Скопец, сын Неба

– Да, опасно.

– Но ведь вы плаваете!

– Ну, я, - Петр задумывается.
– Отец мой плавал, дед плавал, вот и я плаваю. Мы привыкли к этому.

– И я привыкну.

– Ты привыкнешь, а вот твоя мать - нет. Так, Марфа?

– Спасибо, Петр, - называет она его непривычным ей прозвищем и переводит строгий взгляд на сына.
– Никаких парусов.

Иосиф покорно кивает головой. Он никогда не видел моря, в котором погиб его отец, и его тянет к морю, как Марию - на могилу брата. Петр продолжает бессознательно следить за руками Марфы, он видит ее разрумянившееся от работы лицо, капли пота на ее лбу от жары печи. Ему нравятся ямочки на ее обнаженных локтях, ее сильные пальцы в муке, ее широкий стан, ее запах. Никогда Цилла не вызывала у него таких чувств, он лишь умилялся и жалел эту крохотную, беззащитную женщину-ребенка, с которой в конце концов так нехорошо расстался. Марфа же подобна ему: статная, крепкая как кариатида, которой не нужны защита и умиление, но только достойный мужчина. Петр чувствует, что ему лучше убраться от греха подальше. Он помнит фразу Иисуса о том, что прелюбодейство начинается с взгляда.

– Давай я сделаю тебе лодку из дощечки, - предлагает он Иосифу, - поставим на нее парус, и будешь пускать ее в чане с водой или в ручье. Хочешь?

– Хочу.

– Тогда поищи какую-нибудь дощечку.

Петр принимается за работу. Вооружившись ножом, он обрабатывает кусок дерева, придавая ему форму лодки, строгает мачту из щепки.

Все гости предоставлены самим себе. Иисус по-прежнему сидит с Марией и о чем-то отечески с ней говорит. Так он раньше говорил с Иоанном, но теперь Иоанн, чувствуя себя лишним, уходит с Иаковым, Андреем и Симоном кананитом в дом на отдых. Матфей устроился на углу стола с подарочным свитком Геродота и погружен в чтение. Братья-близнецы с бар-Толомеи заняли дворовое ложе и там продолжают обсуждать смерть Иохонана и судьбу их общины. Иуда куда-то исчез.

Марфа раскатывает тесто, варит похлебку, готовит закуски. Она не успевает за всем усмотреть и в сердцах поворачивается к столу.

– Иисус, или тебе нет нужды, что я тут разрываюсь у печи, а Мария беседует с тобою? Пусть встанет и поможет мне.

– Марфа, Марфа, - улыбается Иисус, - о многом ты хлопочешь, а нужно мало. Все хочешь успеть, а не успеешь.

– Разве я для себя хлопочу?
– сердится она.
– Я для всех стараюсь.

– Набирает себе человек забот, будто кто его заставляет, а потом сердится. Присядь и ты.

– А обед сам сварится? А хлеб сам испечется?

Петр оставляет свое новое ремесло и прислушивается к их разговору. Он согласен с Марфой. Мальчишка теребит его за рукав.

– Принеси кусок холстины на парус, - шепчет он ему и продолжает слушать.

– Именно так думает человек, добровольно взвалив на себя ношу, - говорит меж тем Иисус.- Никто не принуждал его к этому, но он, сделав это по собственному желанию, хочет, чтобы и его близкие поступили так же.

– Это справедливо, - возражает ему женщина.

– Справедливо? Дело в том, что чем тяжелее ноша человека, тем больше он хочет справедливости. Но знаешь, Марфа, иногда человеку достается такая ноша, которую другим просто не унести. Несет такой человек свой груз и молчит. А если бы захотел справедливости, то придавил бы насмерть другого своим грузом. Вот и вышла бы его справедливость смертью. Кому много дано, Марфа, с того много спросится.

– С тобою, Иисус, невозможно спорить! - сердится женщина. - Ты простое превращаешь в сложное. Тебя послушать, так одному и делать ничего не надо, а другому мучиться за всех.

– Так оно и происходит в мире, - печально заключает он.

