Скиф-Эллин

Мы подошли к проливу со стороны открытого моря. Дул норд-вест баллов шесть, поднимая вдали от берега небольшую волну. Двигались круто к ветру, медленно. Спешить нам было некуда, заходить в пролив я не собирался. Там могли дежурить боспорские триеры, с которыми нам лучше не связываться, потому что у них крепкие тараны. Потопить нас вряд ли смогут, даже если пробьют борта всех трех трюмов, ведь судно деревянное и в балласте, но попортить могут знатно, а потом и захватить практически обездвиженных. Из пролива хорошим ходом, следуя вдоль берега, выскочила сорокавосьмивесельная торговая галера, повернула на юго-восток и поставила большой прямой парус в бело-коричневую полосу. Скорее всего, парусина из полос белёной и небеленой пеньки, которая отличается стойкостью к морской воде. Предполагаю, что направлялась галера в Горгиппу или, как назывался город всего лет пятьдесят назад, Синдику (Гавань Синдов), будущую Анапу. Боспорский царь Левкон захватил этот город и переименовал в честь своего младшего брата Горгиппа, которого назначил наместником земель племени синдов, а также таретов, дандариев и псессов. На нас экипаж галеры не обратили внимание. Болтается в море какое-то «круглое» судно — и пусть себе! Они привыкли, что «круглые» или, как сейчас говорят, «финикийские» суда движутся медленно, делая от силы узлов пять. Галере удрать от такого — раз плюнуть. Пока они тешились этой иллюзией, мы подвернули вправо, подняли все паруса и полетели со скоростью узлов двенадцать-четырнадцать им наперерез.

Погоня продолжалась часа два. Могла бы и дольше, если бы на галере не поняли, что не удерут от нас и не приняли разумное решение. Они повернули влево и на полном ходу выскочили передней третью корпуса на песчаный берег. После чего, похватав свои вещички, высадились все, человек шестьдесят, и с расстояния полета стрелы — ближе не подпускали наши лучники — наблюдали, как наш десант, подплывший на трех ялах, столкнул галеру на воду, занял места на веслах и повел добычу курсом вест-зюйд-вест, к мысу Меганом, который пока не виден. «Альбатрос» следовал галсами против ветра, стараясь не терять галеру из вида.

Я смотался на нее на лодке. Судно было старое, но крепкое. Везло вяленую рыбу. Наверное, на продажу племенам, живущим у Кавказских гор. Горцы с удовольствием меняли баранов и прочие свои товары на соль и соленую или вяленую рыбу. Добыча, конечно, не ахти, но и досталась нам без потерь.

До Херсонеса добрались без происшествий. Да и не от кого было ждать нападения после того, как миновали мыс Меганом, потому что на веслах галеры сидели тавры и кормчим был Бутунатос, и остальные горцы из прибрежных районов знали об этом. Их рыбаки на лодках иногда приближались к галере, чтобы перекинуться парой слов со знакомыми соплеменниками-пиратами.

Добычу продали быстро, поскольку цену не задирали. Две трети забрал я, остальное поделил между членами экипажа. Мой заместитель Аменемуна и Бутунатос получили по три доли, «унтер-офицеры» — по две, рядовые — по одной, два юнги — по половине. Все были довольны. По крайней мере, так думал я. Вряд ли тавры получали больше с такой добычи. Во-первых, галеру они обычно разбирали на части, чтобы сделать по своему проекту меньшую и более быструю, потому что пригнать в порт и продать не могли, иначе бы их всех просто перевешали и забрали судно даром. Во-вторых, груз покупали у них по дешевке, потому что мало кто рисковал вести дела с таврами. В-третьих, участвовало в нападении раза в два больше пиратов, и соответственно доля каждого уменьшалась вдвое. После чего я дал всем неделю на отдых и доставку домой подарков, накупленных в Херсонесе на полученные деньги. Таких удачных торговых дней давно не было на нашей агоре.

57

На этот раз после мыса Мегоном я взял севернее, повел судно ближе к берегу. Чисто интуитивно принял такое решение. Хотелось посмотреть на Феодосию хотя бы издали и на другие поселения, расположенные вдоль южного берега Керченского полуострова. Разглядывать пришлось позже, потому что навстречу нам, к Феодосии, греб караван из дюжины галер. Мы шли в полборта, подгоняемые южным ветром, и только под главными парусами со взятыми рифами. Незачем пугать аборигенов своей быстроходностью. Пусть думают, что очередной «финикиец» не спеша добирается до какого-то порта Боспорского царства.

Шли мы медленно сближающимися курсами. Возглавляла караван диера длиной метров тридцать, имеющая с каждого борта восемнадцать весел на верхнем ярусе и шестнадцать на нижнем. Гребцы ее работали в более медленном темпе, чтобы не отрываться от остальных судов. За ней следовали обычные галеры с количеством весел с каждого борта от двадцати двух до шестнадцати. У кого больше весел, тот и впереди. На всех были охранники — десяток-полтора лучников, которые, расположившись на баке и вдоль левого борта, глазели на нас без опаски. На корме стояли кормчие, купцы и их помощники, которые тоже удовлетворяли свое любопытство. А чего им бояться?! Они видят тихоходное «круглое» судно, на палубе которого два десятка человек, с таким же интересом наблюдавших за встречным караваном.

