Скопец, сын Неба

– Трудно же человеку оставить прекрасные места. Правда, учитель?
– вслух рассуждает он.

– Трудно, Иоанн. Тем более трудно, что вместе с человеком часто живут в этих местах близкие его, которым вовсе не хочется покидать их и выходить на дорогу. Ведь недаром они получили свои места, чтобы расстаться с ними запросто. Но кто не оставит отца и мать своих, и брата, и жену свою ради Царства Небесного, тот мертв для Духа Святого. Первые враги человека - домашние его. И не простится им хула на Духа Святого, ибо, когда ты берешь посох свой и суму, чтобы идти, а они говорят: это безумие, - безумным они называют то, что их породило. Дух Святой! Всякая душа происходит из Духа, но не помнит и не может помнить об этом. Когда-нибудь я расскажу тебе, почему. А пока помни одно: немногие похвалят тебя за праведный выбор, но многие осудят. И первыми будут твои родные. Вовек им не простится это! - добавляет Иисус.

И на лице его проступает холодное, упрямое выражение, которое Иоанну уже довелось видеть несколько раз. Он понимает, что последняя фраза относится уже не к метафизической доктрине, а к личным высказываниям Иисуса, направленным против его младшего брата Иамеса. Иоанну становится даже неловко от своей догадливости и вообще от воспоминаний о сцене разлада Иисуса со своей семьей в Назарете, невольным свидетелем которой он стал. Именно такое холодное, упрямое лицо было тогда у Иисуса. Юноша понимает, что его возлюбленный учитель ранен этой историей в самое сердце, но ему уже хватает чуткости не трогать эту рану. Та же деликатность не позволяет ему пересказать учителю сцену своего собственного расставания с отцом сегодняшним утром. Он сказал, что его отец был недоволен желанием Иоанна пойти с Иисусом, но это была ложь. Зеведей пришел в ярость от этой новости. Когда сын в максимально уклончивой форме заявил отцу, что хочет всего лишь посмотреть Галилею вместе с Иисусом, отец побагровел. Он затопал бы ногами, если бы они не были у него опухшими от водянки. Тем сильнее был его гнев, нашедший себе выход в крике. Иоанн испугался, что его отца хватит удар, и одновременно почувствовал раздражение против тирании семейных уз. Если ты поступишь по-своему, твоим близким будет плохо, и поэтому ты должен жить по их правилам. Но ведь это твоя жизнь! Иоанн чтит сыновний долг, но он против сыновнего рабства.

Судья Зеведей невзлюбил Иисуса с того дня, как тот появился в Назарете после многих лет странствий. Ведь Зеведей чуть не погубил учителя, и это стало первым ударом по сыновним чувствам Иоанна. До тех пор он лишь мысленно не соглашался с отцом, в тот день он его осудил сердцем.

А сегодня утром Зеведей тоже назвал Иисуса безумцем.

– Ты хочешь идти к погибели за этим безумцем? - кричал в бешенстве он.- За этим безумным, который набрался ереси у язычников! Он ослепил тебя звонкими фразами. Когда слепой ведет слепого, оба упадут в яму. Я запрещаю тебе идти с этим плотничьим отродьем!

Рядом стоял старший брат Иоанна Иаков, и был согласен с отцом. Он осуждающе молча. На его лице словно была написана пятая заповедь Моисея: почитай отца и мать своих.

А судья продолжал:

– Мой сын превратился в дурака. Опозорил меня на свадьбе. А теперь хочет позорить еще дальше. Я не для того тебя родил и вырастил, чтобы отдать на погибель какому-то прощелыге!

Иоанн хлопнул дверью. Нашел Иисуса и напросился в спутники. “А как же твой отец?” - спросил учитель. Он соврал. Иисус все понял и лишь сказал, глядя с улыбкой в глаза Иоанну:

– Человек делает свой выбор, даже когда ничего не выбирает. Ты сделал свой выбор.

И вот теперь, шагая по избранному им пути, юноша со вздохом повторяет:

– Да, трудно человеку покинуть обжитые места.

Холодное упрямство на лице Иисуса сменилось уже его обычным печально-ласковым выражением, которое и околдовало юношу своим одиночеством.

– Странность, мой мальчик, в том, - продолжает разговор Иисус,- что человек не всегда выбирает, как ты говоришь, прекрасные места и обживает их. Некоторые места тебе совсем не понравились бы, ибо человек порою сходит с дороги не в садах, а в пустынях.

– А пустыни тоже есть! - живо отзывается Иоанн и тут же добавляет к своему воображаемому пейзажу безжизненные пески. - Но кто же предпочтет дворцу пустыню?

– Есть и такие.

– А ты знаешь этих странных людей?

– Да, - коротко отвечает Иисус и бросает взгляд на своего спутника слева. - Знаю одного.

Иуда ловит этот взгляд, покашливает, но отмалчивается.

Иоанн не замечает их бессловесного диалога.

