основу. Отослав Скилура отсыпаться, я пошел в винный погреб.