Так, на расслабоне, мы и двигались, пока не вышли на траверз носа предпоследней галеры. После чего «Альбатрос» вдруг резко изменил курс влево, отдал рифы и, набирая скорость, пошел по ветру на сближение с последней. На ней не сразу врубились, что происходит. Только когда из трюмов моего судна на палубу выскочили прятавшиеся там тавры и начали обстреливать из луков, на галере сообразили, что влипли. Оказать достойное сопротивление не смогли. Кормчий повернул вправо, чтобы избежать столкновения, но было уже поздно. Галера не сразу начала поворачивать, а помочь в этом веслами не могла, потому что мои лучники убили несколько гребцов на дальнем, правом борту, которые хорошо просматривались с нашей более высокой палубы. Оставшиеся в воде весла таки заставили галеру поворачивать вправо быстрее, но и замедлять ход тоже. На галере затрубили протяжно, сообщая каравану, что попали в беду. Сигнал оборвался неприличным звуком, потому что трубачу попала в грудь стрела.

На остальных судах каравана тоже не сразу сообразили, что происходит. Пока что не принято, чтобы нападали «круглые». Наверное, подумали, что экипаж последней галеры решил поживиться и напал на нас, и начали прикидывать, подключиться им к этому стрёмному мероприятию или нет? Пока они раздумывали, «Альбатрос», сломав несколько чужих весел и погасив таким образом ход, приблизился почти вплотную к галере. Передний «ворон» вонзил железный клюв в кормовую палубу. Призовая команда быстро перебежала на захваченную галеру. Им никто не помешал. Все, кто оказывал хоть какое-то сопротивление, а также те, кто находился на кормовой палубе, были убиты лучниками. Гребцов старались не убивать понапрасну. Сейчас им быстро и толково объясняли, что надо взяться за весла и продолжить поворот вправо, пока галера не развернется в сторону открытого моря и не понесется туда так быстро, насколько способна. Если кому-то не по пути, то может сойти прямо здесь с дыркой в теле.

«Альбатрос» в это время при спущенных парусах на веслах поворачивал влево, чтобы последовать за призом, прикрывая его от погони. Четыре задние галеры, которые лучше разглядели, что произошло, и сделали правильные выводы, начали разворачиваться в нашу сторону. Ближняя первой направилась нам наперерез. Когда дистанция до нее сократилась метров до ста, я приказал лучникам стрелять вместе по команде. Они стояли на нашем правом борту от носа до кормы, где в два ряда, где в три. Цель, шедшая наперерез, приближалась к ним повернутая немного вправо. Полсотни стрел, выпущенные практически одновременно по такой большой мишени, должны были найти хотя бы одного своего героя. Что и случилось после второго залпа. Судя по тому, как галера резко пошла вправо, одна или больше стрел попали в гребцов, и одно или больше весел на правом борту остались в воде, за них зацепилось соседние, началась цепная реакция. Галера, уваливаясь вправо, замедлила ход. Прилетели еще два раза по полсотни стрел — и на этом преследование закончилось для нее. Следующая галера образумилась после первого прилета. Остальные, а к тому времени за нами гнался уже весь караван, тоже передумали приближаться на опасную дистанцию. Видимо, поняли, что потеряют больше, чем найдут. Да и гнаться придется за галерой, набравшей ход, в сторону открытого моря. Если догонят ее, то через несколько часов, и до темноты не успеют вернуться к берегу. Галеры, пересекающие Черное море по меридиану или параллели в самых узких местах, конечно, ночуют на воде, (куда им деваться, ведь за световой день такую дистанцию не осиливают), но стоит ли рисковать из-за чужого имущества?! Мы подождали, когда они повернут в сторону Феодосии и пойдут туда плотным строем в три колонны, после чего мой трубач дал сигнал призовой галере повернуть на запад и поставить парус. «Альбатрос» следовал в полветра под парусами параллельным курсом, немного отставая, но был на пару миль ближе к берегу.

К вечеру мы сблизились с галерой на походе к мысу Меганом, который уже носит это название. С греческого можно перевести, как Большое Пастбище. Мыс и сейчас пустынен и ни на что другое, кроме пастбища, не годен. Гиблое место. На нем даже ветрогенераторы не приживутся в двадцать первом веке, будут сломаны, разворованы и заброшены. Хотя в то время говорили, что там самые лучшие дикие пляжи и самая чистая морская вода во всем Крыму. Я смотался на приз, посмотрел груз. Примерно пятьдесят тонн выделанных лошадиных, бычьих и оленьих кож, овчин, тюков овечьей шерсти, связок мехов лис, куниц, волков и несколько больших кусков каменного угля, что навело меня на мысль, что везут товар с реки Танаис, как сейчас называют Дон. Города там пока что нет, но есть большое торжище, где боспорские купцы встречаются с сарматами, которые обитают в тех местах и которых греки называют савроматами. Гребцы подтвердили мою догадку. Что ж, добыча не супер, но дороже вяленой рыбы.

Галеру приобрел ольвийский виноторговец, который приплыл к нам за товаром. Херсонесское вино намного лучше ольвийского. Свое ольвийцы продают скифам, а пьют наше или привезенное из более южных греческих полисов. Кожи и овчины продали херсонесским купцам и мастерам. Все меха и гребцов, ставших рабами, купил я. Меха развесил у себя в кладовых. Когда закончится война греков с македонцами, отвезу в Афины. Самых крепких рабов отправил на рудник, а остальных подарил городу, чтобы работали на строительстве крепостных стен. Все башни и большая часть куртин были закончены. Сейчас доделывали куртины у вторых ворот. Пока мы были в плавании, коринфский архитектор почил славной смерть строителя — свалился с лесов и свернул себе шею. Его похоронили на почетном месте — под крепостной стеной. Есть поверье, что такая стена будет неприступна. Неприступных стен нет, но эта продержится до десятого века, когда город захватит князь Владимир.