– Может быть, это Иохонан Креститель? - задумчиво спрашивает он.
– Он живет в пустыне и очищает людей в Иордане.

– Он тоже.

– А кто еще?

– Чтобы жить в пустыне, совсем не обязательно уходить в настоящую пустыню. Иногда человек создает её вокруг себя. Живущий с тобой по соседству может быть из этой пустыни.

– А ты из пустыни? - простодушно вопрошает юноша.

– Я тот, кто идет по дороге к Царству Небесному. Всякий сошедший с дороги становится мертв для Духа и сошедший в пустыне - тоже. Но ему воскреснуть легче других. Он - уже один. Его никто не удерживает там, а пустыня сама гонит прочь. Ты прав, Иохонан Креститель из пустыни, как и все пророки до него. Заслуга его в том, что он сошел с дороги не в садах, а во мрачном месте. И голос его - голос кричащего в пустыне. Но тому, кто идет по дороге, заслуга еще больше. Он наследует Небо. Со мной ли ты, Иоанн?

– C тобой, учитель! - горячо отзывается юноша.

Он не замечает скептического взгляда Иуды в свою сторону, увлеченный новой игрой: теперь он будет смотреть на каждого встречного новым взглядом, разгадывая место его душевного пребывания. Как назло вокруг нет ни души. И тогда первым объектом своего исследования он решает сделать их третьего спутника. Он чуть отстает от группы, чтобы взглянуть на Иуду сквозь приобретенную им волшебную призму. Хромой, старый, нелюдимый. Он точно не из дворца. Смешно воображать его посреди цветущего сада срывающим плоды жизни или лежащим на лугу со свирелью и венком на лысой голове. Не хочется помещать его и в пустыню. Из слов учителя Иоанн понял, что пустыня - самое престижное место. От нее рукой подать до Царства Небесного.

– А пещеры вдоль дороги есть? - обращается он к Иисусу.

– Есть все, что можешь вообразить.

Значит, Иуда - из пещеры, удовлетворенно решает Иоанн. И денежный ящик у него как пещера, в которой он хранит свои сокровища. Юноша весьма доволен своим умозаключением.

А кто же он сам? О, тут нет сомнений! Он, как и возлюбленный учитель, идет по дороге к Небесному Храму. Иоанн вдыхает полной грудью осенний воздух и оглядывается по сторонам. Вокруг по-прежнему Галилейские холмы. Как хорошо, когда знаешь куда идешь. Впереди Царство Небесное. Он ровняет шаг, чтобы идти в ногу с Иисусом как одно целое. Где хромому Иуде так идти!

– Я люблю дороги, - философски изрекает Иоанн.

– И не одни дороги, похоже, - подшучивает Иисус. - Вчера мы слышали замечательную речь в защиту любви.

Юноша мгновенно смущается. Он ловит беззвучную усмешку Иуды и начинает сердиться. Что позволительно Иисусу, не позволительно Иуде: смеяться над ним. На вчерашней свадьбе он, конечно, оплошал, почти опозорился, но именно учитель пришел к нему на помощь, совершив для него маленькое чудо. Именно так. По-другому это не назовешь - маленькое чудо в Кане Галилейской…

Чудо. Чудеса. Это то, чего больше всего желает душа Иоанна. Он живет в постоянном ожидании чуда, его сердце открыто для всего необыкновенного. Говорят, самое лучшее в празднике - его предвкушение. Это тем более справедливо для чуда, которое не привязано к месту и времени. Чудо большей частью состоит из ожидания чуда. Когда живешь в готовности увидеть его, оно, в конце концов, совершается.

Вот дорога, по которой они сейчас идут. Все холмы и холмы. Но там впереди она поворачивает на север и скрывается из виду. Что ждет Иоанна за поворотом? Почему бы там не оказаться чуду? Вдруг там обнаружатся люди с конскими ногами или кони с человеческими телами? Он слышал о таких существах, о них пишут в греческих книгах. Разумный человек испугался бы такой встречи с чудовищами, но ожидание чуда, за которым стоит безусловная любовь к себе и к этому миру, придает человеку бесстрашие. Вот что лежит в основе чуда - любовь. Кто недостаточно любит себя в этом мире и этот мир в себе, тот не удостоится чуда. Ведь чудо должно содержать в себе что-то непривычное, странное, невероятное. Страхом его можно только испортить. Когда Яхве заговорил с Моисеем из горящего куста громовым голосом, Моисей не бросился бежать вниз с горы и не сорвал тем самым торжественную встречу с Творцом. Моисей любил Бога, любил себя и свой народ, и Господь открылся ему за его любовь. Также и Иезекииль, когда явились ему ангелы - четырехкрылые и четырехликие, горящие как угли и снующие на колесах как молнии, пророк не превратился от ужаса в соляной столб, подобно жене Лота, которая без любви взглянула на гнев Господень и осудила в сердце своем Божью жестокость. Нет, Иезекииль выслушал долгие наставления Бога и записал их в свою книгу. Любовь дала ему силы на это.