– Я лишь знаю, что человек жертвует собою ради ближних. И было бы хорошо, если бы они тоже чем-то жертвовали, - она строго смотрит на младшую сестру, и Мария виновато встает.

– Знала бы ты еще, Марфа, - добавляет Иисус, - что от жертвы до тирании один шаг. И человеку, который жертвует собою ради других, очень часто хочется, чтобы эти другие в свою очередь тоже многим пожертвовали ради него. Помнишь слова: не жертвы хочу, но милости? В этом свобода.

Марфа разводит руками. Ну как тут спорить? Иисус очаровал Лазаря своими парадоксальными высказываниями, а теперь и Мария смотрит на него влюбленными глазами.

– Хорошо, не нужно мне помогать, - смиряется она.
– Как-нибудь управлюсь.

– Зачем же?
– Опять становится легкомысленным Иисус. - Мы все тебе поможем. Приказывай, хозяйка, что делать.

Он встает из-за стола.

– Да ладно уж! Справлюсь сама.

– Ах, Марфа, хорошая ты женщина. Лазарь тобою всегда гордился.

– Спасибо, Иисус, - растроганно отвечает она.

– Давай, Мария поможем твоей сестре. Она уж сбилась с ног. Говори, что делать. Вот эти блюда поставить на стол?

Готовая недавно всплакнуть от обиды, Марфа уже смеется.

– Где это видано, чтобы гости накрывали хозяевам стол?

– Нечего. Я накрою.

Иисус берет тарелки с закусками и несет их к столу.

– Все, Иисус. Мы сами управимся, - благодарит его женщина.

Матфей на углу стола тоже становится свидетелем этой сцены и в очередной раз восхищается искусством Иисуса ладить с самыми разными людьми. Он нравится старикам, мытарям, блудницам и малым детям. Он мог бы поладить с любым человеком, если бы захотел этого. Даже рабы с таким талантом становятся вольноотпущенниками и достигают высочайших должностей, делая стремительные карьеры на своем умении нравиться людям. Вот только Иисус, похоже, хочет ладить с людьми все реже и реже.

Петр с улыбкой смотрит на состоявшееся примирение. Он полностью солидарен с речами Марфы. Они даже думают одинаково. Ведь его тоже беспокоило и беспокоит общественное значение идей Иисуса. На холме у озера он сказал ему об этом же. Если все станут такими, как ты, то мир погибнет. И как же ему ответил Иисус? “Что тебе за печаль до мира? Оставь миру его, а себе возьми свое”. Иосиф приносит ему кусок холста, и Петр возвращается к детскому кораблику. Мария помогает Марфе, а Иисус выходит со двора на улицу. Рыбак насаживает парус на рею и крепит ее к мачте ниткой, вытянутой из холста. Он протягивает готовое судно восхищенному Иосифу. Мальчик тянет его за собой к чану за кухней, и вдвоем они спускают корабль на воду.

– Теперь подуй на него.

Иосиф изображает ветер, и маленькое судно скользит по водной ряби.

– Ну, вот ты и поплыл, - заключает Петр.

Ему хочется выйти вслед за Иисусом, найти его и спросить прямо: “Учитель, завтра мы войдем в Иерусалим. Что же будет дальше? Что делать нам? Ведь мы пришли сюда не для того, чтобы съесть пасхального ягненка. Ты уже несколько раз говорил о смерти, как любят делать это старики. Зачем ты все время вспоминаешь о смерти?” Он уже собирается идти, но его опережает Мария. Старшая сестра, видя ее рассеянность и печаль, отпускает ее от печи, и девушка прямиком отправляется вслед за Иисусом.

– Тебе правда не нужна моя помощь? - спрашивает она еще раз.

– Ладно уж, - отвечает Марфа. - Иди к своему учителю.

Мария исчезает за воротами.

Петр, идущий к воротам от чана, останавливается на половине пути к ним, как раз возле кухни. Он смотрит на уткнувшегося в свиток Матфея, на трех ессеев, занявших ложе, и поворачивается в нерешительности к печи.

– Марфа, тебе помочь?
– предлагает он свои услуги ей.

– Помоги, - неуверенно соглашается она, и у нее вдруг пересыхает горло.