Скопец, сын Неба

Если Иисус обвинялся в богохульстве (а в чем же еще?), то вполне понятно, почему против него не могли найти свидетелей. Подобный свидетель сам станет богохульником. Такие дела Синедрион всегда рассматривал при закрытых дверях. Церковь тоже судила еретиков не публично, а вот сжигала она их в назидание всем на площадях. Поэтому все, что сообщают евангелисты об этом суде, следует полностью отнести к их фантазии, равно как и разговор Иисуса с Пилатом. Об этом мог бы поведать только сам Пилат, но вряд ли римский прокуратор общался с галилейскими рыбаками. Они знали об этом не больше, чем мы.

По закону Моисея за богохульство была только одна кара – смерть. Почему же Синедрион не казнил Иисуса? Зачем Верховному Жрецу Яхве понадобилось подвергать себя такому унижению: просить римского суда у идолопоклонника, оккупанта и антисемита Пилата? Что-то произошло на этом суде, после чего для Каифы стало принципиально важным, чтобы Иисус умер именно от руки этого ненавистного ему римлянина. И, угрожая отправить в Рим жалобу на казнокрадство прокуратора, он своего добился. Ответная месть Пилата свелась лишь к тому, что он приказал написать на кресте Иисуса оскорбительный для евреев комментарий: Царь иудейский. Разительным контрастом к этой надписи является известное мнение Талмуда: Иисус не был евреем, Мария родила его от сирийца по имени Пандера. Сыну блудницы нет места в народе Израиля.

Так был ли Иисус гностиком? Иудаистом он точно не был. Не был он связан и с ессеями (хасидами), поскольку Кумранская община была монастырской версией фарисейского учения Гиллеля и Шаммая. А Иисус, как следует из Евангелий, терпеть не мог фарисеев с их доктриной бессмертной души и Страшным судом. Само название «ессей» есть искажение от Хесседека – Праведника. По сути, им и должен быть Мессия – Помазанник. Эти люди почитали Яхве-Творца, проводили жизнь в постах и молитвах, и носили на поясе лопатку, чтобы закапывать свои экскременты, ибо Всевышнему противна мерзость человеческая (Иосиф Флавий).

Конечно, ничего в этой истории уже нельзя доказать. Да и нужно ли? Остается только предполагать. Я полагаю, что Иисус был гностиком, но не в смысле того мистического гностицизма, который возник вместе с христианством в 1-2 веках. Это учение с его Эонами – детский лепет античности. Исторически его выводят из зороастризма. А там главное – неотвратимый дуализм добра и зла. Из этого пессимизма и возникли гностические школы Валентина, Василида, Карпократа, архонтиков, каинитов, валезиан и вообще все суицидальные секты средневековых катаров, альбигойцев, хлыстов вплоть до нынешних самосжигателей (даже если они сами не догадываются об этом).

Некогда, задолго до Иисуса, в храме Артемиды в Эфесе хранилась книга Гераклита «О природе». С нее и начался эллинистический гностицизм, учение о Софии как высшем мире и Логосе как низшем. Продолжателями этого учения были стоики с их учением об Огне (Святом Духе?), телом которого является Космос (Царство Небесное?). Именно в этом смысле я называю Иисуса гностиком, и этот эллинистический гностицизм имеет весьма отдаленное отношение к иудео-христианскому гностицизму, чья метафизика Эонов очень похожа на древо Сфирот в Каббале. В Эфесе невежественный левит Иоанн и подхватил идею Логоса, который он ассоциировал с Сыном Божьим. С точки зрения гностицизма вышло очень глупо и смешно. Но гностики поплатились за свое ученое высокомерие. Нам от них почти ничего не осталось. Их книги сгорели в церковных аутодафе. Тем не менее эта Церковь почему-то воздвигла храм Софии в Византии.

Библеисты, обсуждая историчность Иисуса, часто говорят, что его современник Филон, будучи сам евреем, ни словом не упомянул об этом человеке. Во-первых, эта история вовсе не была такой уж шумной, как принято ее представлять, хотя знаменитый теолог Филон скорее всего не пропускал ни одну Пасху в Иерусалиме. Во-вторых, Филон ненавидел гностиков, которые «с помощью какого-то Неба низвергают Творца и его мироздание» («О потомках надменного Каина»). А в-третьих, зачем александрийскому раввину вспоминать богохульника?

