Скиф-Эллин
Шрифт:
После того, как условия мира были согласованы, рыжебородый первым делом попросил:
— Остановите свои тараны. Нам придется ремонтировать стены, а в казне денег совсем не останется.
После заключения мира с Боспорским царством я подумал о цене неправильного управленческого решения, принятого Перисадом. Да, надо было за чей-то счет поправить ситуацию на подконтрольной ситуации, занять чем-нибудь массу людей, завязанных на хлеботорговлю. Только вот выбрал он тех, кого грабануть казалось легче, не учтя, что это потенциальные союзники. Хотя, может быть, я недооцениваю управленческий гений боспорского царя, для которого именно проигранная война и оказалась лучшим выходом из положения. Теперь можно без опаски поднимать налоги и принимать непопулярные законы. Отрицательные эмоции будут выливаться боспорцами на люто ненавидимых врагов — скифов и их пособников херсонесцев.
65
Херсонес
Вернулся из Гераклеи и бывший владелец купленных мною клеров, который захотел вернуть их, предложил хорошую цену, почти вдвое превышавшую ту, по которой продал мне. Обладание земельным участком — это сейчас не просто бизнес, а еще и высокий социальный статус, даже если клер малюсенький, едва позволяет сводить концы с концами. Если дают хорошую цену, надо продавать. Так я и поступил. Теперь надо было куда-то пристроить моих лошадей. И я вспомнил, что херсонесская хора будет намного больше нынешней и с крупными клерами.
— Людей в городе становится все больше, скоро не будет хватать еды, — подсказал я при встрече демиургу Агасиклу. — Теперь стены города передвинуты дальше, можно расширять хору в сторону таврских владений.
— Дикарям это не понравится, — возразил он.
— И что они нам сделают?! — усмехнулся я. — Защитим хору с их стороны валом и рвом. Деньги на это возьмем от продажи новых клеров. А потом заставим хозяев огородить каждый участок каменной стеной. В итоге получим дополнительную линию защиты Херсонеса.
— А кто-то захочет покупать в той стороне клеры?! — усомнился демиург.
— С удовольствием куплю два-три стандартных, — сказал я.
Греки уже подсчитали, что для нормальной жизни гражданин должен иметь клер площадью триста два с половиной квадратных плетра (двадцать шесть с половиной гектаров). Клер такого размера они и называют стандартным.
— Давай разделим там землю на стандартные клеры и предложим купить за небольшие деньги нашим гражданам. Если останутся непроданные, отдадим по более высокой цене метекам с условием, что получат гражданство, если огородят, возделают участок и соберут урожай, — предложил я. — Убьем сразу трех зайцев: увеличим количество сельскохозяйственной продукции, налогов в казну и граждан в полисе. Чем больше будет граждан, тем легче нам защищаться.
— Это надо обсудить, — изрек Агисикл.
Граждан, желающих купить землю, нашлось немного. Зато метеков, согласных стать собственниками земли и гражданства, оказалось больше, чем выставленных на продажу клеров. В результате распределили их по жребию (клеру), оправдав название, которые носили земельные участки на хоре. Новые собственники, включая меня, быстро построили стены, разбили участки на секции и навозили чернозема из степи. Мне пришлось обустраивать четыре клера. Все равно деньги некуда девать, а земля пригодится моим потомкам. Аня все чаще заводила речь, что пора бы ей родить еще кого-нибудь. По нынешним меркам двое детей — это почти бездетная семья, которая чем-то прогневила богов. Я пока сопротивлялся, но догадывался, что ночная кукушка перекукует меня. Один из этих клеров предназначался Скилуру, ставшему отцом сына, названного по моему совету Палаком. Поскольку скиф считается моим младшим братом, гражданство Херсонеса он получил автоматически, но на всякий случай я решил сделать его собственником клера. Теперь ни у кого не возникнет сомнений, что Скилур — полноправный гражданин полиса. Да и заслужил он свой клер долгой и добросовестной
службой мне. Пусть его потомки, как и мои, станут херсонесскими аристократами.66
Утром в день весеннего равноденствия, который в Херсонесе считается началом года, все мое семейство в праздничных одеждах, в сопровождении слуг и окружении других горожан, шагает к храму Диониса. Лавки, мастерские и прочие производственные предприятия закрыты на четыре дня. Весь город гуляет. Некоторые девушки и женщины в накинутых на плечи козлиных шкурах или с козлиными рожками на голове, настоящими или сделанными из искусно заплетенных волос. Говорят, раньше в эти дни женщинам разрешалось участвовать в оргиях, но теперь празднество больше похоже на маскарад.
