Сколько длятся полвека?

Кароль.

Сердечный привет Янеку. Равно как и всей родне, каковую увидишь».

VIII

В Смоленске Сверчевский сошел с поезда, поманил извозчика, тот вытянул вожжами лошаденку.

Штаб и политуправление Белорусского военного округа размещались на улице Реввоенсовета. К серому трехэтажному зданию примыкал недавно законченный кирпичный корпус.

Весной 1928 года стены политуправления и штаба сотрясали острые споры.

Начавшаяся еще четыре года назад военная реформа предполагала переход к единоначалию. Даже ярые приверженцы комиссарства в принципе против него не возражали. Их, однако, смущало — не поспешна ли передача полной власти в руки командира, не умаляет ли это воспитательной и просветительской работы, не усилится ли муштра, не возобладает ли слепое повиновение над сознательным. Эти проблемы обсуждались на все лады.

Первые вопросы, заданные Сверчевскому, касались именно реформы. Он ответил с неожиданной решительностью:

— Полком, дивизией не могут командовать двое. Без единоначалия армия превратится в британский парламент.

На него посмотрели сперва настороженно, вскоре — уважительно. В Смоленск прибыл начальник политуправления РККА Бубнов, затем Ворошилов. Их доводы совпадали с тем, что сказал Сверчевский.

Сам он, однако, не усматривал особой проницательности в своем ответе. Странно было бы считать иначе, прослужив год бок о бок с Горбатовым (неужто Александр Васильевич достоин меньшего доверия, нежели комиссар?), помня бережную уважительность Якира к командным кадрам.

Сверчевский скучал в столовой, ожидая супа. К столику подсели двое, продолжая свой разговор. У обоих «ромбы» в петлицах, по ордену Красного Знамени. С черной бородой–лопатой, Карл догадался, комиссар дивизии. Собеседник с седым бобриком — москвич из инспектирующей группы.

Бородатый нетерпеливо окликнул:

— Товарищ подавальщица!

Девушка по–прежнему не замечала угловой столик.

— Попробуем «официанткой», а? И звучит лучше, — предложил седоволосый.

— Тебе и «офицер» ухо не режет.

— Нисколечко. По мне, неплохо «красный» либо «советский офицер».

— Давай, давай.

Карл задумался: впрямь, что дурного в слове «офицер»? Режет, пожалуй, слух, чернобородый прав: офицер — беляк, враг. Но укрепится армейская дисциплина, пусть будет офицер. Лишь бы барство не полезло, сословная спесь.

Сверчевскому хватало времени для размышлений и сопоставлений. Круг его штабных обязанностей оставался расплывчатым. Он получал то одно задание («спешно подготовьте материал…»), то другое («немедленно езжайте в Бобруйск…»).

Отсутствие определенности сбивало с панталыку. В голову не приходило, что это лишь для него — неопределенность, что она подчинена своей системе. Ему дают освоиться, привыкнуть, втянуться в жизнь округа, штаба, приграничных частей. Чтобы в один прекрасный момент так нагрузить…

А пока, товарищ Сверчевский, вы более или менее свободны. Утром можете заниматься верховой ездой, днем почитывайте окружную газету, загляните и в старые комплекты…

Красноармейцы из хозкоманды до зеркального глянца натирали воском паркет в штабных кабинетах и коридорах, на зеленой дорожке, покрывавшей лестницу, каждые два дня менялись белые чехлы, закрепленные надраенными медными прутьями.

Производила впечатление штабная солидность и чистота, строгость распорядка, перекрещенный ремнями дежурный при шашке у центральных дверей.

Листая в библиотеке подшивку «Красноармейской правды», он наткнулся на стихотворение «Штаб».

По лестницам и коридорам

Движенья шаркающих ног.

Кое–где позвякивают шпоры,

В отрывистых переговорах

Дежурный неизменно строг…

Библиотекарь объяснил: автор — начинающий поэт Александр Твардовский, похоже, талантлив.

Сверчевского, однако, больше заинтересовала заметка о посещении Буденным и-ского кавалерийского полка. «Товарищ Буденный сказал: «Конница имеет свои хорошие заслуги в годы гражданской войны с белогвардейщиной и в будущем по зову советского правительства будет главной силой в защите октябрьских завоеваний»».

Велики заслуги конницы в гражданской войне. Но — главная сила будущей войны?..

Перед направлением в Смоленск Сверчевского вызвали в штаб РККА. Лекции читали Тухачевский, Триандафиллов, профессора военной академии. Смысл их сводился к одному: грядущая война — война моторов. Индустриализация даст армии автомобили, танки, аэропланы. Из этого исходить в обучении войск, в разработке оперативных планов.

Хорошо, Тухачевский, Триандафиллов. Сам–то ты, Карл Сверчевский, заядлый конник, только что расставшийся с кавалерийским полком в Старо–Констаптииове, как думаешь?

Кто–то неслышно вошел в библиотеку, шепотом попросил книги.

Каково твое собственное мнение?

Я убежден: кавалерия сохранит свою силу, но решат моторизация армии, новые виды вооружения…

Тяготясь одиночеством, у себя дома, в небольшой комнатенке, Сверчевский завел белых мышей, приручил. Беспокоился: кто позаботится о мышах, если его пошлют на летние маневры?

Но приехала Нюра с дочерьми, и холостяцкая комната огласилась девчоночьим смехом…

В Белорусском воеппом округе Сверчевский в роли посредника впервые участвовал в больших маневрах: две кавалерийские дивизии, три стрелковые, 33-я территориальная, корпусная артиллерия, авиация, связь, из–под Москвы прибыла танковая часть. Под руководством командующего округом А. И. Егорова проигрывалась «глубокая операция».

В местах, памятных Сверчевскому по 1920 году (мозырские заболоченные леса), развертывались сражения, предвосхищающие будущие. Сейчас он не чувствовал себя новичком — позади гражданская война, академия, штаб кавполка, военно–штабные игры под началом Якира — и взирал на происходящее острокритическим глазом посредника.

Да, части неповоротливы в наступлении, техника новая, а форсируются водные преграды, как в двадцатом, на чем бог пошлет. Укрепления атакуют вяло, успех в оперативной глубине не развивается.