 Именно о Царстве Небесном говорил Иисус. А Святой Дух – и есть София. И этот Дух Иисус ставил выше себя, когда говорил: «Простится хула на сына человеческого (меня), но не простится хула на Духа Святого». Это непрощение не подразумевает фарисейский ад. Не простится дурак и умрет дураком. Но прежде этот дурак распнет меня. Я сам подставлю ему щеку. У скопца впереди только Царство Небесное! Что ему терять? Ни отца, ни матери, ни жены, ни детей, ни дома, ни бога, ни черта. Только свобода! И смерть освобождает от последнего – от себя самого.

Иисус – не Сын Божий. Правы иудаисты и мусульмане: это - мерзость. Он – сын Неба. Дело тут даже не в том, что бог-элои и небо– шам’аим созвучны, а в том, что для древнего человека небо было священным. Сын Бога и сын Неба могли восприниматься им как синонимы. Но Сын Бога – исключение из правил, а сын Неба – это один из сынов человеческих, которым может стать каждый. В этом смысл благой вести. Что благого в вести о Страшном суде, согласно которому всех следует отправить в ад, ибо «без греха только Бог»?

Синекдоха (др.-греч. συνεκδοχή) – выражение большего через меньшее, замена слова, обозначающего известный предмет или группу предметов, словом, обозначающим часть названного предмета или единичный предмет; отсюда и латинское наименование этого тропа – pars pro toto (часть взамен целого). Язык философии, если упрощать его для образности, становится синекдохическим. И вот Иисус произносит одну из таких синекдох: «Должно вам родиться заново». Ведь сам он переродился: он был одним из сынов человеческих и стал одним из сынов Неба. Но эта фигура речи вызывает у галилейских рыбаков, привыкших пользоваться языком по его прямому бытовому назначению, лишь недоумение. Разве возможно человеку вновь войти в материнское лоно? – вопрошают апостолы. Иисус им что-то объясняет в своем словоупотреблении (поскольку эти рыбаки «как дети»: им играют на свирели, – они не радуются, им поют песни, – они не плачут). Но результатом всего этого смыслового одиночества Мессии (ведь «мысль изреченная есть ложь», а глас вопиющего в пустыне – это крик отчаяния в глухом мире) становятся лишь два христианских мифа: о непорочном зачатии Сына Божьего, который родился не так как все, и о Царстве Небесном, в котором праведники родятся вновь для вечной жизни.

Что касается первого мифа, то практика обожествления некоторых личностей была широко распространена в античном мире. Напомню лишь самые известные: фараон Эхнатон, сын бога Атона, Александр Македонский, сын Зевса и Роксаны, император Август, сын Юпитера. А еще по этому миру бродила армия шарлатанов - потомков блудливого пантеона. Из глубочайшей симпатии к Иисусу (не хочу использовать искалеченное слово «любовь») я отказываюсь верить, что он причастен к этой пошлой выдумке.

Очевидно, Иисус выступал с речами в вызывающей манере. Марк и Матфей сообщают, что в родном Назарете Иисуса чуть не сбросили в ущелье, а в Капернауме его хотели побить камнями. Были у него конфликты в Хоразине, в Вифсаиде, после которых родилась надменная фраза: «не давайте святыню псам». В Храме было сказано что-то ужасное. Это – самоубийство. А потом последний выкрик на кресте: Небо, Небо, зачем я был здесь?

Они так ничего и не поняли. И через семь недель шабуота на пятидесятницу было состряпано христианство, по сути своей абсолютно фарисейское. В номинальном смысле это слово подразумевает учение о бессмертной душе и загробной жизни, которого не было в Торе Моисея. Знаменитая скорбь Соломона заключается именно в том, что саддукеи не признавали загробный мир. Поэтому «участь человека и участь скота – одна участь». Христианство было теологическим продолжением фарисейства. А первым епископом Иерусалимской церкви стал нашрит Иамес, тот самый родной брат Иисуса, который вместе со всем святым семейством считал его бесноватым. Надо полагать, именно этим вызваны его горькие фразы: «Враги человека – домашние его» и «Нет пророку чести в своем отечестве».