Возле храма Дионисия уже толпа народа. Стоит веселый гул. Меня с сыном, как важных членов общества, пропускают к самому храму. Женщины и рабы остаются в задних рядах. Мы здороваемся с остальными аристократами и становимся рядом с демиургом Агасиклом, басилевсом Деметрием и полемархом Харисием. Минут десять обмениваемся новостями, ожидая. Городской оркестр, отобранный из добровольцев, начинает громко играть на флейтах и бить в барабаны. Из храма выходит главный его жрец Клитофон, поднимает руки к небу и ждет, когда наступит тишина.
— Народ славного города Херсонеса, встречай бога Диониса! — торжественно призывает главный жрец.
Народ орет радостно и начинает пританцовывать. Вновь играет музыка. Если остальные праздники проходят торжественно и чинно, то Великие Дионисии — это четыре дня загула. Можно все, кроме мордобоя. Муж, застукавший жену с другим, не имеет права их бить. После праздника — пожалуйста!
Из храма четверо достойных граждан в накинутых на плечи черных козлиных шкурах выносят на специальных носилках скульптуру бога Диониса, высеченную из светлого мрамора. До пояса бог оплетен виноградной лозой. Тело у него стройное, мускулистое, а вот лицо мягкое, женственное. На голове бычьи рога. Так, наверное, по мнению греков выглядит муж неверной жены. Несут статую к городскому театру, ведь Дионисий не только бог растительности, виноделия, но и покровитель театра. Первым за статуей идет главный жрец Клитофон. За ним младшие жрецы храма. Затем басилевс Деметрий, за которым демиург Агасикл и полемарх Харисий. За последним пристраиваемся мы с сыном, а за нами остальные важные жители Херсонеса. Каждый занимает в процессии и театре место, согласно своему статусу. Все происходит мирно, без ссор. Никто не определяет, кому за кем идти и где сидеть, однако каждый, за исключением бедняков, которых это не касается, точно знает свое место. Статую устанавливают в оркестре театра. Там она пробует до конца Великих Дионисий.
Мест в театре каждого города столько, чтобы хватило всем гражданам, а таковыми считаются только мужчины. Посчитай места в театре — и будешь знать, сколько человек выйдут на стены защищать город. Женщин — жен богачей — допускали только при наличии свободных мест, но сидеть они должны были отдельно. Сейчас такие места были, поскольку, в связи с появлением в Херсонесе потенциальных граждан, купивших клеры и пока не собравших с них урожай, за зиму в театре пристроили сверху три ряда и начали трудится над четвертым. В первом ряду стоят семьдесят шесть мраморных кресел. Одно с высокой спинкой для главного жреца, остальные с низкими спинками для более жидких сливок города. На сиденья положены перьевые подушки в ярко-красных наволочках — цвета вина. Остальные горожане сядут на каменные скамьи, положив под задницу принесенную подушку и поставив у ног корзину с едой и питьем. Обычно плата за место в театре два обола, но во время Великих Дионисий расходы берет на себя город. Для этого есть особая и неприкосновенная статья в бюджете. Представления будут продолжаться четыре дня с утра и до вечера.
Первым делом богу Дионису приносят жертву — черного козленка и красное вино. Делают это два младших жреца. Клитофон лишь объявил, что бог принял жертву, можно начинать празднование.
Первыми выступают пять хоров мальчиков, по одному от каждого городского района. За ними пять мужских хоров. Все певцы в накинутых на плечи козлиных шкурах и называются сатирами — козлоногими лесными существами, богами плодородия. Кстати, слово «трагедия» переводится, как «песнь козлов». А что могут спеть козлы? — Правильно, хоры исполняют дифирамбы — песни на темы мифов о Дионисе. Этот бог таки славно покуролесил, есть о чем петь всем хорам, не повторяясь! При этом песни по продолжительности не сопоставимы с теми, что будут вымучивать в двадцатом веке. Каждая — это целый миф, изложенный гекзаметром под аккомпанемент форминг. Некоторые дифирамбы исполнялись где-то с час.