Скиф

Заявления по этому поводу надлежит делать служащим стратега.

Вместе с ним убежал еще Бион, раб Калликрата. Он маленького роста, широкоплечий, с сильными ногами. Когда он убежал, он был одет в гиматион — короткий невольничий плащ, и унес с собой женскую шкатулку ценностью в шесть талантов и пять тысяч драхм медью.

Тот, кто приведет его обратно, получит столько же, как и первый. Заявление о нем делать также чиновникам стратега» [26]

Таргис не стал доканчивать перевода, так как подошли несколько греков и начали читать объявление.

26

Текст подлинного древнегреческого объявления (Letronne journal des savants, 1883, p. 329).

На рынке толпа сразу закрутила обоих скифов. Теряясь в сумятице, Орик старался держаться рядом с Таргисом. Ему было трудно дышать от беловатой пыли, поднимавшейся тучами; от быстрого движения яркой, шумливой, пестрой толпы замелькало в глазах. Потом он освоился и начал наблюдать с любопытством.

На углу, в маленькой лавочке, с вытертым ногами каменным порогом, хозяин, пожилой армянин с курчавой, вьющейся иссиня-черной бородой, прорезанной белыми нитями, из большой глиняной амфоры наливал покупателям густое, отливающее гранатовыми отсветами вино. Розовая пена выплескивалась на каменный прилавок и, собираясь лужицами, стекала на пол. Звонко выкрикивающие водоносы продавали холодную воду; разбавляя ею вино, разгоряченные люди пили кисловатую смесь, разговаривали, хохотали и исчезали, поглощенные толпой.

Почтенный персидский купец в широкой тяжелой одежде расхваливал свой товар. Яркая зеленая ткань плотно закутывала его голову, на лице, заросшем выкрашенными в красный цвет волосами, выступали темные влажные глаза и резко очерченный горбатый нос.

Покупатели и просто любопытные двигались, толкая друг друга, наклонялись, осматривая прекрасные яркие ткани, ковры с пестрыми и сложными узорами, небесно-голубую, украшенную золотом бирюзу, блестящие клинки мечей, серебряные тяжелые блюда, покрытые выпуклыми изображениями, желтые и зеленые, снизанные в длинные цепи, бусы.

Дальше торговцы посудой расположились около своего товара — глиняных, медных, каменных кувшинов, чаш и тарелок. В стороне начинались ряды лавок с овощами, мясом, маслом, заваленных грудами свежей и соленой рыбы, заставленных громадными амфорами вина.

Астиномы [27] проходили по рядам, ставили свои клейма на сосудах и тушах; торговцы, уличенные в продаже испорченных продуктов, тут же подвергались штрафу, а их товар забирали полицейские, следовавшие за астиномом.

27

Астиномы — полицейские магистраты, наблюдавшие за санитарным состоянием рынков и доброкачественностью продаваемых товаров. Печати астиномов на амфорах вина сохранились до наших дней в изобилии.

Невольничий рынок кишел людьми, так что здесь можно было двигаться только медленно, шаг за шагом. Торговля шла оживленно.

Высокий худой человек в длинном белом хитоне осматривал раба-нумидийца, которого показывал ему продавец — могучий смуглый человек с бычьей шеей и жесткими, черными, наползающими на лоб волосами. По приказанию хозяина нумидиец поворачивался равнодушно, сжимал и разжимал кулаки, открывал рот, и покупатель, засовывая туда пальцы, осматривал зубы.

Начался спор о цене. Покупатель отрицательно тряс бородой; охваченный азартом торга, хозяин жестикулировал, кричал, заставлял ощупывать мускулистые плечи и крепкие колени раба. Покупатель не соглашался. Отталкивая нумидийца, хозяин схватил за руку сидевшего на земле пожилого сармата, быстрыми ударами короткой плети из бычьей кожи заставил его встать и трагическим жестом указал на покрытое багровыми и синими полосами тело с резко выступающими ребрами и ключицами — этого он готов отдать дешевле; если его кормить, он еще может быть хорошим работником.

Кучка зрителей собралась около, обсуждая достоинства и недостатки нумидийца. Покупатель упорствовал.

