Скиталец. Флибустьерское синее море

Роман сел за свой стол.

– Вспомни, Авель и Каин, брат его.

– Причем они здесь?

– Они оба принесли жертву богу. Жертва Авеля была принята лучше. Каин позавидовал и убил брата. А если кто заглянет, увидит и позавидует. Каин сказал богу, что он не сторож брату своему, не знает, где тот. А ты этим завистникам даже не брат. И сторожить они тебя не будут.

– Так сразу и убьют?

– Убьют, не убьют, но просигналят куда следует. Все чужими руками сделают. Тебе отвечать за то, что дал, мне - за то, что принял.
– Ромка забавлялся.
– Это было одно из первых преступлений. Сейчас ходит Каин, ждет судного дня. Рассмотрение обстоятельств дела отложили.

Они помолчали. Потом Роман спросил:

– Ты ведь не просто пришел. Не чаю попить. Спасибо, что принес кофе, конфеты. Это пригодится.

– Я поговорить хотел. Спросить кое о чем.

– Так спрашивай.

– А ты любые чудеса можешь? С троллейбусом я видел. А может, что другое?

– Другое?
– Задумался Роман.
– Можно и другое. Был такой Фома. Не верил он в воскрешение. Персты в раны Божьи хотел вложить. Отчего мы не верим в чудеса. Обманывали нас много раз. Я и сам не поверил в то, что я - Древний.

– Так ты не с самого начала не знал правду о себе?
– Еще одно открытие.

– Я преемник, аватар Древнего. До времени я и не подозревал ни о чем. Не в один миг я понял сам себя, свои возможности. Даже сейчас. Но есть, что и без этого можно.

Роман поднялся. Подошел к железному ящику.

– Если ты о том, что бы воду в вино превратить, так какое это чудо. У меня здесь спирт медицинский. Без всяких чудес обойтись можно. У меня там пять литров чуда.

– Я, Рома, не о таком чуде.

– А, - Роман явно забавлялся, - что бы ты хотел?

– Не знаю, оживить кого-нибудь.
– Вот и развеется миф о твоем могуществе.

– Это немного сложнее, но можно. Не всегда это возможно, не всегда следует делать. Не стоит судьбу менять.

– Но ты можешь?
– Не выкручивайся, отвечай. Данька не хотел отступать.

– Могу.

– А еще что можешь?

– Я на днях чудо свершил мимоходом. Пойдем, палата здесь есть с несчастливым числом. Тринадцатая. Лежат там двое. Бедолаги. Плохо им было. Поглядишь. С парнями поговоришь, а то вижу, ты сомневаешься.

– Рома. Я не сомневаюсь. Никаких сомнений. Иначе, зачем я подношение принес.
– Ой, Даня, лукавишь.
– "Фома" верил, но перста в раны Иисуса вложить не постеснялся.

Они пошли по коридору. Казенный коридор, окрашен в унылый синий цвет. Тоскливый запах больницы. Ходят медсестры. Ковыляют выздоравливающие больные. Тягостная атмосфера, подумалось Даньке. Палата номер тринадцать.

– Давай зайдем.
– Сказал Роман, и они зашли в палату.

Небольшая, на одно окно. Грязноватое, мутное. Пара тумбочек, вешалка, две кровати. Двое больных. Какой-то особый запах болезни. Беды.

– Рома!
– Обрадовались парни.
– Заходи.

– Ну, как вы, ребята?
– Сразу видно, Роман здесь частый гость, и желанный.

– Хорошо, Рома.
– У ребят в палате отличное настроение.

– Я думал, мамка приедет, ножки мне оттяпают. Она меня домой заберет. А ты все по-другому повернул.

– Ну, а ты? Удохлики! Ты как?
– Спросил Роман у второго.

– Я? Нынче сам до туалета добрел. Бревном лежал, ниже пояса себя не чувствовал. Сегодня и ноги и таз мой, я чувствую. И это, ну, сам знаешь...
– Парень чуть покраснел.
– Утром почувствовал. Это ли не чудо. За мной не едут, ни дядька, ни сеструха. Не нужен им был такой. А я сам приду, на своих ногах. Им некогда, так я время найду. Оно и правильно, у них свои семьи. А еще на такой девчонке женюсь, все завидовать будут.

– Хватит болтать. Посмотрю на вас.
– Роман подошел к постели первого парня, откинул одеяло. Припухшие синие ступни.
– Вот, уходит гангрена. Думаю, к вечеру все в норме будет.

Как же это, думал Даня, такой молодой, полный сил и мог остаться калекой.

– Видишь, Данька, Роман-шаман камлал. И вылечил.

После осмотра больных они вышли из палаты.

– Так ты, Рома, шаман.

– А как я по-другому объясню? Как рассказать. Не поверят. Шаман - это что-то знакомое. В это и поверить можно. Как в воду, что заряжают на расстоянии. Пойдем кофе пить.

Они вернулись в кабинет Романа. Чайник пришлось заново подогревать. Роман выложил конфеты. Достал чашки.

– Разливай, выпьем кофе.

Роман снова спросил:

– Теперь веришь?
– Сам Роман к своему могуществу относился легко и не требовал особого к себе отношения.

– Верю. Я и раньше верил.

– Ой, Даня, не за тем ты пришел. И подношение неспроста принес.
– Роман улыбался.
– Выкладывай, зачем пришел.

– Я хотел попросить.
– Он не знал, как лучше объяснить, что хочет.

– Проси, коль пришел.

– Я хотел попросить насчет отца. Плохо ему, понимаешь, плохо. Может быть, он мог бы на каникулы, хоть на одну неделю вернуться сюда.
– Данька с волнением ждал ответа.

– Навсегда нельзя. Он принадлежит тому миру. На недельку можно. Ничего не случится. Ты просишь, для тебя сделаю. Пусть вернется на неделю. Возьмешь его за руку и приведешь в этот мир.

– А как, Роман?

– Я сказал, возьмешь за руку.
– Рома улыбнулся.
– Когда услышишь звон струны, ответь ей: Роман. Произнесешь, и вы окажетесь на своей улице. Думаю, не замерзните, до дома дойдете. А через неделю назад. Не выдержит он здесь, погибнет. Я пока не стану его здесь оберегать. Не могу. Не проси. Сейчас не могу. И не спрашивай почему, не отвечу. Это дело великого Все-Ничто.

– Хорошо, Рома, спасибо и на этом. Правда, можно?

– Конечно.

– Так я побегу. Ромка. Я побегу!
– Данька соскочил со стула, подпрыгнул. Добежал до двери, оглянулся.
– Ромка, ты молодец. Ты настоящий друг, Ромка.

– Ты погоди бежать, Даня. Ты и отсюда можешь попасть в мир Тортуги. Тебе не обязательно осуществлять перемещение из одной точки. Со временем ты сможешь сам управлять точками входа. Сейчас я помогу тебе.

Капитан вернулся поздно. Он старался быть веселым. Не показывал никому виду, что расстроен. Домочадцы не спрашивали его ни о чем. Не хотели бередить рану.

– Устал я нынче, Жаннетта. Ужинать не стану. Дел на корабле было много.

– Хорошо, капитан.
– Она с трудом удержалась, не подошла к капитану, что бы обнять.

– Пойду я к себе.

– Отец, - сказал Данька, - я к тебе на минутку зайду.

– Заходи.
– Голос усталый, бесцветный.

Они закрылись в комнате капитана.

– Папа, я знаю, кто во всем виноват, - начал Даня.

– Ты о чем, Даня? Никто ни в чем не виноват. Если Мишель не хочет, чья тут вина. Если и виноват кто, так я сам.