Не спеша, со скучающим видом по рынку проходил тучный пожилой человек в тоге с широкой пурпурной каймой. Его упитанное, смуглое, бритое лицо было покрыто капельками пота, глаза из-под полуопущенных век смотрели презрительно и холодно. Два раба расталкивали перед ним толпу, сзади молодой секретарь, с навощенными табличками и стилем [28] в руке, шел, готовый записывать мысли своего господина, несколько рабов несли прекрасные, тонко расписанные вазы, узорчатые ковры и резные шкатулки, только что купленные на рынке. С молчаливым почтением к широкой красной кайме, шумная толпа расступалась, давая дорогу римскому сенатору.

28

Стиль — заостренная с одного и плоская с другого конца палочка, служившая для письма на покрытых слоем воска табличках. Обратным концом пользовались для стирания записей. Отсюда выражение «Vertere stilum» — «перевертывать стиль» — стирать — означает писать хорошим, тщательно обработанным языком.

Забывая прежнего покупателя, работорговец бросился вперед и, опустившись на колени, поцеловал край сенаторской тоги. Сановник остановился, равнодушно посмотрел на благоговейно-подобострастное лицо и подошел ближе к колоннаде, где была раскинута палатка торговца. Кланяясь, пересыпая речь льстивыми словами, тот стал показывать самое лучшее из своего товара — юношу с острова Самофраки, настолько же замечательного своей красотой, как и умением составлять стихи и петь под аккомпанемент лютни; старого плешивого сирийца с редкой бородкой и хитрым лицом — опытного врача, учившегося целебному искусству у одного египетского ученого.

Проталкиваясь в толпе, Таргис и Орик прошли мимо нескольких палаток, где сидели и стояли выведенные на продажу рабы — изможденные старики с морщинистыми лицами и потухшими глазами; сильные мужчины, около которых собирались серьезные покупатели, озабоченно советовавшиеся между собой; молодые женщины и девушки, привлекавшие к себе целые толпы зевак, рассматривавших их и обменивавшихся замечаниями и шутками.

Орик внимательно вглядывался в лица и шел дальше вслед за своим проводником, направлявшимся к палатке, перед которой стоял римский сановник, окруженный своей свитой. Толпа здесь не напирала, и шуток не было слышно; зрители, не решаясь подходить ближе, молча смотрели на массивную фигуру покупателя и низкие поклоны торговца.

Вдруг Орик схватил Таргиса за плечо и, протянув руку вперед, почти закричал:

— Смотри, смотри!..

Еле успев удержать своего товарища, инстинктивно ринувшегося вперед, Таргис посмотрел в указанном направлении.

Сенатор, повернувшись, разглядывал молодого скифа с руками, скованными на спине, иссеченной жестокими ударами плети. Ноги раба тоже были закованы, и он полусидел, опустив голову, покрытую шляпой, в знак того, что торговец снимает с себя ответственность за поведение этого раба.

Коротким движением сенатор указал на него. Хозяин попытался объяснить, что скиф недавно попал в плен, и его, несмотря на все старания, еще не удалось укротить. Потом, желая заставить его встать, торговец подбежал к нему и острыми ударами стал хлестать широкие, с выступающими костями плечи, коротко вздрагивавшие под плетью. Послышался сдержанный рычащий крик. На минуту подняв искаженное ненавистью лицо, с рассеченным лбом и оскаленными зубами, скиф попытался сделать прыжок и ударить головой своего истязателя. Но, скованный цепями, он сейчас же упал и остался лежать, не пытаясь закрыться от врезавшейся в тело плети.

— Ситалка… это Ситалка, — лихорадочно повторял Орик, вырывая руки у сдерживавшего его Таргиса.

— Так радуйся, — говорил тот, — мы его нашли и освободим, если ты будешь благоразумен. Но если ты не успокоишься, то погубишь и его и себя. Смотри, на нас уже обращают внимание.

Между тем сенатор сказал что-то подобострастно слушавшему торговцу; тот вместе с тремя рабами римлянина подошел к Ситалке и стал отпирать замок, прикреплявший цепь к колонне.

— Не волнуйся, — продолжал говорить Таргис, — римлянин купил твоего товарища, но это ничего — мы выкупим у него Ситалку или освободим как-нибудь иначе. Только успокойся и не погуби нас всех.